На острове Ронин отбивался от вурдалака с помощью огня, и маг не сомневался в том, что эти надежные, проверенные чары подействуют и сейчас. Он начал бормотать заклинание…

Однако слова вдруг зазвучали в обратном порядке. Хуже того, Ронин понял, что движется назад, прямиком в когтистые лапы ослепленного чудища.

Само время обратилось вспять… Но как такое могло произойти?

Ответ обнаружился в проходе чуть поодаль. Аномалия, о которой говорил Крас, все же настигла Ронина.

Чародея окружили призрачные видения. Рыцари, скачущие на войну. Свадебная церемония. Шторм в океане. Орки, поющие военные песни у костра. Схватка каких-то странных существ…

Вдруг Ронин понял, что может снова двигаться вперед. Чародей отпрыгнул от твари, повернулся к ней и, не медля ни секунды, начал читать заклинание.

К чудищу полетела гигантская огненная рука, но едва она приблизилась, как языки пламени замедлились… а потом и вовсе застыли во времени.

Ронин выругался и забормотал другое заклинание.

Восьмилапое существо обогнуло замерзший огонь, взвыло и бросилось на мага.

Но чары уже вступили в силу.

Земля под омерзительной тварью взорвалась, и ее облепила взметнувшаяся фонтаном грязь. Чудище опять взвыло и, несмотря на то что это давалось ему с трудом, поползло к Ронину.

На его лапах и туловище образовалась корка из грязи. Пасть сковало землей. Все четыре зеленых глаза один за другим покрылись глиной.

В паре футов от своей жертвы существо, наконец, застыло. Теперь оно казалось всего лишь великолепной скульптурой, а не настоящим чудовищем.

Вдруг Ронин услышал у себя в голове голос Краса.

«Наконец-то! – проговорил дракон-маг. – Ронин… Аномалия расширяется! Она уже совсем рядом с тобой!»

Отвлекшись на страшную тварь, чародей не смотрел на аномалию. Стоило Ронину взглянуть на нее, как он округлил глаза.

Она заполняла пространство в десять раз выше и, без сомнений, в десять раз шире самого ущелья. Твердая порода для нее совершенно ничего не значила. Аномалия просто проходила сквозь камень, будто его вовсе не было. Однако из-за этого скалы изменились: где-то камень казался древним, в других местах это была едва застывшая магма. Самые жуткие изменения происходили у самых лепестков огненного цветка.

Ронин не хотел думать о том, что случится, если лепестки дотронутся до него.

Он вновь помчался прочь.

«По неведомым мне причинам она стала передвигаться и расти гораздо быстрее, – зазвучал в его голове голос Краса. – Боюсь, что не успею добежать до тебя! Используй заклинание телепортации!»

«Аномалия влияет на мои чары! – ответил Ронин. – Они не всегда действуют так, как должны!»

«Не разрывай нашу связь! Она должна помочь тебе колдовать! Я проведу тебя к себе!»

Ронин не стал бы телепортироваться в место, которого никогда не видел, потому что в таком случае был риск застрять где-нибудь в скале. Однако, если они не разорвут связь с Красом, чародею будет куда легче использовать это заклинание.

Он сосредоточился на образе дракона-мага, и заклинание стало обретать очертания. Ронин почувствовал, как мир вокруг него начинает сдвигаться.

Внезапно огненный цветок увеличился в два раза.

Ронин не сразу понял, почему это произошло. На аномалию влияла магия… его собственная магия. Он хотел прекратить колдовать, но было уже слишком поздно.

«Крас! Разрывай связь! Разрывай, пока ты сам…»

И тут его поглотила аномалия.

«Ронин?»

Но тот не мог ответить. Его кружило и бросало из стороны в сторону, будто кленовый лист в рукаве смерча. С каждым витком он летел все быстрее и быстрее. Им снова завладело множество звуков и образов. Он видел прошлое, настоящее, будущее и понимал, что есть что. Краем глаза он заметил окаменевшую тварь, которая стремительно летела в сторону того, что нельзя назвать иначе, как водоворот во времени.

Мимо проносились различные предметы и даже другие создания. Рядом проплыл – а потом исчез – целый корабль с дырявыми парусами и разбитым носом. За ним последовало дерево, на котором еще сидела стайка птиц. Паривший чуть поодаль пятидесятифутовый кракен протянул щупальце к Ронину, но не сумел его поймать и тоже сгинул.

Неизвестно откуда донесся едва слышный голос Краса: «Ронин…»

Чародей попытался ответить, но не смог издать ни звука.

Теперь он видел лишь водоворот.

И прежде чем его затянуло внутрь, он успел подумать о Верисе и детях, которых ему уже не суждено увидеть.

Он чувствовал, как медленно, но неостановимо растут листья, ветви и корни деревьев. Чувствовал их непреходящую мудрость, бесконечные думы. Каждый гигант был особенным и не походил на другого.

«Это стражи леса, – услышал он голос своего наставника. – В них, как и во мне, заключена его душа. Они и есть лес. – Он ненадолго умолк. – А теперь… возвращайся к нам…»

Мысли Малфуриона Ярость Бури тут же отдалились от исполинских деревьев, самых древних в этом густом лесу. Он возвращался в собственное тело и уже видел окрестности, хотя и не вполне четко. Он дважды моргнул серебряными, лишенными зрачков глазами, чтобы сфокусировать зрение. Малфурион с трудом переводил дух, но сердце его переполняла гордость. Прежде ему не удавалось достичь таких высот!

– Ты способный ученик, юный ночной эльф, – проревел могучий голос. – Даже более способный, чем я предполагал…

По фиолетовой коже Малфуриона бежали капельки пота. Его покровитель настоял на том, чтобы он выполнил это сложнейшее упражнение при свете дня, в самое неподходящее для его народа время. Ночью Малфурион был бы куда сильнее, но Кенарий неустанно напоминал, что это лишило бы задание всякого смысла. То, чему он учил Малфуриона, было полной противоположностью колдовских ритуалов ночных эльфов.

Во многих отношениях и сам Малфурион отличался от соплеменников. Они, к примеру, предпочитали яркие, цветастые наряды – он же одевался весьма скромно: суконная накидка, простая кожаная безрукавка, высокие сапоги… Если бы его родители не погибли много лет назад при несчастном случае, они явно умерли бы сейчас от стыда.

Темно-зеленые волосы до плеч обрамляли узкое, вытянутое, будто у волка, лицо. Среди сородичей Малфурион был почти изгоем. Он задавался непростыми вопросами, не видел необходимости строго соблюдать традиции, а однажды даже посмел заявить, что любимая всеми королева Азшара далеко не всегда в первую очередь думает о благе своего народа. Из-за такого поведения у него осталось совсем немного товарищей и еще меньше друзей.

В сущности, Малфурион считал, что может полагаться всего на троих. Прежде всего – на собственного брата-близнеца Иллидана, такого же бунтаря, как и он сам. К древним традициям и магии ночных эльфов Иллидан относился с чуть большим уважением, чем Малфурион, однако подвергал сомнению авторитет старших, что считалось неприемлемым.

– Что ты видел? – с нетерпением спросил Иллидан, сидевший рядом с Малфурионом на траве.

Иллидана было бы не отличить от брата, если бы не иссиня-черные волосы и янтарного цвета глаза – не серебряные, как почти у всех ночных эльфов, детей звезд. Тем немногим, у кого были янтарные глаза, прочили великую судьбу.

Однако, если Иллидан и правда хотел обрести величие, ему стоило обуздать свой буйный нрав и научиться терпению. Оба брата постигали, как использовать силы природы – их наставник называл этот путь друидизмом. Иллидан думал, что окажется способнее брата, но получилось ровно наоборот: он часто ошибался при произнесении заклинаний и не мог подолгу оставаться в трансе. Иллидану было мало отличного знания традиционных магических обрядов. Он очень хотел постичь таинства друидизма, потому что тогда бы он отличался от остальных и развил бы в себе необыкновенные способности, о вероятном наличии которых ему говорили с самого детства.

– Я видел… – Как же объяснить это брату? Малфурион нахмурился. – Я видел души деревьев, их сердца. Но не каких-то отдельных деревьев… Я думаю, что видел души всего леса!