— И все? — разочаровано спросила я.
— И еще. Не доверяйте Лето, — да кто ж ему доверяет-то? Он не производит впечатление человека, на которого можно полагаться. Ну, это я так, промежду прочим говорю. Лично у меня уже весь запал охоты на Убийцу Королей сошел на нет. Я не Роше, мне Фольтест не являлся ни другом, ни правителем, подобным богу и его смерть, если бы не породила множество проблем, ничего бы не дала. Даже слезу бы не выдавила на его похоронах. — Сейчас он — ваш враг, но так было не всегда.
— С чего бы тебе предупреждать нас? — я сложила руки на груди.
— Вы даже не представляете, сколько людей интересуются вашим дуэтом, — ответила Цинтия. — Очень важных людей. Геральт может стать ключом к тайне Дикой Охоты. А ты, посланница богов, появилась сразу после его возвращения в мир плоти и крови. Вы связаны, а значит…
— А значит нам пора заканчивать нашу праздную беседу, — вдруг резко вставил маг-алхимик. Затем он повернулся к своей напарнице и угрожающе зашипел: — Ты сдаешь нордлингам наши государственные тайны.
— Не сомневаюсь, Адальберт, что когда-нибудь ты станешь командиром группы, — раздраженно ответила магичка-шпионка, — но пока этого не случилось — не лезь не в свои дела.
— В параграфе двадцать два кодекса значится: «В случае подозрения в государственной измене командира можно отстранить от командования», а первый пункт моего личного кодекса гласит: «Предателей надо убивать на месте».
— Вот оно, суровое цивилизованное тоталитарное общество, — вздохнула я. — Парниша, ты нарываешься уже не в первый раз.
— И что ты сделаешь? — улыбаясь ответил Адальберт. — Твои покровители далеко и пока весть дойдет до Асгарда — меня уже и след простынет.
Я молча коснулась медальона, ожидая и надеясь на какую-нибудь реакцию. Отвечая мне, Средце раскинуло свое магическое поле, случайно цепляя всех. Народ разлетелся в разные стороны — Геральт приземлился более-менее удачно, а вот Цинтию впечатало в стену. Адальберт же, как человек, на которого я и направила свою агрессию, пролетел пару метров, вспахивая носом пол и ударился головой об угол стола. Не отвлекаясь я продолжила наступление, надвигаясь на него, волоча перед, за и вокруг себя громоздкое и опасное магическое поле.
Соприкоснувшись снова, алхимик-неудачник и поле взаимодействовали в целях энтропии — мужчина еще не до конца пришел в себя, а его впечатало в стенку барьером на пару сантиметров вглубь. Дабы не изображать из себя очень ухоженного блинчика с голубой начинкой, Адальберт попытался телепортировать, но я не пустила его. Во мне вдруг проснулась доселе неизвестная жажда расправиться, растоптать и уничтожить этого таракана.
С трудом взяв себя в руки, я вновь коснулась медальона. Поле распалось, а я почувствовала облегчение — кажется, у этой хреновины есть побочный эффект вроде «угроза стать маньяком-садистом» или что похлеще. Нильфгаардец распластался по полу, буквально разваливаясь на полу и тяжело дыша. Геральт, подойдя сзади, отодвинул офигевшую от резко возросших способностей меня и закончил страдания несчастного одним коротким ударом меча по шее. Я осела на пол, глядя на ведьмака испуганно, боясь встретить что-то вроде отторжения или даже ненависти. Белый Волк погладил меня по голове, ободряюще улыбнулся и кивнул на Цинтию, все еще не пришедшую в себя:
— Кажется, теперь за тебя можно не волноваться, — выдавил из себя он хриплым голосом. — Смотри как ее приложила.
— Я не специально, я просто не рассчитала, — оправдываясь, ответила я. — Тебе тоже досталось.
— Я привык, — вздохнул друг и направился к мегаскопу. — Что будем делать?
— Ну, не знаю, как ты, а я хотела бы посмотреть, как эта штука работает, — выдохнула я, подходя к первому в этом мире скайпу. Со своей совестью я как-нибудь попозже договорюсь — надо найти Трисс и Филиппу. И Саскию еще — столько народу, хоть плакаты рисуй «Их разыскивает милиция» и все тусят где угодно, только не там, где надо.
Я подошла к устройству, приставила слуховой аппарат к уху, посмотрела в зырки, или что-там вместо них, но ничего, кроме внутренней и весьма темной составляющей машины не увидела. На дне трубочек-линзочек сидел паук, грустно размышляя над тленностью сущего и надеясь поймать хоть что-нибудь, окромя громадного слоя пыли. Инструкции к этой фигне определенно не прилагалось, а приводить в чувство кисейную барышню — Цинтию, которую всего лишь приложило головой о стену, а она уже решила отправится в путешествие по закоулкам сознания, не хотелось. Напортачит еще. Или запретит и тогда нам придется не сладко — нельзя упускать такой шанс. Йорвет нам голову оторвет, если мы не найдем его драгоценную Саскию. Вдруг все перед моими глазами резко поплыло, и пошла картинка настройки изображения, какая была в старых советских цветных телевизорах. Мне чуть не поплохело, я даже начала подозревать, что сейчас либо вылезет заставка телеканала «Вид» (привет, 90-е), либо рожа Малахова объявит Большую Стирку. Однако, вместо очкастого ведущего передо мной возникла одноглазая физиономия в красной бандане. Она обеспокоенно вглядывалась в дичайшие дали, разглядывая что-то за кадром. Я силой мысли, буквально скрипя извилинами, развернула камеру на объект его наблюдений и чуть не осела на пол. По одной из улиц Лок Муинне шла Саския, в сопровождении Шеалы и внушительной охраны с лицами в стиле Николая Валуева. Народ, особенно чернь, приветствовали свою госпожу. Мда, лишить драконницу любви будущих подданных было труднее, чем избавить Москву от гастрабайтеров. Кметы тянули к Деве из Аэдирна руки, а она, аки Спаситель по воде, гордо шествовала среди них, делая что-то вроде подачек — шедшие за ней барышни из свиты раздавали хлеб и вино. Вот она, ваша дурацкая политика. Все зарабатывают себе рейтинг как умеют — кто железной рукой, кто едой. И, как можно заметить, последнее имеет больший успех. Если сначала Йорвет оцепенел, то в следующий момент испытал гамму эмоций — от легкого раздражения до… любви, такой огромной, что она могла стать целой вселенной, если бы вырвалась из глаза эльфа. Увидев ее плавные, не смотря на доспехи, движения, скояʼтаэль готов был простить Саскии вообще все, даже если бы она убила всю его родню. Драконница его не видела — эльф наблюдал за нею почти из-за угла, украдкой, и откровенно любовался каждой чертой лица. Саския в его глазах была почти богом, кем-то вроде Матери Терезы, Богородицы и самой великолепной проститутки Наны в одном флаконе, и все это, с удобным в бытовом хозяйстве, свойством поджигать камин, готовки на открытом огне и просто способностью быть печкой с крыльями. Йорвет обожал ее, любил и боготворил и да, пусть он мог скрыть всю эту гамму эмоций от других — врать самому себе было бы не выгодно. И я вдруг поняла, что хочу домой. Срочно и навсегда. А скояʼтаэль продолжал любоваться своей барышней, но, по какому-то странному стечению обстоятельств, вдруг изменил палитру на смесь симпатии со скорбью. И мне не надо было читать его мысли, чтобы понять, о ком он думал. От досады я не заметила, как больно укусила себя за губу — симпатия значит, да. У, лох ушастый. Знала я, что ты всего лишь промежуточное звено от обезьяны к человеку — шерсть облезла, а вот с дерева еще не слез. К отношению ко мне, которое теперь было бы глупо отрицать не только моему обиженному «я», но и ему — если его припереть к стенке, конечно — примешалось смутное чувство вины, а потом на Йорвета резко напало раздражение. Он потряс головой, отгоняя от себя наваждение, не догадываясь, что кто-то залез к нему в голову. Я оторвалась от мегаскопа и на ватных ногах потащилась, дабы рухнуть на ближайший стол. У меня жутко болела голова и начало тошнить. Геральт, никак не ожидавший такого поворота, растеряно смотрел на меня. Цинтия пришла в себя. Бухнувшись задницей на стол, я расслабилась. Комментарий к Глава 20. Сквозная * для тех, кто в танке, если такие вообще есть – имеется в виду Джон Р.Р. Толкиен, автор “Властелина колец” и прочих веселых рассказов про эльфов.
**Имеется ввиду Роберт Фрост, американский поэт