— Местный? — звонкий голос пепельноволосой со шрамом на лице вывел Хромушу из ступора.
— Я ничего не знаю. Ничего не ведаю, — торопливо забормотал кмет, вжав голову в плечи.
— Одна и та же песня, — насмешливый голос черноволосого парня, пустившего коня мимо застывшей троицы, холодом кольнул самообладание перепуганного кмета. — Только вот куда делась вся воинственность, кипевшая в вас год назад?
И он, не проронив больше ни слова, скрылся за поворотом дороги, разрезавшей деревню надвое. Проезжая мимо корчмы, парень лишь едва заметно поморщился, когда воспоминания тяжёлым грузом нависли над головой. Он словно вновь погрузился в события годичной давности. Растворился в проливном дожде, заливавшем землю в тот день нескончаемым плачем. Арэйон мотнул головой, но в мыслях Кирилла привычно не зазвенели колокольчики, переливающиеся хрусталём. Вороной молчал. Молчал и юноша, бездумно уставившийся на аккуратный холмик, обнесенный гладкими, ровными камнями и сланцем. Сквозь иссохшие лапы ельника, словно побеждая саму смерть, пробилась весенняя трава, укутав холмик зелёным покрывалом.
Юноша не обернулся, когда за спиной послышался голос кмета и топот конских копыт. Он лишь неотрывно смотрел на колыхающиеся на ветру дикие цветы и ничего не чувствовал. Разве не должна грусть или жалость кольнуть сердце, сочувствием отозвавшись в нём? Разве не должны воспоминания прочертить на губах едва заметную, но горькую улыбку? Но ничего не было. Был только обжигающий нутро холод. Только пустота, прочно пустившая корни в искалеченную душу. И Цири, замершая рядом с местом, где нашли свое последнее пристанище неугомонные души погибших Крыс.
Хромуша узнал их обоих. Застывших рядом плечом к плечу, словно каменные изваяния. Узнал черноволосого парня, дерзкий огонь в глазах которого теперь потух, уступив место не по годам накопленной мудрости и холодному безразличию. Та, которую некогда звали Фалькой, изменилась тоже. Не изменился лишь взгляд, искрящийся дьявольским огнём. Черноволосый юноша отвернулся, без слов отойдя в сторону. Бросил беглый взгляд на седого мужчину, на лице которого отпечаталось каменное выражение.
— Кто? — наконец спросила Фалька, даже не взглянув на Хромушу.
— Так енти, — промямлил кмет, — оставшиеся в живых Крысы. Сразу после дня, как убивец покинул деревню. Знамо ночью копали, потому как с утречка могилка уже стояла.
— И где они теперь? — кмет уловил в голосе пепельноволосой мелькнувшее изумление.
— Не знамо мне, куда их дорога завела, — ответил Хромуша, увидев, как лицо девушки со шрамом мгновенно исказилось в гримасе разочарования. — Никто о них больше не слыхал после ентого. Исчезли. Или сгинули во время облавы какой.
— Если они когда-нибудь… — Цири замялась. — Если хоть кто-нибудь из них появится здесь, передайте, что Цири — ведьмачка из Каэр Морхена — всегда будет помнить их, где бы они ни были.
И с этими словами та, которую некогда величали Фалькой, вскочила в седло. Черноволосый юноша последовал её примеру, замыкая процессию. И только у самых ворот, будто почувствовав что-то, бывший Крыс обернулся в седле. Болезненно скривился. Хромуша не видел, не мог видеть, как за спиной его, устремив взор на удаляющихся конников, застыли трое, сотканные из нитей тумана и небытия. Ветер колыхнул стебельки трав на могиле. Хромуша, поддавшись инстинкту и внезапно кольнувшему сердце суеверному страху, обернулся. Но ничего уже не было. А когда он вновь бросил взгляд на дорогу, ведущую прочь из деревни, не было и всадников, растворившихся в тумане, словно мираж.
***
Костры пылали, оранжевыми всполохами пачкая усыпанное мерцающими звездами небо. Дым клубился, искры неслись ввысь, сверчками рассыпались по воздуху. Голоса людей, восторженные крики радости и безудержного веселья эхом разносились по полям, исчезали в лесах, опутанных дурманом распускающейся весенней листвы. Они остановили коней под раскидистым дубом на вершине холма, с которого были видны пылающие во мраке ночи костры, рассеянные по всей долине. Кирилл прислонился спиной о шершавую кору древнего исполина, задумчиво уставившись перед собой, пока чародейка и ведьмак распрягали своих лошадей, обустраиваясь на ночлег. Цири, всё ещё находящаяся в седле, сверкающим взглядом смотрела на долину, улавливая в ветре эхо радостных голосов. Кэльпи нетерпеливо плясала на месте, словно перенимая взбудораженное настроение своей хозяйки.
— Ты идешь? — она качнула головой, словно приглашая последовать за собой. Сдержала поводья Кэльпи, едва не поднявшуюся на дыбы. — Там что-то происходит. Я чувствую. Разве ты сам этого не чувствуешь? Беллетэйн. Магия, искрящаяся в воздухе.
— Мне сейчас не до праздной радости, — Кирилл усмехнулся, устало вздохнув. — В такую ночь мне вообще лучше держаться подальше от людей.
— Тебя что-то беспокоит? — Геральт замер рядом, ободряюще накрыв его плечо ладонью. Во мраке сверкнули кошачьи глаза. Чародейка за его спиной молчала, но взгляд её неотрывно следил за ними. — Ты сам не свой ещё со дня нашего отбытия из замка Стигга.
— Я просто устал, — Кирилл наигранно улыбнулся. — Дорога вымотала меня.
— Или, что вернее всего, это твои силы изматывают тебя, всё чаще и чаще бесконтрольно проявляя себя? — вмешательство Йеннифэр заставило его стиснуть зубы. — Я ведь видела, что происходило с тобой в камере. И не раз замечала, как ты прячешь руки, когда Сила опутывает их без твоей на то воли.
— Йенн…
— Нет, Геральт, во мне не говорит сейчас праздное любопытство, — прервала ведьмака чародейка. — С ним что-то происходит. Я не знаю его так же хорошо, как ты или Цири, но я в состоянии сделать собственные выводы. Он опасен. И если мы в скором времени не поймём, что с ним происходит, боюсь, что как бы не оказалось поздно что-либо предпринимать. Вильгефорц что-то с ним сотворил, сам того не ведая. Или, может, подобные изменения вызваны чем-то иным или кем-то иным ещё до его появления в замке. И оттого я вижу, что щеночек явно не в ладах с собой. И он не хочет говорить нам, почему скрывает от нас что-то, при этом упорно блокируя свои мысли от сканирования.
— Что? — Цири удивлённо вскинула брови. Геральт осуждающе взглянул на чародейку, но та не повела даже бровью.
— Боюсь, что мои мысли не вашего ума дело, — насмешливо ответил Кирилл. Его взгляд столкнулся со взглядом черноволосой магички. — Или вас выводит из себя незнание чего-то? Много ли секретов вы сами готовы нам раскрыть? Именно те, которые так тщательно скрываете? — Йеннифэр сверкнула глазами. — Я так и думал.
— Кирилл? — Цири взволнованно взглянула на юношу.
— Впрочем, вы правы, — он мгновенно вскочил в седло. Арэйон заплясал на месте, перебирая копытами землю. — Нам всем нужно немного развеяться, чтобы не вцепиться друг другу в глотки.
***
Гомон людских голосов окружил их со всех сторон, а жар от пылающего костра дыхнул в лицо, теплом разливаясь по телу. Под огромным дубом, раскидистые ветви которого образовали естественный природный навес, в свете пламени костра мелькали тени танцующих кметов. Гирлянды и фонарики, развешанные по едва припорошенным зелёными почками веткам, придавали древу причудливый и таинственный образ. А кметы пели. Кметы кружились в танце вокруг беснующегося костра, восхваляя весну после долгих холодов отступающей в небытие зимы.
— У меня словно кровь кипит, — Цири, уже оказавшаяся вне седла своей Кэльпи, схватила Кирилла за руку, едва ли не скидывая его со спины Арэйона. — Ну же, пойдём. Только взгляни, ощути, как энергия здесь бьёт ключом. Я не чувствовала подобного после той безумной пляски с Искрой. Ты ведь помнишь? Разве не ощущаешь этого сейчас?
— Ты куда меня… — но слова застряли в горле, когда Цири ворвалась в толпу танцующих, буквально утянув его за собой. А затем всё завертелось слишком быстро, мешая трезво оценивать происходящее вокруг праздное безумие.
Несколько рук утянули его вперёд, слишком близко толкнув в сторону пылающего костра. Жар его мгновенно проник сквозь плотную ткань куртки, едва не опалив на голове всклокоченные волосы. Он услышал звонкий смех Цири. Лихорадочно завертел головой, выискивая её взглядом. Но толпа неистовствовала. Толпа сходила с ума, хороводом кружа вокруг праздничных костров. А затем он ощутил, как её рука сжала его руку, вновь утянув в толпу. Её смех переливами захлебнулся в набирающей обороты музыке. Мир завертелся. Оранжево-красные искры от горящих поленьев с треском метнулись ввысь к звездному небу, подхваченные порывами ветра. Музыка эхом разносилась по всей долине, растворялась в людях, проникала в сердца, словно магия, заставляющая их плясать и плясать.