«Ваш род никогда не отличался богатым воображением. Хорошо выспалась, Сианна?».

Она ничего не сказала. Не зная, как выразить свое отвращение ко мне, она не нашла более банального жеста, чем плюнуть мне в ноги. Неудивительно, что с такими манерами тебя вышвырнули из дворца.

«Княжна, вы грубы и плохо воспитаны. Мы так давно не виделись, что прежде всего вам необходимо было справиться о моем здоровье», — я резко сократил дистанцию между нами. Ты отшатнулась, но перспектива вплотную прижаться к стене из обнаженной красной плоти привела тебя в ужас, и ты попятилась в центр зала, натыкаясь на пыточное устройство, напоминавшее странную разновидность виселицы.

«Не подходи ко мне, ублюдок, — словно пытаясь убедить меня остановиться прямо сейчас, ты используешь бесконечно слабый аргумент, — меня уже ищут. И если найдут здесь, с тобой, то…»

«Если какая-нибудь человеческая особь не только найдет, но и сможет сюда войти, то я буду настолько восхищен, что сразу же отпущу вас обоих».

Я лишь протянул руку, как ты уже взвилась, яростно пытаясь оцарапать моё лицо. Тяжело сказать, насколько ты осведомлена о моей расе, если не сочла физическое сопротивление обреченным на полную неудачу. Но нет, ты продолжаешь свои бессмысленные телодвижения, нанося мне то, что ты, наверное, назвала бы «ударами».

Единственным пострадавшим в неравном бою стал красный узорчатый камзол.

Я не реагирую на твои выпады. Я хочу, чтобы ты начала ощущать огромную пропасть между нашими расами, отсутствие любой возможности, даже иллюзии возможности нанести мне физический вред.

Ты продолжаешь так, наверное, минут десять, пока я не вздыхаю от моральной усталости. Нет, с такими способностями к обучению, это все-таки займет семь лун.

«Княжна, — ты останавливаешься, тяжело дыша, от злости у тебя проступают слезы, — прекрати этот цирк, тут зрителей нет».

А мне хватает одного удара, чтобы отправить тебя в полет по комнате, закончившийся глухим ударом о стул. Ты держишься за живот, судорожно хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Я беру тебя за тонкое горло и поднимаю на один уровень со мной.

Нет, это непостижимо для разума. Ты опять пытаешься меня ударить.

«Человеку совершенно необходимо дать иллюзию выбора и возможность сопротивляться. Это необходимо, чтобы в подсознании осталось ощущение того, что возможность спастись была, но он или она не смогли ею воспользоваться. Это ощущение — очень важная часть ментальных страданий во время процесса, и я крайне советую этим не пренебрегать».

Я усмехаюсь и прижимаюсь губами к твоему рту. Укус следует незамедлительно, и я чувствую вкус собственной крови. Твои руки начинают колотить по моей спине.

Не думаю, что это тот эффект, которого ты добивалась, но твоё сопротивление вызывает у меня приятные ощущения. Я сжимаю горло сильнее, чтобы ты захрипела и начала судорожно хватать губами воздух. Теперь ты тщетно пытаешься разжать мою хватку.

Другой рукой я начинаю стягивать с тебя верхнюю одежду. Ткань с треском рвется, обнажая походный корсаж.

«Могла бы и принарядиться для меня, — со вздохом говорю я, расшнуровывая бельё, — я тебе столько всего подарил».

Ты не можешь ответить — силы уходят на то, чтобы поймать еще один глоток воздуха. Стены начинают дрожать еще сильнее. Я слышу, как невидимые твари, прячущиеся в выемках стен, замирают от удовольствия, поторапливают меня.

Гусиная кожа проступает на твоей обнаженной вздымающейся груди. Неужели здесь холодно? Я не чувствую. С силой сжимаю грудь, и на нежной коже остаются красные следы от моих пальцев.

Ты уже начинаешь синеть, когда я решаю ослабить хватку. Ты тяжело падаешь на пол. На тонком стане остались только штаны с сапогами, а твой обнаженный торс — самое молочно-белое, что есть в этом багровом зале.

Первобытный ужас появляется во взгляде, когда я дотрагиваюсь до пряжки на моих штанах.

«Не строй из себя невинность, княжна. Это работает, может быть, в первую сотню раз, но ты только со мной давно за этой отметкой».

«Вопрос сексуального насилия вызвал широкие дебаты с моими коллегами. Несмотря на то, что я признаю половые акты с Homo Sapiens осквернением высшей расы и считаю, что в большинстве случаев мы не должны опускаться до этого, я всё же полагаю, что в процессе подчинения сексуальное насилие совершенно необходимо.

Люди очень ценят то, что считают «половой неприкосновенностью», и я затрудняюсь ответить, чем можно причинить этому виду ещё большее унижение.

В человеческом теле, в зависимости от пола, от двух до трех отверстий, физиологически пригодных для совокупления. Обращаю ваше внимание, что действительное количество отверстий зависит только от вашей фантазии и наличия нужных инструментов».

Да, Сианна, даже такая грязная, окровавленная и заплаканная, как сейчас, ты вызываешь у меня возбуждение. Можешь воспринимать это как комплимент.

Я беру тебя за волосы и притягиваю лицом к паху.

«Да я скорее сдохну, — ты поднимаешь взгляд, — если думаешь, что после этого еще останешься с членом, то очень сильно ошибаешься».

«Сианна, ты же видела, как быстро заживают мои раны? Как быстро отрастают конечности? Сейчас моя способность к регенерации в превосходном состоянии. Так что не отказывай себе ни в чем, кусайся сколько хочешь».

Если говорить метафорично, то в человеческом понимании процесс будет напоминать попытку укусить гранит. Ты скорее зубы сточишь.

«Я скорее сдохну», — патетика, бесконечная, скучнейшая патетика. Ты крепко сжимаешь зубы. Будь по-твоему, придется раздвигать челюсти силой. Глупо думать, что это не закончится еще большей болью для тебя.

И раздражением для меня. Это действительно сложно сделать, вернее, трудно делать это одновременно с попыткой получить удовольствие. У тебя еще слишком много сил.

Хорошо, попробуем по-другому.

Я беру кнут со стола с инструментами. Кнут — грубое оружие, и по какой-то непостижимой для меня причине он отлично влияет на людей. Я не собираюсь предупреждать тебя перед первым ударом, и ты не успеваешь сгруппироваться. Длинная глубокая полоса на спине отзывается диким, утробным криком. Срабатывает ваш древний инстинкт — бой или бегство — в сторону более логичного варианта.

У меня нет ни времени, ни желания бегать за тобой по всему залу. Я сгребаю тебя в охапку, пачкаясь твоей кровью, и связываю руки за спиной веревкой, прикрепленной к крюку strappado. Легкое натяжение устройства слегка приподнимает твои руки, недостаточно, чтобы вывихнуть плечевые суставы, но достаточно, чтобы мотивировать тебя не дергаться и оставаться в одном положении.

Вот теперь можно продолжить.

Количество ударов кнута, которое способен выдержать человек, зависит исключительно от палача. Если бы я хотел, ты не пережила бы и одного.

«Очень легко забыть, насколько у Homo Sapiens низок болевой порог. Размеренную боль необходимо причинять постепенно, чтобы избежать потери сознания. Каждое последующее действие должно быть только теоретически хуже предыдущего.

Кнут, помимо его характеристик как оружия, обладает в сознании человека глубоко символическим свойством. Страх к этому орудию и вера в то, что правильное использование кнута является средством исключительного убеждения, передаются из поколения в поколение».

Из-за моей любви к простыми числам математики я выбираю семь.

Рваные полосы ложатся друг на друга. Немного досадно наблюдать, как твоя белая изящная спина превращается в кровавое месиво, но нет ничего такого, что бы я не мог потом залатать. Ты кричишь, дико, истошно, где-то на первых трех, на следующих — только судорожно глотаешь воздух, а на последнем начинаешь стремительно терять сознание.

Мне претит эта трусливая попытка убежать в забытье, но я уже предвидел такой вариант. Раскрыв тебе челюсти, я вливаю зелье, которое не позволит потерять сознание от любой боли, по крайней мере, пока функционирует твоя нервная система. Мне кажется, ты перепутала выпитое тобой с красным флаконом, содержащим зелье восстановления, раз мне даже не приходится заставлять тебя глотать.