Я кивнула и пояснила, что мне надо к Фелиции Кори. Мы с ней вроде немного подружились и частенько по утрам обменивались местными сплетнями. В качестве информационного агентства она была незаменима. Если какой-нибудь шпион решит однажды собрать все городские новости за сутки, то ему просто следует обратится к этой недоучившейся волшебнице. Фил расскажет ему все от «а» до «я», а за отдельную плату еще и в лицах покажет какую-нибудь смешную историю. Будучи торговкой самой разнообразной всячиной, девушку посещали весьма забавные кадры, каких только можно было сыскать в Вергене. А еще она торговала книгами — уверена, что благодаря нашим не крепким, но вполне позитивным отношениям, мне достанется что-нибудь интересное с солидной скидкой.
— Тогда советую почитать «Maladie*», очень интересная книга. Помню, когда был еще совсем юнцом, очень любил скоротать с ней вечерок у костра, — ностальгически произнес эльф. Я присела рядом с ним и принялась засовывать ноги в сапоги. Носок, тот, что не мой, упорно соскальзывал, не хотел удобно ложиться, забиваясь в самые разные уголки внутреннего пространства обувки и горя желанием натереть пятку. Это была война, которую я не могла проиграть. Блицкриг на сапог.
— Я не знаю Старшей Речи, — я вздохнула, остервенело обматывая свободный край носка на манер портянок. — А в переводе, наверное, будет не то. Нет обычно у пересказчиков той экспрессии и богатого языка, который дает нам оригинал.
— Да, скорее всего. У нас есть слишком много слов, которые вы никогда не сможете перевести, — эльф смотрел на мои попытки, откровенно потешаясь. Смущение у него улетучилось. Еще немного и я стану для него «своим парнем», и он пригласит меня на рыбалку с пивом да проститутками. У всех мужчин проблемы с носками. Даже у Локи они были — царственная особа не могла носить одни носки два дня, а если ему приходилось одевать два носка разного цвета, то это и вовсе был кошмар, грозящий перерасти в бурю. Элеас продолжил: — Это слишком сложно для вашего понимания. Вы, Dhʼoine, любите всему давать простые названия, не вдаваясь в суть. Вам кажется, что одно слово может заменить десятки других.
— У меня тоже есть много слов, которые вы никогда не сможете перевести, — попыталась я сбить спесь с возгордившегося своей расой эльфа. Эта их национальная идея о том, что Старший Народ превосходит нас во всем — порядком заезженная пластинка. В своих глазах, остроухие видятся себе чуть ли не посланцами бога на земле, придумавшие и принесшие отвратительным обезьянообразным дикарям культуру, науку и религию, которые мы, неблагодарные животные, отобрали и присвоили. На деле же вся эта узколицая братия — народ, наиболее подверженный болезни «исключительности нации» ибо для них это единственный способ нести в массы разговоры о том, как они восхитительны и прекрасны. И не важно, что слова расходятся с делом. Главное — это донести грязному обывателю их высокопарную мысль о превосходстве над, не так давно эволюционировавшим от неандертальцев, человечеством.
— Да? — с интересом спросил эльф, откровенно вкладывая в голос свое неверие в мои слова. — Например?
— Mamihlapinatapai, — попыталась с первого раза выговорить я, что не всегда удавалось. Строго говоря, это не совсем местное слово и даже не из словаря русского языка, но ведь эльф этого не знает, так что тс-с-с-с. — Оно означает взгляд между двумя людьми, в котором выражается желание каждого, что другой станет инициатором того, чего хотят оба, но ни один не хочет быть первым. Например, ты и я идем по полю. Вдруг перед нами появляются разбойники-новички. Им страшно напасть, но вроде как уже пора бы хотя бы попросить закурить. И я, и ты, и они знаем, зачем мы здесь сегодня собрались. И думаем мы с тобой о том, чтобы напасть самостоятельно, раньше, идя, так сказать, на опережение. Но обоих терзают сомнения — может ребятки просто проходили мимо и подстерегают совсем других жертв? Тогда наша атака бессмысленна, только время зря потратим. И вроде каждый жаждет уже надавать по кумполу, оба ждут того, что его друг начнет махать саблей первым. Поэтому, в результате и возникает этот самый «Mamihlapinatapai».
— Ужасный пример, — Элеас с улыбкой покачал головой. — Я пойду с тобой на рынок. Можно?
Пока мы шли — обсуждали преимущества наших языков. Элеас восхвалял свою Старшую Речь, мне же пришлось ограничится Всеобщим. О существовании Великого и Могучего эльфу было еще слишком рано знать. Молодой боец утверждал о своем родном, мол, он более певуч и красив. Я говорила, что у нас тоже есть прекрасные, нежные слова. Например — телятинка. Звучит вполне ласково, если отбросить смысл. Тогда эльф заявил, что у нас слишком много матерных слов. Я поделилась своими знаниями в ругательствах Старшей Речи — единственное, что я хорошо запомнила и могла бы рассказать даже если меня ввергнуть в кому. Главным же аргументом эльфа стало служить то, что его язык гораздо сложнее. Более тяжелое словообразование, грамматика и изменение по числам, и падежам, интонация. Тогда я начала протестовать, что это самое отвратительно в Старшей Речи. Язык должен легко усваиваться. На что мне ответили, что Dhʼoine и не должны хорошо понимать Hen Llinge, не доросли еще.
— Я тоже Dhʼoine, — резко возразила я. Это слово казалось уж больно уничижительным — во рту отдавало какой-то пакостью. Может, тут дело как-раз-таки в хваленой интонации, с которой эльфы его произносят. Блохастая собака на их языке звучит гораздо приятнее.
— Ты не совсем обычная Dhʼoine, — Элеас улыбнулся. От моего возмущения сразу и след простыл — такой искренней и приятной показалась его улыбка. Она поднимала настроение своей теплотой. — Ты дружишь с ведьмаком, на равных общаешься и с эльфом, и с краснолюдом. Даже суккуба, — тут он немного помрачнел, — ты пожалела. Обычные люди так не делают. Хотя, может дело в том, что ты иностранка. Твоя родина очень далеко, я прав?
Ты даже не представляешь, насколько. На карте ее не отыскать, тут нужен другой глобус. А вероятно, и карта другой галактики. Можно, конечно, попробовать сориентироваться и порыскать на ночном небе, но я не уверена, что наше Солнце отсюда видно — оно ведь маленькое, в сравнении со многими другими звездами, и его свет сюда может не долетать. Надо бы как-нибудь попробовать стать астрономом на ночь, запастись трубой и разыскать родные пенаты, что бы было потом куда ностальгически смотреть, томно вздыхая и причитая в стиле Сигерима: «Да что ж ты будешь делать, ох-хо-хох.»
— Я вроде бы даже говорю без акцента, — разочарованно выдохнула я. — А все всё равно догадываются. У меня на лбу написано или Геральт просто предупреждает всех заранее, что бы люди могли смотреть сквозь пальцы на неадекватные действия и не пытаться сдать на принудительное лечение?
— У тебя не совсем обычная внешность, — он кивнул на темные концы волос, остатки черной краски. — Другой образ мысли, и, как следствие, не совсем обычные поступки. Ни один человек не полез бы просто предупредить Йорвета в самое сердце территории скояʼтаэлей. А ты пошла…
— Тогда, в благодарность, твой командир мог бы хоть раз послушаться, — я снова вспомнила о суккубе. — В конце концов, если бы не я, Лето бы его просто убил и закопал в лесу. И остаё-ё-ётся только тёмно-серы-ы-ы-ый/ Кусок промокшей, вздувшейся фанеры-ы-ы/ И никакой фамили-и-и-и на ней, * — я начала напевать, растягивая слова и ужасно фальшивя совершенно нарочно.
— Йорвет больше сотни лет командует Aen Seidhe. У него был свой отряд, когда моя мама еще только узнала, что у нее родится сын. При этом со своей работой он управляется весьма успешно, — Элеас, видимо, командира очень любил и попытался его защитить от нападок. — Он просто не привык, когда ему указывают. Особенно девушки.
— Саския же указывает, — попыталась я поспорить. Саския девушка, дхойне и куча других страшных слов для лидера белок, но все как-то упускают это из виду.
— Ты — не Саския, — спокойно ответил собеседник. Увидев, что я нахмурилась, он поспешил вставить: — Я не хотел тебя обидеть, я просто хочу сказать, что она дает нам новую надежду на то, что наша борьба не прошла зря. И еще Йорвет давно… ну, мне кажется, что он к ней неровно дышит. Она красавица и грудь на месте, — он на секунду осекся и быстро добавил: — Ты тоже очень красивая.
