- Никогда не покупала презервативы. Сколько нужно на неделю?
- Не знаю. Сотню? Погоди. Мы устраиваем вечеринку. Лучше тысячу.
- Что еще?
- Купи большого размера, - добавил он. - Поскольку я...
Сэм зажала пальцами уши.
- Ла-ла-ла, - запела она. - Не слушаю...
Он убрал руки от ушей.
- Закажи еду. Закажи алкоголь. У нас будет вечеринка.
- Какая вечеринка? - поинтересовалась она.
Кингсли улыбнулся.
- Поняла, - фыркнула Сэм. - Такая вечеринка.
Сэм приняла приказы и промаршировала прочь. Он был рад тому, что она не спросила, куда он направлялся, ведь поскольку сдвигов в поисках компромата на Преподобного Фуллера, он решил взять дело в свои руки.
Кинг поймал такси и назвал водителю адрес в Квинсе. От Сэм он узнал, что у Фуллеров в городе есть небольшой дополнительный офис. Они переедут в большую штаб-квартиру, как только «Ренессанс» реконструируют.
Водитель высадил его в конце квартала, и Кингсли быстро нашел офис богадельни. Они занимали трехэтажное кирпичное здание между школой и разрушенным жилым комплексом. Кингсли с опаской зашел внутрь, ощущая себя солдатом, вторгшимся на вражескую территорию. На самом деле, куда бы он ни посмотрел, то всюду видел надписи и плакаты, предупреждающие об опасности греха, неизбежности суда.
«Готовы ли вы встретиться с вашим создателем?»
«Узок путь.»
«Все согрешили и лишены славы Божьей.»
«Бежать от праведного гнева.»
Он изучил еще одни скудный постер, на котором были изображены люди с протянутыми к небесам руками в молитве, а их тела пылали в огне.
- Позитивно, - сказал себе Кинг.
Он заметил еще один постер: абортированный плод на кровавом покрывале и внизу драматичным шрифтом «Я сформировался в твоей утробе». Гротескный рисунок, он никак не повлиял на его мнение об абортах и лишь заставил захотеть излить свой обед на ковер церкви. Люди действительно находили утешение или просветление в таком месте?
Он нашел утешение и принятие в Академии Святого Игнатия, в католической школе, где встретил Сорена. Он не был католиком, никогда не был, но иезуиты в школе были пьяницами и интеллектуалами с открытыми взглядами. Иезуиты были скандальными либералами, по крайней мере, по католическим стандартам. Он вспомнил одного храброго юношу на уроках социальной этики, который спросил у отца Генри, при каких обстоятельствах аборт может быть разрешен. Отец Генри ответил: «В животе не должно быть пусто», и класс целых пять секунд был в шоке, прежде чем все рассмеялись.
Что-то подсказывало ему, что шутки об абортах не приветствуются в этой церкви.
- Ужасно, не так ли? - Кингсли обернулся и увидел молодую женщину, стоящую в дверях кабинета у входа в церковь. - Этот постер.
Кингсли понадобилось две секунды, чтобы перестроить разум, чтобы говорить без какого-либо намека на французский акцент.
- Ужасен, - согласился Кингсли. - Моя религия запрещает заниматься пропагандой.
- Простите?
Кингсли одарил ее безмятежной, ничем не угрожающей и потому совершенно фальшивой улыбкой.
- Я думал, здесь ли преподобный Фуллер. Мне бы хотелось поговорить с ним.
- Его здесь нет, - ответила она, в ее голосе слышались нотки нервозности. Девушка была симпатичной и могла бы называться красивой, если бы не прятала себя под бесформенным цветастым платьем. Она выглядела юной, двадцать или двадцать один, и в ее глазах был милый невинный блеск. - Главный штаб организации в Стэмфорде. Он не часто тут останавливается, потому что очень занятой человек.
- Еще я слышал он очень набожный.
Девушка широко улыбнулась.
- Да. Такой вдохновляющий. Преподобный Фуллер истинно любит Господа, и его церковь любит его за это.
- Никто не любит священнослужителей больше, чем я.
- Меня зовут Честити. Могу я вам чем-нибудь помочь?
- Нет, целомудрие[18] мне ничем не поможет.
- Сэр?
- Вообще-то Вы могли бы мне помочь, - говорит он, подойдя к ней и установив минимально допустимое в социуме расстояние. - У меня есть подруга. У нее серьезные проблемы.
- Какого рода проблемы?
- Она лесбиянка.
Глаза Честити округлились.
- Это проблема. Вы говорили с ней об этом?
- Да. Она не раскаивается. - Он шумно выдохнул в притворном разочаровании.
- Понимаю. Чем дольше они остаются в своем грешном образе жизни, тем жестче становятся их сердца.
- Да, ее сердце очень несгибаемо. Такое несгибаемое, что даже я становлюсь несгибаемым.
- О, нет, вы не можете позволить своему сердцу становиться несгибаемым. Бог любит мягкие сердца.
- Значит, я должен быть мягким?
- Да. Мягким и открытым перед Богом.
- А Вы, Честити, мягкая и открытая перед Богом?
Девушка слегка покраснела. Когда она заговорила, то начала слегка заикаться.
- Я пытаюсь. Во имя Господа. - Она кашлянула и сделала небольшой шаг назад. - Значит, вы здесь потому, что волнуетесь о своей подруге-лесбиянке и о греховной жизни, которую она ведет?
- Я слышал, что у церкви преподобного Фуллера есть программа, помогающая таким людям, как она. Даже лагеря. Верно?
- Да, у нас есть программы. Программа «Новый Рай». Она включает в себя интенсивную переориентационную терапию.
- «Новый Рай»? Звучит многообещающе.
- Эта программа помогает гомосексуалистам вернуться к существованию, подобному в Эдеме и Райском саду.
- Значит, это нудистская колония?
- Нет, глупыш. - Честити покраснела и захихикала. Затем захлопнула рот ладонью. - В Эдеме были Адам и Ева, а не Адам и Стив.
- Бедный Стив. Он может остаться со мной.
- Сэр?
- Программа «Новый Рай»? - повторил Кингсли.
- Верно. Да, - ответила она, очевидно радуясь тому, что сошла с пути этих мыслей. - В рамках программы «Новый Рай» она пройдет интенсивную терапию, помогающую понять каково место женщины в мире.
- И каково?
- Под мужчиной.
- Место женщины под мужчиной?
- Безусловно. Женщины подчиняются мужчинам. Это библейская модель семьи.
- Я мужчина, - сказал Кингсли. - А Вы женщина. Значит, Вы должна быть подо мной?
- В библейском смысле, - ответила она, снова заикаясь.
- Мой любимый смысл. - Кингсли шагнул ближе, достаточно близко, чтобы ощутить, как дрожит ее тело от волнения. Но в этот раз она не отступила назад. – Боюсь, этой терапии будет недостаточно моей подруге. Она любит соблазнять натуралок.
Честити еще сильнее покраснела.
- Тогда она в глубоком грехе.
- В очень глубоком, - согласился Кингсли. - У нее короткие волосы, и она одевается как мужчина.
- Это ужасно. Женственность женщины - это подарок Бога. Они не должны носить брюки, ведь те скрывают женственность.
Кингсли посмотрел на ее бесформенное платье. Сэм в своих костюмах выглядела более женственной, чем эта девушка в домашнем халате.
- Согласен. Я пытаюсь снять с нее брюки, но до сих пор не преуспел в этом.
- Какая жалость. Она должна снять брюки ради вас. То есть, она должна носить платья. Все женщины должны носить платья или юбки. Вот о чем я говорю.
- Юбки действительно облегчают мне задачу.
- Простите?
- Расскажи поподробней о лагерях. Возможно, мне удастся обманом заставить ее отправиться в один из них.
- Ну, - начала девушка. - Их несколько, и смена длится двадцать восемь дней. Каждое лето по три смены. У нас есть лагеря в Техасе, Колорадо, Огайо и Пенсильвании.
- Ничего ближе?
- В штате был один, - ответила она, понизив голос, словно выдавала секрет. - Но его закрыли десять лет назад.
- В северной части штата Нью-Йорк было бы идеально. Почему его закрыли?
Девушка подняла ладони вверх. - Я слышала...
Кингсли наклонился ближе, очень близко, ближе к мужчине эта несчастная девственница никогда не была.
- Что ты слышала? - спросил он, прижимаясь губами к ее уху и позволяя дыханию щекотать ее шею.
- Я слышала, что там умер отдыхающий, - прошептала она. - Суицид. Преподобный Фуллер ни в чем не виноват. Расследование очистило его имя и церковь от преступления. Понимаете, в суициде никто не виноват кроме человека, совершившего его. Но тем не менее лагерь закрыли.