– Здесь, – отвечал я, – но он вышел куда-то, и я велю сейчас позвать его.

Я только хотел это исполнить, как вошел [Денисевич].

– Что вам угодно? – сказал он статскому довольно сухо.

– Вы это должны хорошо знать, – отвечал статский, – вы назначили мне быть у вас в восемь часов утра (тут он вынул часы), до восьми остается еще четверть часа. Мы имеем время выбрать оружие и назначить места.

Все это было сказано тихим спокойным голосом, как будто дело шло о назначении приятельской пирушки. [Денисевич] мой покраснел, как рак, и, запутываясь в словах, сказал:

– Я не за тем звал вас к себе… я хотел вам сказать, что молодому человеку, как вы, нехорошо кричать в театре, мешать своим соседям слушать пьесу, что это неприлично…

– Вы эти наставления читали мне вчера при многих слушателях, – сказал более энергическим голосом статский, – я уж не школьник и пришел переговорить с вами иначе. Для этого не нужно много слов; вот мои два секунданта[52]; этот господин военный (тут указал он на меня), он не откажется, конечно, быть вашим свидетелем. Если вам угодно…

[Денисевич] не дал ему договорить. «Я не могу с вами драться, – сказал он, – вы молодой человек, неизвестный, а я штаб-офицер»… При этом оба офицера засмеялись… Статский продолжал твердым голосом: «Я русский дворянин, Пушкин, – это засвидетельствуют мои спутники, и потому вам не стыдно будет иметь со мной дело».

…Я спешил спросить его:

– Не Александра ли Сергеевича имею честь видеть перед собой?

– Меня так зовут, – сказал он, улыбаясь.

И.И. Лажечников. Знакомство мое с Пушкиным (Из моих памятных записок). PB 1856, 1, № 2, кн. 2, стр. 610–611.

[Убедив наедине майора извиниться. – Ред.], я ввел его в комнату, где дожидались нас Пушкин и его ассистенты, и сказал ему:

– Господин [Денисевич] считает себя виновным перед вами, Александр Сергеевич, и в опрометчивом движении, и в необдуманных словах при выходе из театра; он не имел намерения ими оскорбить вас.

– Надеюсь, это подтвердит сам господин [Денисевич], – сказал Пушкин.

[Денисевич] извинился и протянул было Пушкину руку, но тот не подал ему своей, сказав только:

– Извиняю, – и удалился со своими спутниками…

И.И. Лажечников. Знакомство мое с Пушкиным, стр. 613.

1820 г.

…Однажды в Царском Селе Захаржевского[53] медвежонок сорвался с цепи от столба, на котором устроена была его будка, и побежал в сад, где мог встретиться глаз на глаз, в темной аллее, с императором, если бы на этот раз не встрепенулся его маленький шарло и не предостерег его от этой опасной встречи. Медвежонок, разумеется, тотчас был истреблен, а Пушкин при этом случае, не обинуясь, говорил:

– Нашелся один добрый человек, да и тот медведь[54].

И.И. Пущин, стр. 75.

…[Пушкин] во всеуслышание в театре кричал: «Теперь самое безопасное время – по Неве идет лед». В переводе: нечего опасаться крепости.

И.И. Пущин, стр. 75.

Около 1820 г.

…[Пушкин] с упреком говорил о современных ему литераторах: «Мало у нас писателей, которые бы учились; бόльшая часть только разучиваются».

Анненков, I, стр. 47.

На одном вечере Пушкин, еще в молодых летах, был пьян и вел разговор с одной дамою. Надобно прибавить, что эта дама была рябая. Чем-то недовольная поэтом, она сказала:

– У вас, Александр Сергеевич, в глазах двоит?

– Нет, сударыня, – отвечал он, – рябит!

[М.М. Попов]. А.С. Пушкин. РС 1874, № 8, стр. 686.

Однажды начал он [Карамзин] при мне излагать свои любимые парадоксы. Оспоривая его, я сказал: «Итак, вы рабство предпочитаете свободе?» Карамзин вспыхнул и назвал меня своим клеветником.

Пушкин. Остатки автобиографии.

Апрель. Петербург

Раз утром выхожу я из своей квартиры… и вижу Пушкина, идущего мне навстречу… «Я к вам». – «А я от себя!» И мы пошли вдоль площади. Пушкин заговорил первый: «Я шел к вам посоветоваться. Вот видите: слух о моих и не моих (под моим именем) пиэсах, разбежавшихся по рукам, дошел до правительства. Вчера, когда я возвратился поздно домой, мой старый дядька объявил, что приходил в квартиру какой-то неизвестный человек и давал ему пятьдесят рублей, прося дать ему почитать моих сочинений и уверяя, что скоро принесет их назад. Но мой верный старик не согласился, а я взял, да и сжег все мои бумаги»… «Теперь, – продолжал Пушкин, немного озабоченный: – меня требуют к Милорадовичу! Я знаю его по публике, но не знаю, как и чтó будет и с чего с ним взяться?.. Вот я и шел посоветоваться с вами»… Мы остановились и обсуждали дело со всех сторон…

Ф.Н. Глинка[55]. Удаление А.С. Пушкина из С.-Петербурга в 1820 г. РА 1866, № 6, стр. 918.

Когда привезли Пушкина, Милорадович[56] приказывает полицеймейстеру ехать в его квартиру и опечатать все бумаги. Пушкин, слыша это приказание, говорит ему: «Граф, вы напрасно это делаете. Там не найдете того, что ищете. Лучше велите дать мне перо и бумагу, я здесь же все вам напишу» (Пушкин понял, в чем дело). Милорадович, тронутый этою свободною откровенностью, торжественно воскликнул: «Ah c’est chevaleresque!» [Ax, это по-рыцарски!] и пожал ему руку[57].

И.И. Пущин, стр. 79–80.

…[Пушкин] явился очень спокоен, с светлым лицом, и, когда я спросил о бумагах, он отвечал: «Граф! все мои стихи сожжены! У меня ничего не найдется на квартире, но, если вам угодно, все найдется здесь (указал пальцем на свой лоб). Прикажите подать бумаги, я напишу все, что когда-либо написано мною (разумеется, кроме печатного), с отметкой, что̀ мое и что̀ разошлось под моим именем».

М.А. Милорадович по записи Ф.Н. Глинки. РА 1866, № 6, стр. 919.

До 6 мая

Через несколько дней увидал я Пушкина в театре, он первый подал мне руку, улыбаясь. Тут я поздравил его с успехом «Руслана и Людмилы»[58], на что он отвечал мне: «О, это первые грехи моей молодости».

И.И. Лажечников. Знакомство мое с Пушкиным. PB 1856, 1, № 2, кн. 2, стр. 614.

Май, вторая половина. Екатеринославль[59]

Едва я, по приезде в Екатеринославль, расположился после дурной дороги на отдых, ко мне, запыхавшись, вбегает младший сын генерала. «Доктор! я нашел здесь моего друга, он болен, ему нужна скорая помощь, поспешите со мной!» Нечего делать, пошли. Приходим в гадкую избенку, и там, на досчатом диване, сидит молодой человек, небритый, бледный и худой. «Вы нездоровы?» – спросил я незнакомца. «Да, доктор, немножко пошалил, купался: кажется, простудился»… – «Чем вы тут занимаетесь?» – «Пишу стихи». «Нашел, – думал я, – время и место»… После обеда у него озноб, жар и все признаки пароксизма. Пишу рецепт. «Доктор, дайте что-нибудь получше, – дряни в рот не возьму».

Е.П. Рудыковский[60]. Воспоминания. PB 1841, I.

…Пушкин встретил гостей, держа в зубах булку с икрой, а в руках стакан красного вина. «Что вам угодно?» – спросил он вошедших. И когда последние сказали, что желали иметь честь видеть славного писателя, то славный писатель отчеканил им следующую фразу: «Ну, теперь видели?.. До свиданья…»