– Данте, пожалуйста, я, вообще-то, тороплюсь…

– О’кей, о’кей. Верующий не должен задумываться, как вести себя во время молитвы, его движения машинальны. Машинальные движения человек обычно воспроизводит и в других обстоятельствах. Когда люди, воспитанные в католических традициях, произносят: «Умоляю», то часто сводят ладони вместе, как будто и правда молятся. При мысли о Всемогущем мусульмане обычно наклоняются. Глубина поклона зависит от набожности, но нужно понимать, что речь идет о микродвижениях. – Данте прикурил сигарету от окурка предыдущей. – Восхваляя Аллаха, пророка и халифа, ребята из видеоролика стояли прямо, словно кол проглотили. Они фальшивые, как деньги из «Монополии». Не знаю, за какие достоинства их мог выбрать главарь, но уж точно не за веру. А это заставляет усомниться и в вере главаря.

– Может, их завербовали второпях. Как того типа в Ницце.

– От того парня требовалось умение водить грузовик, а не подключать газовый баллон к вентиляционной системе. Чувствуешь разницу в уровне подготовки?

Коломба закрыла глаза:

– По словам имама, все это обман.

– Возможно, он кого-то покрывал.

– В последнюю минуту жизни? Имам сказал, что Хоссейн… Парень, которого… – Она беспомощно запнулась.

– Который погиб, – выручил ее Данте. – И раз уж мы об этом заговорили, это не твоя вина.

– Спасибо за понимание, – отрезала Коломба. – Он сказал, что Хоссейн испугался, потому что знал их и боялся, что его тоже во все это впутают.

– Допустим, так и есть. Зачем тогда они убили этих людей? Они совершенно точно родом с Ближнего Востока. Зачем им развязывать охоту на арабов?

– Не знаю… Мало ли психов, – сказала Коломба.

– Около семидесяти процентов мирового населения – психи, и большинство из них носит форму.

Прежде чем ответить, Коломба мысленно посчитала до десяти. Сейчас ей было не до споров.

– Данте…

– Я не тебя имел в виду. Поговори с магистратом, расскажи ей, что знаешь. Если надо, я дословно повторю свои выводы полицейским.

– Это ни к чему не приведет. В наших кругах ты пользуешься дурной славой. Твое мнение не примут, даже если ты скажешь им, который час.

– Я уже доказал, что мне можно верить, – оскорбился Данте.

– Это было до того, как ты объявил, что правительство и все государственные организации кишат цэрэушниками.

– Мои слова извратили. – (Интервью, опубликованное в одном из популярнейших новостных изданий, вызвало немалый скандал и даже несколько парламентских запросов, которые окончились ничем.) – По крайней мере, отчасти.

– Во-вторых, я и сама пользуюсь не слишком большим доверием.

– Разве ты не любимица шефа?

Коломба посчитала до двадцати.

– Нет, Данте. Не любимица. Мне было нелегко вернуться на службу, и многие из моих сослуживцев не очень-то довольны моим возращением.

– А ведь я тебя предупреждал.

– Пожалуйста… Я не хочу ссориться. Не сейчас.

Данте немного расслабился:

– Прости, ты права. Уверена, что тебя не послушают, если будешь настаивать?

– Может быть, в конце концов ко мне и прислушаются. Но я не знаю, сколько времени на это уйдет. По сути, расследованием теракта занимается целевая группа, без одобрения которой не пройдет ни одна операция. Представляешь, чего стоит убедить этих болванов из спецслужб, что они ошибаются? А без согласования с ними магистрат не сможет принять ни единого решения.

– Да уж, – протянул Данте.

– Не говоря уже о том, что, если ошибаемся мы, я не только подставлюсь сама, но и подставлю шефа и все мобильное подразделение.

– О’кей, понял. Но я не вижу проблемы. Этих двоих вы все равно рано или поздно найдете. За плохими парнями охотятся сотни копов.

– Если построить все расследование на неверной предпосылке, можно потерять очень много времени, – сказала Коломба. – Если эти двое не связаны с исламскими радикалами, к тому времени, как мы на них выйдем, их и след простынет. Или они убьют кого-нибудь еще. Я должна предоставить магистрату неопровержимые доказательства.

– Удачи.

– Я здесь застряла.

Поняв, что от него требуется, Данте почувствовал, что ему срочно необходимо пропустить стаканчик, и, пожалуй, не один.

– КоКа… Ты серьезно просишь, чтобы я стал ищейкой вместо тебя?

– Нет, я только прошу, чтобы ты занялся тем, что умеешь лучше всего, – розыском пропавших.

– Пропавших, а не террористов.

– Только ты можешь их найти с теми крупицами информации, которые у нас есть.

– Ты меня подмазываешь?

– Есть немного, – признала Коломба. – Но поверь мне, если я обратилась к тебе после всего, что произошло, значит у меня не было другого выхода.

Данте усмехнулся и еще немного оттаял.

– Не очень-то приятно такое слышать.

– Честно говоря, ты также мой лучший кандидат. Бывают и такие совпадения.

Раздираемый противоречивыми чувствами, Данте на несколько секунд задумался.

– Ну, я мог бы взглянуть на друзей Хоссейна, – неохотно сказал он. – На тех, что сейчас не под микроскопом у твоих коллег, то есть на умеренных мусульман и атеистов. Судя по произношению, оба парня выросли в Риме. Но я ничего не смогу сказать с уверенностью, пока не познакомлюсь с ними лично. Ну а что до доказательств, посмотрим, не всплывет ли что.

– О’кей, спасибо. Правда.

– Да-да, хорошо. И как мы это сделаем?

– Моя команда останется с тобой. Ребята помогут тебе в поисках и будут тебя защищать. Но если запахнет жареным, мы тебя вытащим, хорошо? Не хочу подвергать тебя опасности.

Данте покосился на трех амиго: олуха, который только и мечтал отличиться, депрессивного зануду и вояку, который распускал руки.

«А кто защитит меня от них?» – подумал он.

– Ладно, раз уж иначе никак. Я предпочел бы иметь дело с тобой.

– Не знаю, насколько я бы тебе сейчас пригодилась. – Коломба потерла глаза. – Я тут недавно психанула.

Стоило Данте услышать, как дрогнул ее голос, и его броня окончательно треснула.

– Приступ паники? – мягко спросил он.

– У меня их не было с тех пор, как умер Отец. Я надеялась… что поправилась. Но я снова начала задыхаться… и у меня опять появились галлюцинации.

Данте решил оставить свое мнение при себе. Он считал, что Коломба никогда не поправится. Урон нанесен, течь открылась, и задраить ее уже невозможно. По крайней мере, так случилось с ним самим. Он останется порченым товаром на всю жизнь.

– КоКа, кончай со всем этим, – сказал он. – Жизнь тебе задолжала, обналичь чек.

– Не могу. Представь, каково мне будет, если я все брошу, а потом что-то случится, – еле слышно сказала Коломба. – Позови Эспозито, я сообщу ему, о чем мы договорились.

– Попроси его, пожалуйста, чтобы не стрелял во все, что движется.

– Дай ему трубку.

Данте передал телефон Эспозито и улегся на капот, глядя в ясное небо.

«Почему я все время ведусь?» – спросил он себя. Вопрос был риторическим, и ответ на него он прекрасно знал.

После разговора с Коломбой три амиго минут десять совещались между собой и наконец подошли к нему.

– Не то чтобы мы вам не доверяли, – сказал Гварнери. – Но мы не совсем поняли, чем вы можете помочь. Эксперты анализируют ролик целый день, а вы посмотрели его в течение пяти минут.

– Госпожа Каселли вам не сказала? Я волшебник.

Троица без выражения уставилась на него.

«Какая неблагодарная публика», – подумал Данте.

– Я хорошо узнаю людей. И умею их находить, – сказал он.

– Это даже я знаю, – сказал Эспозито. – Но у тех парней были закрыты лица… Не слишком ли много вы на себя берете?

– Открою вам секрет: лица не мой конек. Я даже с трудом их различаю. – Это заявление не совсем соответствовало истине, по крайней мере с тех пор, как Данте повзрослел, но так история лучше звучала. – Вы же знаете, что меня похитили? На протяжении тринадцати лет единственным человеком, которого я видел, был Отец. Он всегда прятал лицо. Приходилось определять его настроение по телодвижениям, и я неплохо разобрался в языке тела. И научился видеть то, чего остальные обычно не замечают.