Духовлад открыл глаза и понял, что слегка задремал. Панорама за решёткой сведетельствовала, что обоз уже едет по лесу, а значит город уже позади. Вдруг за решёткой показалось злобная, светящаяся предвкушением скорого отмщения за ущемлённую гордость, морда того самого наёмника, которому дважды не дали избить Духовлада. Сидя на лошади, он подъехал максимально близко к будке с работниками и, просунув копьё между прутьями решётки тупым концом вперёд, стал ожесточённо наносить тычковые удары по Духовладу, приговаривая:

– Тебя ждёт весёлое путешествие, крысёныш… Я переломаю тебе все рёбра…

Получив несколько ощутимых тычков, Духовлад вскочил на ноги, и стал отбивать древко копья предплечьями, или просто уворачиваться от него, играя туловищем. Сидевшие по сторонам от него не давали возможности перемещаться вправо или влево, но пока это не было большой проблемой. Наёмник явно не имел серьёзного боевого опыта: направление его ударов легко «читалось» по подготовительным движениям; удары наносились только за счёт силы рук (коей природа его, всё же, не обделила); попытки обмануть Духовлада, и поменять направление удара, были неуклюжи и очевидны; от гнева, вызванного малой эффективностью своих действий, его глаза сильно покраснели и почти вылезли из орбит, а из оскаленного рта то и дело капали слюни. Духовлад вполне контролировал ситуацию, и если даже пропускал удар, то эффект от него был достаточно сносным. Практически безрезультатно проведя в этих потугах около четверти часа, разгневанный наёмник убрал древко копья и, пришпорив коня, поскакал в голову обоза.

Конечно, Духовлад понимал, что этот человек просто так не перестанет портить ему жизнь, и обязательно ещё вернётся. Молодой боец снова сел на пол, облокотившись на стенку, и стал обдумывать возможные варианты дальнейших действий неприятеля. На вид наёмник создавал впечатление достаточно тупого человека, так что поражающего воображение разнообразия приёмов от него ждать не приходилось. Чего тогда ждать от человека, в котором тупость умножена на грубую силу? Конечно настойчивости! Скорее всего, он будет появляться у этой решётки снова и снова, пытаясь наносить удары древком копья, и в итоге в гневе убираться прочь не солоно хлебавши. И так до тех пор, пока его скудному умишке не удастся придумать чего-нибудь новенького (возможно ещё более глупого). Эти мысли несколько подняли Духовладу настроение, и он стал обдумывать действия, которыми можно было ещё больше взбесить вооружённого олуха. Например, можно прижаться к стенке, со стороны которой тот устраивает нападение, и потихоньку перемещаться вдоль неё, оставаясь для него невидимым. Можно отобрать у него оружие… Нет, будка слишком узка, чтобы втянуть копьё внутрь целиком. Тогда можно просто упереть древко в пол и сломать, быстро на него прыгнув… Проклятье! (Духовлад хлопнул себя ладонью по лбу, как бы наказывая за несообразительность) Зачем вообще злить вооружённого дурака?! Что если кто-нибудь поумнее посоветует ему что-либо более действенное, и он действительно сможет доставлять неприятности? Раз его теперешнее занятие не доставляет проблем, нужно просто убедить его в обратном! Просто показать ему, что он причиняет боль и нагоняет страх! Новая идея ещё больше подняла настроение Духовладу, и он уже просто не мог сдержать улыбки. Увидев эту улыбку на лице товарища, Далибор спросил его, не видя причин для радости:

– Ты думаешь, что на этом всё кончено? Нас ждёт долгая дорога, в которой у него не будет много интересных занятий, так что он ещё не раз вернётся.

– Ничего не поделаешь, придётся его развлекать – ответил Духовлад, не убирая улыбки с довольного лица.

Примерно через час наемник и впрямь снова появился около решётки, и снова стал тыкать древком копья в свою жертву. На этот раз Духовлад изобразил на лице испуг и, защищаясь прежними способами, нарочно пропускал примерно каждый третий удар, сознательно принимая пропущенные удары на напряжённые брюшные мышцы. Так же он не забывал сопровождать каждый принятый удар болезненными стонами. Наёмник простодушно принял свои успехи за чистую монету и, явно воодушевившись, шипел, в ненависти пуча глаза:

– Извивайся змеёныш, извивайся… До Драгостола у тебя ни одного целого ребра не останется…

Духовлад еле удержался, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Ещё около получаса помахав копьём, изрядно покрывшись от этого потом, наёмник снова удалился, на этот раз весьма довольный результатом. Духовлад снова уселся на прежнее место, тоже довольный эффектом своего представления. Все, кто был в будке, тоже поверили в реальность происходящего: Далибор смотрел на своего товарища с непониманием, предводитель крестьян явно радовался, что наглому обидчику как следует досталось, а двое его последователей недоумённо крутили по сторонам головами, то и дело переглядываясь, боясь изобразить на лицах какую-нибудь эмоцию, кроме обычного для них испуга.

– Да чего ты опять улыбаешься?! – не выдержал Далибор – Ты мог бы спрятаться под стенку с его стороны, и он бы тебя не видел. Или попытался бы схватить его копьё…

– И что? – перебил Духовлад, поворачивая к товарищу улыбающееся лицо.

Вопрос поставил того в такой тупик, что он просто удивлённо выпучил глаза и открыл рот, не в силах найти слов для продолжения этой нелепой беседы. Духовлад начал вкрадчиво объяснять:

– Я просто делаю вид, что мне больно, и что я боюсь его, ведь это то, ради чего он здесь появляется. По мне попадают только те удары, которые я сам решаю пропустить, и для меня они вполне сносны. Зачем мне давать ему повод искать более опасные способы достать меня? Пусть лучше думает, будто действует то, что на самом деле не действует.

Далибор не воспринял ответ как тактическую хитрость, но снова вернулся к мыслям о малодушии Духовлада. Пожав плечами, он молча уставился в стенку напротив. Он считал, что настоящий мужчина, должен принимать любой вызов, глядя прямо в глаза опасности, а не прятаться за какими-нибудь уловками. Духовлад сразу прочитал на его лице немой упрёк, но не стал удручать его долгими (и, скорее всего, бессмысленными) объяснениями. В нём зрела твёрдая уверенность, что Далибору просто нужно немного «посмотреть жизнь», не имея рядом гостеприимного родительского крова, тогда его, до исступления прямое понимание этой жизни, постепенно начнёт обогащаться осознанием пользы от подобных хитростей. Он повернулся, и посмотрел на старшего крестьянина. Тот уже перестал радостно улыбаться, услышав, что Духовлад на самом деле водит наёмника за нос, демонстрируя ему ложную успешность его нападений. Теперь он имел озабоченный вид, явно раздумывая над тем, как бы дать знать об этом наёмнику. Духовлад грубо взял его за затылок одной рукой и, повернув лицом к себе, вонзил угрожающий взгляд в его перепуганные глаза, а второй рукой указал на угол, в котором находилось отхожее отверстие, после чего тихо, но жёстко произнёс:

– Если ты посмеешь рассказать этому бугаю о том, что услышал, я твоей мордой вычищу весь тот угол!

Опасливо оценив взглядом объём засохшего дерьма вокруг очка, крестьянин испуганно забубнил, пытаясь оправдаться:

– Да я не… Я никогда… Зачем мне…

Посчитав вопрос закрытым, Духовлад оставил перепуганного крестьянина в покое. Расслабившись, он стал ожидать возвращения, одержимого надуманной местью, наёмника. До конца дня, тот возвращался ещё трижды, всякий раз удаляясь довольный актёрским мастерством Духовлада.

Начало смеркаться, и обоз остановился на большой поляне. Сквозь решётки было видно, как наёмники и торговые люди разводят костры, чтобы приготовить ужин. Голод и жажда уже серьёзно тревожили невольников, за весь долгий день не видевших ни капли воды, ни корки хлеба. Наконец звонко лязгнула щеколда, открылась дверь, и хмурый наёмник небрежно поставил на пол будки деревянное ведро с водой, а вслед закинул пол мешка сухарей, окинув работников презрительным взглядом, захлопнул дверь, и снова звонко лязгнул щеколдой.

– А ну, давай всё сюда! – приказал Духовлад, грубо пихнув локтем в плечо старшего крестьянина, который первым, было, потянулся к провианту.