- Тебе идет моя рубашка, - сказал он. - И это не заготовка.

- Что я должна сделать, чтобы оставить ее себе?

- Заплатить, - ответил он.

Ее глаза широко распахнулись, и он почувствовал мгновенный укол сожаления.

- Прости, - ответил он, отпуская ее запястья, - Я забыл...

- Не извиняйся, - сказала она. - Все хорошо. Ты мужчина в постели с женщиной. Я не жалуюсь.

- Нет?

- Я веселюсь, - ответила она. - Клянусь. Мне нравится быть с тобой в постели. Сколько женщин в городе хотели бы оказаться здесь?

- Большинство из них, - ответил Кингсли.

- Скажу вот что, ты был высокомерен, и скорее всего это правда. Я предмет зависти всего города за то, что сегодня нахожусь в твоей постели.

- Не знаю, - ответил Кингсли, снова лаская ее живот. Он ощущал, как она дрожит под его пальцами. - Женщины, которые хотят оказаться в моей постели, обычно не заинтересованы в рассказах и сне.

- Я тоже, - ответила Сэм.

Кингсли выгнул бровь, глядя на нее.

- Чем ты хочешь заняться? - спросил он.

- Я должна решить?

- Целый месяц я подчинялся Госпоже Фелиции. И был хорош в этом. - Он пощекотал ее грудную клетку кончиками пальцев. - Ты мне скажи.

- Хочу заплатить за свою рубашку, - ответила она. - Вот, чем хочу заняться.

- Хочешь, чтобы я кончил на тебя. Ты лесбиянка. Разве это не против правил?

- Мне плевать на правила.

- Ты действительно хочешь этого?

- Да, но не на спину, - ответила она. - Сделай это там, куда считается. Ты показал мне свои шрамы и позволил прикоснуться к ним. Ты должен увидеть мои.

Она подняла руки и расстегнула свою рубашку... его рубашку. Она распахнула ее и обнажилась перед ним. Кингсли смотрел на ее обнаженные груди с похотью и желанием, пронизывающем его тело. Прекрасная полная грудь, но не идеальная. Обе груди были испещрены старыми зажившими полукруглыми ожогами.

- Я же говорила тебе, что у меня есть ужасные секреты. Это сувениры из того лагеря, - ответила Сэм, покраснев. - Я не часто раздеваюсь с женщинами. Они плохо выглядят?

Он покачал головой.

- У тебя красивая грудь, - ответил он. - Неужели мои шрамы портят меня?

- Твои шрамы сексуальные.

- Как и твои.

- Спасибо. Даже если ты лжешь мне, спасибо за то, что ты хороший лжец, - ответила она.

- Я не лгу, - заверил он. Он опустил голову и поцеловал бледно-розовый сосок. Затем он поцеловал шрам. Ему до боли хотелось прикоснуться к ее груди, но еще больше ему хотелось прикоснуться к самому себе. Опустившись, он расположил колени по обеим сторонам от бедер Сэм. Казалось, ее нисколько не смущала его нагота, даже когда он обхватил себя ладонью.

Сэм подняла голову и поцеловала внутреннюю сторону его предплечья, прежде чем скользнуть рукой вниз по животу и в свою «пятницу». Она ласкала себя, пока он скользил по своему члену. Быстрее, чем он ожидал, она начала двигаться под ним, тяжело дыша, ее выдохи застревали в горле. Ее удовольствие подгоняло его, особенно когда он увидел, как ее соски затвердели от возбуждения, а кожа покраснела. Она резко вдохнула и замерла. Пока она кончала он сдерживался, хотя ему было больно это делать. Когда ее тихие содрогания закончились, она открыла карие глаза и пристально посмотрела на него с нескрываемым желанием. Он скользнул по длине, еще раз, и затем кончил на нее, покрывая семенем ее грудь и живот. Ему нравилось это, нравилось, что она позволяла ему делать это с собой, нравилось видеть его сперму на своей коже.

Сэм закрыла глаза и выгнула спину навстречу его прикосновениям, пока он втирал семя в ее грудь. Почему он делает это, помечая ее вот так? Он и сам не знал почему. Кого это волнует? Ему нравилось прикасаться к ней. Он не торопился, ее грудь так правильно ощущалась в его ладонях. Он перекатывал соски между указательным и большим пальцами, вычерчивал круги вокруг ореол.

- Никто уже давно не прикасался к моей груди, - сказала она. - Забыла, как это приятно.

- В любой момент, когда потребуется, мои руки в твоем распоряжении.

- Значит... я могу оставить рубашку себе? - спросила она.

- Сэм, ты можешь забрать все мои рубашки.

С величайшей неохотой он отстранился и позволил ей застегнуть его рубашку. Он был рад, что она не сразу побежала в ванную, чтобы смыть его с себя. Хороший знак.

Сэм лежала на спине и смотрела куда угодно, только не на него.

- Сэм?

- Дай мне секунду. Я никогда прежде не была с парнем. Я все обдумываю.

Кингсли тяжело выдохнул, и Сэм улыбнулась.

Он сел и наклонился над ней.

- Кингсли, что ты делаешь?

Он вытащил небольшую коробку из ящика в прикроватной тумбочке из эбенового дерева, достал рулон бумаги, зажигалку и маленький пластиковый пакет.

- Кингсли, это...

- Да, - ответил он, с улыбкой облизывая бумагу и туго скручивая концы. - Держи. - Кингсли передал ей косяк. - Это поможет тебе разобраться.

Кингсли щелкнул зажигалкой, и Сэм сделала затяжку, подержала ее и выдохнула. Она с улыбкой откинулась на его подушку. Она свернулась калачиком у него на груди и вернула косяк ему.

- Кинг?

- Да, Сэм? - Он обнял ее одной рукой, прижал к себе и искусно выпустил колечко дыма.

- Ты самый крутой босс в мире.

Глава 28

Кингсли проснулся один в своей постели. Сэм уже ушла. Она оставила его рубашку на кровати вместе с запиской. Он развернул листок и прочел ее.

Кинг, я не люблю тебя и ухожу. У меня появилась мысль во время вчерашнего разговора, и я хочу проверить ее. Я могла бы кое о чем поговорить с Фуллером.

Люблю,

Сэм.

P.S. Ты выглядишь как маленький мальчик, когда спишь . Почти невинно. Я могла сделать компрометирующие фотографии.

P.P.S. Не забудь об игре сегодня в полдень.

P.P.P.S. Спасибо за травку.

Он перевернул листок, чтобы проверить нет ли еще постскриптумов.

Игра? Ах, да, у него сегодня игра. Матч-реванш с первым Пресвитерианином. Если он проиграет, Сорен убьет его, и Кингсли был совершенно уверен, что священник сделает это более качественно, чем те, кто пытался прикончить его в прошлый раз.

Когда он скатился с кровати, то почувствовал острую боль во всем теле. Несколько дней вне кровати Госпожи Фелиции пойдут ему на пользу. Он принял душ и переоделся в футбольную форму. В пятнадцать лет его вербовали в футбольный клуб «Пари Сен-Жермен», и вот он здесь, в костюме для игры в церковной лиге. Тем не менее, он зашнуровал бутсы и натянул футболку "Пресвятое Сердце" со своей фамилией на спине и номером восемь под ней. Даже буква Т в названии была в форме креста. Как эксцентрично.

- Почему ты выбрал для меня восьмой номер? - спросил Кингсли Сорена, когда тот вручал официальную форму.

- В библейском мистицизме восьмерка символизирует перерождение, новое начало и воскрешение Христа.

- Так вот почему я восьмерка? - Кингсли был тронут продуманностью.

- На самом деле, этот номер был единственным свободным между единицей и двадцатью.

- Я знаю семьдесят два разных способа убить человека, - ответил Кингсли Сорену. - Три из них предполагают использование футболок в качестве оружия.

Кингсли закончил одеваться и собрал волосы в хвост. Ему не нужны волосы на лице, пока он будет бегать по полю. Он направился к двери спальни, но остановился, услышав, что звонит его личный телефон. Только пять человек знали этот номер - Сорен, Блейз, его адвокат, Сэм и "друг" из полиции - и никто из них никогда не звонил ему по этому номеру без уважительной причины. Кроме Сорена.

Но это был не Сорен и не кто-то из его личной пятерки.

- Мистер Эдж?

- Кто это? - спросил Кингсли, мгновенно насторожившись.

- Это преподобный Джеймс Фуллер.

Кингсли напрягся, его хватка на трубке усилилась.

- Откуда у вас этот номер? - спросил Кингсли.