Если точнее, человек по имени Ронин.

Чародей…

В диких степях Калимдора старый седой орк наклонился поближе к костру. Бормоча слова, придуманные в другом, давно потерянном мире, зеленый великан подкинул в огонь еще немного листьев, отчего костер стал дымить еще сильнее, чем прежде. Дым наполнил всю его скромную хижину из дерева и глины.

Лысый старик-орк подался вперед и сделал глубокий вдох. Зубы у него были желтые и щербатые, один из клыков-бивней много лет назад откололся. Под покрасневшими от усталости карими глазами висели мешки. Старик с трудом поднимался на ноги без посторонней помощи, а ходил медленно, ссутулившись.

Но его уважали даже самые прославленные воины – ведь он был шаманом.

Щепотка костной пыли, несколько ягод таннара… Все это – часть подлинных, испытанных временем традиций, возрожденных орками. Даже в темные для Орды времена отец учил Калтара всему, что знал сам, – так же, как и его собственный отец до этого.

И теперь, впервые в жизни, морщинистый шаман надеялся, что хорошо усвоил переданные ему знания.

В его голове шелестели голоса – с ним говорили духи этого мира, который орки отныне считали своим домом. Обычно они шептали о чем-то простом и незначительном, но теперь в их голосах слышалось беспокойство, будто они предупреждали о чем-то…

Но о чем? Калтару нужно было узнать ответ.

Он достал из мешочка, висевшего у него на поясе, три сухих черных листика. Это было едва ли не все, что осталось от растения из древнего мира орков. Калтара предупреждали, чтобы он не использовал листья без особой нужды. Ни его отец, ни дед никогда этого не делали.

Шаман бросил листья в огонь.

В то же мгновение дым сгустился, взметнулся и из серого стал синим. Не черным – синим.

Орк нахмурился, увидев такое изменение цвета, а потом наклонился поближе и снова глубоко вдохнул.

Мир преобразился, а вслед за ним и орк. Он превратился в огромную птицу, парящую над горизонтом. Он свободно летел над горами; его острый глаз видел самого маленького зверя и самую далекую реку. Калтара переполняла радость, какой он не чувствовал с юных лет… Но шаман переборол это чувство. Стоит ему поддаться, как он потеряет себя и будет вечно летать в облаках, позабыв о том, кем был когда-то.

Не успел Калтар подумать об этом, как вдруг заметил неладное – то, что могло оказаться причиной беспокойства голосов. То, чего не должно было быть. Он полетел в нужную сторону, и чем ближе он был к цели, тем сильнее становилась его тревога.

И в самой глубине горного хребта шаман наконец обнаружил источник своего беспокойства.

Он был мудр и понимал, что увидел лишь образ, а не реальное явление. Калтару оно представилось в виде водоворота, который одновременно и засасывал, и извергал… но не воду, а дни и ночи, месяцы и годы. Воронка, очевидно, поглощала и порождала само время.

Эта мысль настолько поразила шамана, что он сам едва не угодил в глубь водоворота.

Опомнившись, Калтар захлопал крыльями, напрягая каждый мускул. Мысленно он попытался связаться со своей старой оболочкой, изо всех сил дергая невесомую нить между телом и душой, чтобы выйти из транса.

Но водоворот продолжал тянуть его к себе.

В отчаянии Калтар призвал духов-проводников, моля о том, чтобы они даровали ему силы. Как он и надеялся, духи пришли ему на помощь, однако действовали слишком медленно. Водоворот, готовый поглотить его, был уже совсем рядом…

И тут все заплясало перед глазами шамана… Воронка, горы – все закружилось и перевернулось.

Калтар очнулся, ловя губами воздух.

Испытывая невероятную усталость, он едва удержался от того, чтобы не упасть лицом в костер. Вечный шепот в голове стих. Орк сел на пол своей хижины и попытался убедить себя в том, что он цел, что он снова в смертном мире. Духи спасли его, пусть и едва не опоздали.

Но с этой счастливой мыслью пришло и воспоминание о том, что он видел… и о том, что это означало.

– Нужно сказать Траллу… – пробормотал он, с трудом поднимаясь на ноги. – Скорее… иначе мы потеряем наш дом… снова…

«Это недобрый знак, – заключил Ронин. Его ясные зеленые глаза изучали получившееся предсказание. – Любой чародей согласился бы со мной».

– Ты уверен? – спросила Вериса из соседней комнаты. – Ты перепроверил толкование?

Рыжеволосый маг кивнул, а затем нахмурился: эльфийка его, разумеется, не видит. Нужно сказать ей лично. Она имеет на это право. «Молюсь, чтобы ей хватило стойкости это принять».

В темно-синем одеянии, отделанном золотом, Ронин больше походил на политика, чем на чародея, – впрочем, в последние годы ему приходилось уделять дипломатии столько же времени, сколько и магии. Политика давалась Ронину нелегко: он предпочитал решать вопросы сразу, без лишних разговоров. Со своей короткой бородой и густой рыжей гривой он походил на льва – а когда спорил с заносчивыми, привередливыми послами, то и вел себя соответственно облику. Образ человека с характером дополнял сломанный много лет назад нос, который Ронин отказывался вправить.

– Ронин… Ты что-то не договариваешь, да?

Он больше не может держать ее в подвешенном состоянии. Она должна знать правду, какой бы ужасной та ни была.

– Вериса, я сейчас приду.

Отложив гадательные принадлежности, Ронин сделал глубокий вдох, а затем отправился к эльфийке. Однако на пороге спальни он замер. Ронин больше ничего не видел, кроме ее очаровательного узкого лица с прекрасными миндалевидными глазами небесного цвета, вздернутым носиком и соблазнительными губами, будто всегда готовыми изогнуться в улыбке. Лицо обрамляли густые, доходившие до поясницы серебристо-белые волосы. Она могла бы сойти за человека, если бы не длинные заостренные уши, видневшиеся за волосами.

– Так и что же? – спокойно спросила она.

– У нас… У нас будут близнецы.

Вериса просияла и стала еще прекраснее – хотя ему казалось, что быть прекраснее просто невозможно.

– Близнецы! До чего неожиданно! До чего чудесно! А я будто знала!

Лежавшая на деревянной кровати эльфийка сменила позу. Стройная, хорошо сложенная, сейчас она была на сносях. Вместо привычных нагрудника и кожаных доспехов следопыта на ней было свободное серебряное платье, вовсе не скрывавшее беременность.

У нее довольно быстро появился животик, и о близнецах стоило догадаться уже тогда, но Ронин не хотел этого признавать. Они были женаты всего несколько месяцев, когда обнаружилось, что Вериса беременна. Это взволновало обоих: если судить по летописям, браки между людьми и эльфами заключались весьма редко, а упоминаний об успешных родах в таких случаях и вовсе не было.

А теперь оказывается, что они ждут сразу двоих.

– Кажется, ты не понимаешь, Вериса. Близнецы! Близнецы – у мага и эльфа!

Но ее лицо все еще светилось от радости и приятного удивления.

– Любовь моя, у эльфов редко рождаются дети, а уж близнецы – почти никогда! Нашим детям уготована великая судьба!

Ронин не сумел скрыть угрюмое выражение лица.

– Знаю. Это меня и беспокоит…

Они с Верисой отлично знали, что такое «великая судьба». В последние дни войны с Ордой им пришлось участвовать в битве за орочью крепость Грим Батол и сражаться не только с орками, но и с драконами, гоблинами, троллями и другими созданиями. После той битвы они, как послы, вместе ездили по разным королевствам, стараясь напомнить членам Альянса о том, как важно сохранить фракцию. Однако они рисковали жизнью даже тогда, поскольку перемирие, воцарившееся после войны, было весьма хрупким.

А затем неожиданно появился Пылающий Легион.

К тому времени осторожная дружба двух соратников обернулась союзом двух непохожих душ. Сражаясь с кровожадными демонами, маг и эльфийка-следопыт защищали не только родные земли, но и друг друга. Когда один из них думал, что другой погиб, его пронзала невыносимая боль.

Возможно, боль потери поражала их души сильнее обычного из-за того, что все, кого они любили, уже погибли. Плеть разрушила до основания и Даларан, и Кель’Талас; разлагающиеся твари из армии Короля-лича, приспешника Легиона, безжалостно убили тысячи невинных жителей. Были погублены целые города, а что еще хуже – многие жертвы вскоре восстали из мертвых и оказались новыми проклятыми солдатами Плети.