Едва слышный вздох сменился болезненным стоном, когда пленник тяжело перевернулся на бок. Лицо его исказилось гримасой боли. Пальцы вцепились в волосы. Вот он уже сел, непонимающе сощурился, окинув опутанную полумраком темницу мутным и расфокусированным взглядом.

Холодная капля вновь сорвалась с потолка. Упала на раскрытую ладонь. Глаза юноши застыли на холодной влаге, разлетевшейся по кончикам пальцев. Кап. Вдребезги о каменный пол. Кап… Противным, могильным холодом по спине. Кап… Разрезая стылый воздух словно стрела, выпущенная из лука. Не разлетается крошечной водяной пылью. Замирает над ладонью. Застывает, замерзает, повисает в воздухе. Изо рта пар, клубящийся к потолку и вдоль стен. Фиалковые глаза напротив смотрят с опаской, потаённым смятением и отрицанием происходящего. Она сжимает губы. Разбитые и опухшие. Тянет изувеченными руками края рваного плаща к горлу. Странные браслеты на её тонких запястьях гремят как цепи. Её взгляд пылает, будто подобная беспомощность кажется ей недопустимой слабостью и позором.

— Ты привел её сюда? — голос её резкий, срывающийся. — Зачем? Зачем вы пришли?

— Будто я не отговаривал её, — Кирилл сверлит женщину тяжёлым взглядом. Горько усмехается, когда чародейка сжимает изувеченные пальцы в кулаки. — Но Вы ведь Йеннифэр — женщина, каким-то немыслимым образом ставшая для неё чем-то большим, нежели просто наставница. Поэтому она и не послушала меня. А теперь чёрт знает, как всё закончится.

— Он использует её. Изувечит.

— Не говорите мне очевидных вещей.

— Всё зря? А Геральт? Где же ведьмак?

— Не ведаю, — безразлично бросает Кирилл, поднимаясь на ноги. — Мы разделились после событий в Туссенте. Я нашёл Цири совсем в другом месте.

Его скручивает внезапно. Нутро сжимает судорогой, пробегающей по телу вдоль рук, зудящей болью оседая на кончиках пальцев. Он едва не прикусывает собственный язык, когда импульс боли прошивает мозг. Невольный взгляд в сторону чародейки, что застыла совсем рядом, наблюдая за происходящим. Лицо её перекошено гримасой тревоги и озадаченности. За него ли? Взгляд черноволосой магички застывает на его руках. Сизая дымка холода сочится сквозь его пальцы, снежинками оседая на стылый каменный пол темницы.

— Тебе бы прекратить это, щеночек, — кивает она на его руки, а затем делает шаг ближе, едва ли не вжимаясь грудью в железные прутья решетки. — Разве никто не научил тебя контролировать подобное? — а затем задумчиво добавила: — Странно, что он не сковал тебя двимеритом.

— Мне казалось, что Вы умнее будете, — чародейка не повела даже бровью.

— Следует ли думать из твоего скулежа, что учителя всё-таки были? Или это в тебе говорит жалкое подобие сарказма, перенятого у ведьмаков?

— Представьте себе, что были, — боль утихла, и Кирилл смог выпрямиться, отмечая, что ладони приобрели обычные очертания. — И, думается мне, что опыт у них в подобном деле поболее вашего будет.

— Хорош опыт, — фыркнула магичка. Странные, сковывающие её запястья браслеты вновь звякнули, ударившись о решётки. В тусклом свете факела пламенем раздражения сверкнули фиалковые глаза. — Как давно подобное началось?

— Не делайте вид, что вам есть до этого дело.

— Очень тебя прошу, — холодная улыбка расползлась на бледном лице чародейки, — замолкни, иначе, когда я сдеру с себя эти кандалы, я устрою тебе хорошую взбучку.

— Или её устроят вам.

— Не льсти себе, щеночек.

— Кто сказал, что речь обо мне? Помнится мне, что Геральт в последнюю нашу с ним встречу ненавидел Вас не меньше моего.

— Не смей…

— Что именно?! — резко прервал он её, и взгляд юноши столкнулся со взглядом чародейки. Искалеченной, униженной, но не сломленной. Жалким подобием себя в первый день их рокового знакомства. — Про нож в спину? Про то, что только Вы виноваты в том, что меня будут гнать как шелудивого пса все чародеи этого мира? Что уготовано вами для таких, как я или Цири? Пляска под Вашу дудку? Жизнь та, которую выберете для нас Вы? Обломитесь, скажу я Вам. Вы и Ваши соратницы вцепились в Цири мёртвой хваткой. Наверняка уже план выстроили, как удачно свести её с каким-нибудь корольком, чья благосклонность Вам выгоднее всего. Не меняйтесь в лице. Врать не стоит, будто Вы ни коим образом и ни при каких обстоятельствах никогда об этом не думали. Вы строите из себя гордую и независимую, ходите высоко задрав нос и хвост, не смотря себе под ноги. Но Вы ничтожны в своей никчемной исключительности, потому что всё равно уступите мнению и решению своих алчных до власти подруг. Хотя, таковыми их назвать сложно, потому как Вы не лучше стаи голодных волков, пускающих слюни на лакомый кусочек потенциальной жертвы. Отличие лишь в том, что волки не знают, что такое подлость ради спасения собственной шкуры.

— Я сделала это только ради её безопасности, — фиалковые глаза чародейки горели недобрым огнём. — А что сделал ты, щенок? Шлялся по подворотням и хаотично бегал по мирам?

— Видимо, клетка окончательно вышибла из Вас остатки сообразительности, — голубые глаза юноши неотрывно смотрели в глаза чародейки. На губах застыла кривая усмешка. — Не кичитесь своим жалким оправданием собственной подлости. Спасли Вы её? Она здесь только из-за Вашего треклятого эгоизма. Видите ли, великая чародейка решила показать всем, как она в одиночку всё исправит. Это дерьмо только Ваших рук дело. Только Вы виноваты в том, что произошло с нами после Таннеда!

— Когда-нибудь ты поймёшь, что другого выбора просто не бывает, щеночек, — голос её едва заметно надломился, а через мгновение женщина гордо и надменно вскинула подбородок, безэмоционально уставившись на Кирилла.

— Утешайте себя подобной ложью, — он отошёл в тень камеры, прислонившись спиной к холодному и сырому камню темницы. Зажмурился и попытался сконцентрироваться. Магия чародея, опутавшая весь замок, среагировала молниеносно, пульсирующей болью сдавив виски. — Чёртов урод!

Он заорал, сам не зная почему именно. То ли злость, то ли бессилие, закипающие внутри, грызли нутро, тошнотворной слабостью стискивая горло. Стул, валявшийся у деревянного стола, впечатался в стену, разлетевшись на части. Йеннифер покачала головой, наблюдая за бессильной яростью, что захлестнула её сокамерника с головой. Увидела, как сжатая в кулак ладонь впечаталась в прутья решётки, а на крики прибежали двое стражников, высвечивая из полумрака фигуру юноши.

— Закрой пасть! — заорал один из них, угрожающе вскинув заряженный арбалет. — Иначе ты будешь рвать глотку по-другому, когда я палача позову!

— Да пошёл ты, — зашипел сквозь зубы Кирилл, со всей силы пнув носком ботинка железную решётку. — Куда вы её увели?!

Очередной удар. Очередной звенящий гул, эхом отразившийся от каменных стен.

— Что здесь происходит, мать вашу! — громкий оклик коронера за спинами стражников заставил тех едва ли не подскочить на месте и застыть по струнке смирно. — Что за крики? Что за бунт? — Филин подошёл вплотную к дверям камеры и выхватил из рук стражника горящий факел. Тени метнулись по углам, мрачными сгустками тьмы прилепившись к каменным стенам и потолку. — Неужели по пыткам стосковался?

— Тебя тоже послать, или сам побежишь звать хозяина?

— Твоя наигранная бравада не спасёт тебя, — уродливый шрам на лице мужчины растянулся в кривом оскале. — Молись всем богам и духам, чтобы чародей не явился к тебе, — коронер бросил короткий взгляд на руки юноши и нахмурился, злобно стиснув зубы. — Почему этот поганец не в кандалах? Где двимеритовые оковы?!

— Господин не велел… — неуверенно промолвил патлатый стражник, бросив на Филина виноватый взгляд. — Сказал, что так только интереснее.

— Он совсем умом тронулся?! Живо в двимерит его! Я ещё помню, какие кульбиты он вытворял на проклятом озере, — грозный вид его стёр неожиданный и громкий чих. А затем мужчина задохнулся в кашле, мгновенно выбежав за дверь и прижимая платок к раскуроченному шрамом рту. — Если он знает что-то — живо его к чародею! — успел прокричать коронер, прежде чем очередной приступ кашля не заставил его замолчать.