- Что ты делаешь? - спросил Кингсли.

- Прикасаюсь к твоей спине.

- Почему? - Спросил он. Pourquoi?

- Потому что могу. Я могу сделать с тобой все, что захочу. Разве не так?

- Все, что угодно, - ответил Кингсли, испуская глубокий выдох удовольствия. - Могу я задать глупый вопрос?

- Ты только что это сделал.

Кингсли усмехнулся, и услышал, как Сорен вздохнул с притворным отвращением.

- Задавай свой вопрос.

- Тебе нравится мое тело? - Кингсли краснел до, во время и после того, как задал этот вопрос.

- Не в данный момент.

- Не нравится? - Кингсли был раздавлен.

- Недостаточно синяков на мой взгляд.

Кингсли улыбнулся на его ответ.

- Ты можешь внести любые улучшения в мое тело, если хочешь. Рубцы... синяки... порезы... ожоги...

- Ты пытаешься соблазнить меня.

- Всегда. Это работает?

- Может быть, - ответил Сорен, скользя вниз пальцем по спине Кингсли. Он вздрогнул от этого прикосновения. - Нравится? - спросил он. Он звучал почти удивленным.

- Oui, beaucoup. - Кингсли перешел на французский. - Мне нравится удовольствие так же сильно, как и боль.

- Ты хочешь, чтобы я чувствовал то же самое? - спросил Сорен.

- Pas du tout. Я могу найти любую девушку, которая сможет доставить мне удовольствие. Но кто подарит мне боль, кроме тебя?

Сорен тихо рассмеялся. Кингсли нравилось смешить Сорена. Кингсли выдумал теорию, по которой человеческая эволюция вела к Сорену, и когда он смеялся, мир понимал, что проделал отличную работу.

- Перевернись, - приказал Сорен, и Кингсли моментально подчинился. Теперь Сорен дразнил его спереди, его живот и грудь. Кончиками пальцев Сорен легонько прикасался к ребрам Кингсли, пересчитывая их вверх по левой стороне и вниз по правой. К тому времени, как он насчитал двадцать четыре, Кингсли был полностью тверд.

- И это тоже нравится? - спросил Сорен и задрал рубашку Кингсли до подмышек. Кингсли помог ему и полностью снял ее.

- Каждую секунду. А тебе?

Сорен помолчал. Знак того, что он глубоко задумался, взвешивая свои слова.

- Интересно наблюдать, как ты реагируешь на разные типы прикосновений.

- Могу я к тебе прикоснуться? - спросил Кингсли. - Пожалуйста?

- Если ты настаиваешь. Хотя я не получу от этого удовольствия, так что не понимаю, почему ты так настаиваешь.

Кингсли услышал веселье в голосе Сорена. Он любил акцентировать многочисленные недостатки Кингсли - для Сорена Кингсли был пустой тратой времени. Он был слишком французом, не католиком, слишком сексуально-помешанным, недостаточно прилежным, недостаточно покорным, и, безусловно, ниже Сорена во всех смыслах - физически, морально и онтологически. Учитывая, что Сорен говорил подобные жестокие пустяки, когда они были наедине друг с другом, целуясь, лаская и трахая, Кингсли гадал действительно ли Сорен имел в виду их. Иногда у Кингсли возникало отчетливое ощущение, что он нравится Сорену. Он оплатил путешествие Мари-Лауры в Америку. Если это была не любовь, или, по крайней мере, влечение, тогда что это было?

- Тебе это может не понравиться, - ответил Кингсли. - Но я попробую.

Кингсли сел рядом с Сореном, лицом к нему. Сорен повернул голову и молча смотрел на него. Несомненно, Сорен ждал, что Кингсли прикоснется к одной из интимных частей его тела. Что Кингсли и сделал.

Он протянул руку и коснулся лица Сорена. От шока или удивления, Сорен отпрянул на дюйм. Кингсли подождал, снова протянул руку и прижал кончики пальцев к его щеке.

- Ты слишком бледный, - сказал Кингсли. - Каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе, мне кажется, что твоя кожа будет холодной, как камень.

- В Мэне непросто загореть, - ответил Сорен. - Еще какие-нибудь жалобы на мою внешность?

- Твои ресницы слишком темные. - Кингсли провел подушечкой большого пальца по кончикам ресниц Сорена. - Из-за них мне трудно сконцентрироваться, когда я рядом с тобой.

- Я не приму мои ресницы в качестве оправдания за твое плохое поведение.

- Тогда тебе придется и дальше наказывать меня за него.

- Я намерен это сделать.

Кингсли наклонился вперед, обернул руки вокруг плеч Сорена и поцеловал его. Сорен ответил на поцелуй с удивительной нежностью и лаской. Обычно поцелуи Сорена оставляли синяки, которые Кингсли любил. Но и этот ему тоже нравился, руки Сорена на его обнаженной спине, и соединенные губы, их переплетающиеся языки... А потом, поскольку поцелуй был слишком идеальным, Кингсли испортил его смехом.

Сорен отстранился и уставился на него.

- Прости, - сказал Кингсли. - Никогда не думал...

- Никогда не думал о чем? - спросил Сорен.

- Никогда не думал, что буду целоваться с тобой на заднем сиденье машины. Мы можем сходить в кино сегодня вечером?

Сорен пристально смотрел на него.

- Оденься.

- Не останавливайся. Мы почти добрались до второй базы, - ответил Кингсли, продолжая смеяться. Он даже не переставал смеяться, когда Сорен толкнул его на пол машины.

- Мы должны остановиться, - сказал Сорен, из его глаз исчезло веселье. - Мы приехали.

Кингсли вскарабкался на сиденье и натянул футболку и жакет. Он провел рукой по волосам и поправил одежду.

- Что собираешься делать? - Кингсли заметил, как плотно сжался рот Сорена, как напряглась его челюсть.

- Молиться, чтобы Бог дал возможность говорить, - ответил он. - Надеюсь, она здесь.

- Разве Элизабет не сказала, что новая жена должна быть дома?

- Я говорил не о жене. Я говорил о сестре, ребенке. Клэр.

- Ты говорил ей три, oui? Она не младенцем, она дошкольник.

- Когда ты стал экспертом в развитии детей?

- Я не эксперт, но даже я знаю разницу между младенцем и дошкольником. - Фыркнул Кингсли, и Сорен прищурился на него. Может, в конце концов, его сегодня выпорят.

- Как твоя сестра узнала о новой жене?

- Ее мать наняла кого-то присматривать за активами отца. Элизабет держала меня в курсе. Мы знали, что он женился. До недавнего времени мы не знали, что у него родился еще один ребенок.

- Зачем ему держать это в тайне?

- Потому что он знает, что мы с Элизабет могли бы сделать нечто подобное.

Машина свернула на длинную, усаженную деревьями дорогу, и впереди показался большой особняк в английском стиле.

- И это все? - спросил Кингсли.

Сорен тупо уставился в окно, затем кивнул головой.

- Это замок, - продолжил Кингсли. - Ты вырос в замке.

- Это дом.

- Это чертовски огромный дом. - Великолепный, захватывающий дух, великолепный и внушительный. В отличие от Сорена.

- Я ненавижу его.

Кингсли вздохнул. Сорен рассказывал ему о жизни в этом доме.

- Я не виню тебя, mon ami.

Машина катилась по длинной подъездной дороге. Кингсли ощутил напряжение Сорена, как только они приблизились к дому.

- Что я могу сделать? - спросил Кингсли. - Чтобы помочь тебе, я имею в виду.

- Оставайся в машине. Если мне понадобится, чтобы ты подтвердил мою личность, я приду за тобой.

Машина остановилась в конце подъездной дорожки. Водитель вышел из машины и открыл дверь для Сорена. Поток холодного воздуха ударил в лицо Кингсли. Скоро пойдет снег. Кингсли надеялся на снег. Тогда он и Сорен снимут номер в отеле, может останутся там на несколько дней...

- Эй, - обратился Кингсли, и Сорен повернулся. - Могу я познакомиться с твоей сестрой?

- Клэр еще нет и трех лет. Если хочешь пофлиртовать с моей сестрой, нам стоит поехать к Элизабет.

- Я не собирался флиртовать, - ответил Кингсли, оскорбленный тем, что Сорен считал, будто секс был его единственным интересом в жизни. Самым большим, безусловно, но не единственным. - Я люблю детей.

Сорен прищурился и указал на сиденье машины.

- Жди, - сказал Сорен, будто это Кингсли был дошкольником.

Водитель вернулся в машину. Кингсли вышел из машины и стоял на холодном осеннем ветру. Длинное пальто Сорена обвивалось вокруг его ног, пока он шел к дому. Его голова была высоко поднята, глаза каменными, но при этом он выглядел как осужденный, идущий на собственную казнь.