— Смотри, Верноссиэль, — он поднял блесточку к лицу эльфийки. — Изумруд, в золотой оправе, да еще и мелкими алмазами по кайме отделали…
— Я же говорила, в доме побольше и водится что-то получше, чем малахитовые кольца, — прошипела женщина. Она поставила ногу на грудь Мирке, с силой наступая на ребра: — Что еще у вас тут имеется?
— Ничего, — едва шевеля губами, отозвалась пленница.
— Врешь! — с неподдельной радостью ответила Верноссиэль и с размаху ударила ногой девушке по животу. — Отвечай.
— Оставь ее уже, — откуда-то сбоку раздался третий голос. — Она в печке ковырялась — там и поищи.
Эльфы кинулись к поддувалу и извлекли обратно все припрятанные драгоценности. Один, самый спокойный, проверял их на подлинность и сразу же выдавал из чего была сделана та или иная вещь. Думая, что за ней никто не следит, Мирка попыталась незаметно отползти в сторону, за что получила новый удар — теперь в грудь.
— Врешь, не уйдешь! — над ней склонился еще один эльф. Сколько же их тут. — Где еще прятала ценности?
— Не прятала больше, — стала оправдываться девушка. — Только вот это и все, — вновь удар, словно ей дали оглоблей по животу. — Хватит, пожалуйста…
— Caelm, evellienn! Да что ж вы к девчонке пристали? — вновь раздался голос со стороны. — Посмотри, нам и этого добра хватит, пожалуй, на долго.
— A dʼyeabl aep arse! И что мне теперь, кланяться перед ней? — огрызнулась Верноссиэль. — Или может сплясать, поклониться и отпустить с миром на все четыре стороны? Ты посмотри на нее, — эльфийка схватила Мирку за волосы, приподнимая и доставляя жуткую боль: — Седрик, это не просто девчонка! Это будущая женщина, мать! Она наплодит кучу себе подобных… dhʼoine. И потом они придут грабить тебя, убивать тебя и твоих братьев.
— Вот именно, будущая мать, — согласился Седрик. — Ключевое слово БУДУЩАЯ, Верноссиэль. Перед нами молодая девушка, способная не только рожать, но и выполнять примитивную работу. Ты помнишь приказ Йорвета? Убивать всех мужчин, а вот некоторых женщин нужно отвести в лагерь. Там не хватает рук, сама знаешь.
— Не хочу, чтобы вот это, — эльфийка вновь пошевелила головой Мирки, — мне готовило и стирало мои трусы.
— Хватит спорить, — вмешался тот эльф, что поспокойнее. — Приказы командира нужно выполнять. Тащите девчонку на площадь, а мы тут еще осмотримся.
Верноссиэль рывком, все так же за волосы, подняла Мирку на ноги и потащила из дому со страшной скоростью. Выходя во двор, девушка старалась из-за всех сил не повернуть голову в сторону сарая, чтобы ничем не выдать брата и сохранить ему жизнь — он хоть и маленький, а, все же, мужчина. Эльфийка вела пленницу мимо соседских домов, по улице, и перед взором Мирки предстала удручающая картина: в деревне творился настоящий ад. Некоторые дома пылали, охваченные огнем. Повсюду валялись трупы — взрослых и детей, Мирка даже пару раз споткнулась об некогда живых соседей и друзей. Те, кто еще был жив, ждали своей участи. Одну из своих подруг — Нотину — Мирка увидела корчившейся от боли и ненависти под эльфом, который не особенно переживал, что на него кто-то смотрит и насиловал свою несчастную жертву прямо посреди улицы, в малом отдалении от трупа отца подруги. Мирку привели на площадь, где, связанные по рукам и ногам, рыдали еще четыре девушки. Их охраняли эльфы — с серьезными лицами, с надменными выражениями, переговаривающиеся между собой на причудливом языке. Девушка на секунду задумалась, как странно, что у такого ужасного народа такой красивый язык. Увидев пополнение среди пленниц, один из охранников бесцеремонно схватил Мирку за плечо и швырнул рядом с ожидавшими своей участи девушками. Здесь были только крепкие, еще совсем юные барышни, которых Мирка знала по именам. Одна из них, толстая и некрасивая Овши, дочь купца, раньше любившая похвастать перед другими своими красивыми платьями, захлебывалась в собственных соплях — некогда дорогие одежды были порваны, оголяя обвислую грудь и свисающий живот. Над ней сейчас разбойники больше всех и потешались, издалека метко кидая в нее мочеными яблоками, превратив все это в игру — попавший по соску или пупку считался победителем. Мирка встала и сама, молча, подала руки для того, чтобы их связали. Она будет выше этого. Скоро обязательно придет жених и спасет — девушка была в этом твердо уверена, поэтому старалась избежать излишних побоев. Угрюмо присев на землю, Мирка размышляла: мать уже вряд ли жива, отец, которого эльфы могли встретить по дороге, тоже. Но, возможно, ему удалось спастись, он вернётся, освободит Николку, которого эльфы точно не найдут и… И что тогда? Теперь деревни, по-сути, нет на земле и управлять отцу нечем. Нет у него больше и денег, или чего-то, что можно продать, чтобы уехать отсюда и начать жизнь заново. Они будут жить впроголодь, если не хуже.
«Нет, отец найдет выход», — решила Мирка. — «Всегда находил. Главное — продержаться…»
Они не долго так сидели. Не прошло и часа, как на площади собрался большой эльфийский отряд, улюлюкая и наперебой переговаривались, посмеиваясь над выжившими. Девушек больше не приводили и Мирке стало грустно еще больше.
Вперед, рассекая толпу вышел не сильно высокий, очень крепкий мужчина, с густыми черными волосами, спадающими на лицо, но недостающие до плеч. Он был скуласт, глаза — как у всех эльфов, раскосые, ярко-зеленые, как изумруд в недавно отобранной материнской броши. Верхняя губа была заметно меньше нижней, но, по-своему, мужчина был очень красив даже среди эльфов. На шее у него было изображено дерево, уходящее своими корнями под легкую броню. Лицо его не было злым или жестоким. Оно просто выражало ненависть.
Таким Мирка впервые увидела Йорвета аэп Сидриэля. Лидер разбойников оглядел пленниц, и коротко указал на Овши:
— Это нам не нужно — не будет никакого прока, остальных — заберем.
Охранники кивнули ему. Овши упала на землю и зарыдала, умоляя сжалиться и оставить ей жизнь. Три стрелы в спину не закончили причитаний, наоборот толстуха закричала еще больше и распласталась по земле, корчась от боли, осознавая, что скоро умрет. Не дожидаясь скорой кончины, отряд двинулся. Охранники выстроили пленниц в цепочку, пропустили каждой через руку веревку и потянули прочь от деревни. Уже вдалеке, когда деревня осталась на почтительном расстоянии, Мирка увидала, что ее дом пылал и пламя уже перекинулось на сарай. Осознавая, что не дала брату ни единого шанса выбраться и спастись, ее губы растянулись в немом крике, а из глаз хлынули слезы. Она пыталась спасти Николку, и все же сама убила его.
Мирка уже и сама забыла, сколько времени прошло с момента, когда ее захватили в рабство. А другим словом назвать ее положение было нельзя — она готовила, убирала, стирала, обслуживала, а в ответ ее били и унижали. Дни сменялись днями, прошло лето и осень, миновала зима, которую многие из разделивших ее участь не пережили, умирая от холода и недоедания. Наконец, пришла весна, а за тем, вновь лето. Значит прошел целый год. Жесткий, муторный и ненавистный. Дни ее существования были однообразны — поднимали утром, чуть становилось светло. Под присмотром охраны она и другие девушки готовили завтрак, потом их гнали на реку — стирать, потом вновь готовка, а затем пару часов передышки… и — готовка. Но это, если им не надо было менять место обитания — отряд часто переезжал с места на место, стараясь уйти от властей. Но тогда ее заставляли идти до полной потери способности соображать, а вечером снова ожидало приготовление пищи и мытье посуды. Мирка мечтала, чтобы однажды ей притащили по ошибке немного ядовитых грибов, тогда девушка смогла бы убить парочку проклятых эльфов, просто подмешав их в пищу. Или отравиться сама и, наконец, присоединиться к родным на небесах. Надежды на спасение растаяли буквально на следующий день, когда в полевом лагере, куда их привели, Мирка встретила девушек из деревни ее жениха. Они рассказали ей, что любимого больше нет да и отец погиб, храбро сражаясь до последнего, но получив удар в спину. Осознав, что осталась одна, Мирка много раз раздумывала о том, чтобы убить себя, но в результате пришла к выводу, что боги даровали ей жизнь не для того, чтобы девушка могла просто взять и опустить руки. Она должна прожить эту жизнь за всех — отца, мать, Гинсри и Николу. Но для этого нужно вырваться из этого порочного круга, бежать. Побег карался смертной казнью. Любой, более-менее серьезный проступок приводил к смерти, потому как для эльфов не было серьезной проблемой набрать себе новых рабов. При этом, какие-либо отношения с пленницами не поощрялись в принципе. С ними старались вообще не говорить больше, чем это было необходимо, потому девушки были предоставлены обществу друг друга, но при этом подруги быстро сменялись — холодная зима, полное отсутствие лекарств и множество проступков делали свое дело, выкашивая пленниц не хуже холеры. Рабыни быстро понимали, что их ждет, быстро охладели друг к другу, особо не разговаривали с новенькими, пытаясь не привязываться к товарищам по несчастью.
