Важно понимать, что правильная концепция – главное достоинство любой существующей системы, позволяющее ей существовать в изменяющихся условиях. Очевидно, не принципиально, сложилась ли у нас на планете углеродная форма жизни или кремниевая – это чистая случайность, так как кремний составляет аж четверть земной массы. С тех давних пор, как такое повелось, нет никаких ограничений по превращению чего угодно в кремниевые соединения, то есть в камень и песок, но не наоборот. Наоборот – это только чудеса в старинных книжках, вроде превращения воды в вино. Вот вино в воду превратить – проблем не составляет, час пищеварения – и готово. Жизнь же всегда превращается в камень. А уж созидание песка – извечная человеческая забава.

Сначала укладываем внешний контур. Те, кто первыми занял своё место, просуществуют дольше всех, на них часто будут выпадать удары судьбы, тут годятся всякие – ровные, кривые, без разницы – геометрия ещё не определена и будет отталкиваться в прямом смысле от них, первых. На периферию идут всякие дефектные. Ведь какой спрос с периферии? И нагрузки никакой, просто буфер у границ. Дальше выкладываем камни непрерывной линией – по кругу к центру, если контур замкнутый, или маятником (туда-сюда), если предел не ограничен. Ведь само мироздание предпочитает либо вращательные процессы (цикл), либо маятниковые (туда-сюда), тут ничего нового не придумаешь. Есть, конечно, линейные, но они одноразовы, недолговечны. В линейное путешествие отправляется (то есть попросту выбрасывается как можно дальше) совсем уж дефектный материал, либо такой «упористый», который ну никак не стыкуется с другими элементами. От этих только вред. Короче, не надо много думать, руки сами подскажут, что класть. Просто создаём непрерывность. Камень к камню, тук-тук, вот-вот. Бей сильнее! Если не бить, нет уверенности, что будет служить. Треснет – значит, слабое звено, хорошо, что треснул, не место ему здесь. Заметь, бьёшь ближний – он двигает предыдущих. Они уж думали, что на покое, ан нет – подвинься. Так надо. В общем, достаточно простая работа.

Важный момент, о котором мы чуть не забыли, состоит в том, что во время работы нужно постоянно разговаривать с камнями. Ведь откуда им взять слова, как не услышать, подобно детям, от своих создателей? Речь наша должна быть обращена к ним и быть пусть даже и простой, но непрерывной. Не нужно бояться говорить с ними и на сложные, взрослые темы. Когда придёт время, они сами всё поймут, вспомнят все слова, слышанные когда-то. Ведь только камни помнят всё. Это и есть их главное достоинство, их проклятие и судьба. Только они несут всю память о произошедшем и именно поэтому столь тяжелы, ведь память редко оказывается лёгкой…

И вот камни уложены, подбиты, подогнаны. Они уже будто бы хотят говорить, но… Но это ещё не всё. Камни ещё свободны. Хотя и в жуткой тесноте, но можно ещё подойти и вытянуть наружу почти любой. Такого нам не надо. Поэтому, когда вся работа закончена, когда все на своих местах, а в нестандартные пазы с усилием вогнаны вырубленные искалеченные половинки, мы берём мелкую крошку – прах их братьев, и рассыпаем равномерно на всех. Материал берётся из самой среды, в которой строится созидаемое. Это не составляет проблем. Щебень вечно сопутствует человеческим начинаниям, а уж превращать окружающую природу в песок, как было сказано выше, – одно из самых характерных человеческих умений. Итак, засыпаем песком и щебнем. Дальше – метлу в руки, и елозим, чтоб досталось каждому. Этот обязательный обряд – приобщение к плоти предшественника, который можно назвать «причастием», имеет большое значение. Так каждый камень становится вдруг связанным мельчайшими песчинками с каждым из окружающих. Эта связь не притягивает, а сковывает их. Песчинок этих должно быть как можно больше, сыпь, не жалей. Дожди, ветер и другие катаклизмы уберут лишнее… Стиснутые обстоятельствами, камни уже не шевелятся и чётко служат на своём месте. Уже не дёргаются. Вот и всё. Цель достигнута. Музыку можно заканчивать, она уже не имеет никакого значения, если только для нарочитой торжественности.

Тссс… Иногда в такой момент хочется сказать: «на сием камене созижду церковь мою, и врата адова не одолеют ея», и это будет правдой. Теперь камни держат друг друга лучше любого цемента. Прислушайся – они говорят! В их шершавом шёпоте уже различимы слова… Дело в том, что говорит лишь то, что в чём-то нуждается – без нужды и нет необходимости говорить. Зажатые невыносимыми обстоятельствами, камни скрипят, шелестят и трещат, шепчут и щёлкают, постепенно обретая речь. Это будет длиться недолго. Камни стремятся упокоиться, ищут повод улучшить свои условия, конфликтуя с соседними, или пытаются выговориться, чтобы облегчиться осознанием того, что у окружающих дела не лучше, что сам «как все». А иногда, если прислушаться, можно услышать и протяжный высокий стон. Это их песни – долгие и тягучие, как сама Вечность. Впрочем, нет никакого значения – что они там говорят или поют. Теперь это уже не важно.

Когда-то давно, когда после долгой зимы наконец прояснялось небо, и небесный пастырь вновь гнал свои многочисленные стада по бесконечному голубому морю, земля набухала и наполнялась запахами. В такие моменты в моей семье очередное поколение взрослых обычно рассказывает очередному поколению детей, как когда-то давно прадед деда привёз из турецкого похода красавицу жену – то ли сирийку, то ли персиянку. Предание говорит, что когда первые недели солнца высушивали этот влажный воздух, а рога месяца по ночам обращались своими острыми концами направо вверх, красавица-жена собирала дорожный набор и покидала дом, на несколько дней уходя в степь. Смотреть, как распускаются маки. Может, эта пора являлась единственным напоминанием об утраченной родине, может, какой-то древний зов будоражил её душу, никто не знает… Всё красивое всегда заключает в себе тайну. А тайна всегда содержит в себе красоту.

Мы, дети, подпавшие под влияние этой загадочной были, всю жизнь помня её, как и многие другие предания, по-своему пытались найти ключ к этой древней тайне, постепенно становясь теми, кто мы сейчас есть. И эта красивая история учила нас поступать иногда просто по требованию души, не дожидаясь обоснований разума, не страшась руководствоваться неудержимым порывом… Сегодня мне кажется, что нет ничего необычного в поиске прекрасного, в созерцательном саморазговоре одиночества, в щемящей душу ностальгии по утерянному раю детства и в чувствах, будоражащих душу каждую весну. Потому что всё это есть пробуждение. А без пробуждения жизнь лишь тьма. И не важны эпохи, обстоятельства и языки. Когда на жарком юге в тёмных глазах моей праматери отражалось бесконечное море колыхающихся трав, где-то далеко, на холодном Урале, девушка маленького угорского народа так же спрашивала совета у тишины среди первых ландышей на влажной лесной поляне… А в глубине Русской равнины молодая погружалась в сладкое забытьё среди маленьких бутонов таинственной сон-травы, в окружении которой не страшны наговоры и которая уберегает от дурных помыслов. Чьё имя скоро будет названо над лепестками ромашки? Подарить ли кому свой венок на Ивана Купалу?

Сегодня небесный пастырь так же гонит свои лохматые белые стада в сторону непостижимой вечности. И среди бетона и стеклянного блеска большого города, в небольшом синем магазинчике за синей автобусной остановкой, я беру тугую связку синих ирисов и несу домой, чтобы передать той, которой, может, не рассказывали древних преданий, но которая погрузит в эти бутоны своё маленькое лицо и молча вдохнёт их плоть. И, наверное, вспомнит что-то древнее. Что-то очень важное.

В русском языке слово «хорошо» происходит от старого «хорошь», а оно, вероятно, доносит до нас древнее имя забытого ныне бога солнца – Хорса (Хърсъ). То есть, в древнем понимании, «хорошо» – это как солнце, а уж солнце – это всегда хорошо… И, как тысячи лет назад повелось в Северном полушарии, так было и в этот день – было и хорошо, и было солнце.