Мужчина незаметно усмехается, покачивая головой и ловя себя на мысли, что он верит. Как это получается так? Он, что — малышня?

— В них верят и взрослые. Суть ведь в том, что чудеса на то и чудеса, что приходят неожиданно и не ко всем сразу. А у кого-то чудеса находятся прямо перед носом, правда, они этого не замечают, — мужчина по-доброму смеется, и в глазах вновь появляются лучики света. Обернувшись и увидев это, паренька вдруг что-то тоже укалывает так остро в сердце, но скорлупа пока ещё слишком прочна, и он только бросает в ответ:

— Вот старик Хоттабыч мне на голову свалился.

Наконец две фигуры достигают толстой дубовой двери с небольшим глазком посередине, и юноша жмёт на чёрный звонок, над которым повисла тонкой нитью паутина. Отворяют дверь только через секунд эдак тридцать, и на пороге появляется ещё довольно молодая кареглазая женщина с короткой стрижкой а-ля каре, правда, несколько растрёпанным. В глазах её застывает немое удивление, когда рядом с сыном она видит высокую фигуру незнакомца с большими серыми глазами и густыми тёмными бровями. Фигура светло улыбается, завидев женщину, но боится спугнуть её своим неожиданным приходом. Тут же мама парня переводит свой взгляд обратно на сына и громко, чтобы слышал мужчина, произносит:

— Ян, это ещё кто с тобой? — опасливо звучит её голос да и боязнь читается в её пусть и уставшем, но теперь более внимательном взгляде. В уголках карих глаз видны блестящие слёзы — значит, совсем недавно она снова плакала.

— Мам, не волнуйся, это мой друг — Семёныч! — неожиданно выпаливает паренёк, растягивая губы в улыбке, отчего нижняя, более тонкая, теряется за верхней. От такого представления его самого охранник немного удивляется, одаривая мальчугана косым и непонятливым взглядом, но тут же спохватывается:

— Да, меня зовут Алексей Семёнович, приятно познакомиться, — кротко заговаривает мужчина, глядя на женщину. В эту секунду он ощущает, словно что-то под ногами рушится. Кажется, причиной тому карие глаза, какие-то до боли юные, что с таким интересом оглядывают его с ног до головы. В горле неожиданно пересыхает.

— Меня зовут Александра. Александра Ильинична, но можете звать меня просто Александрой, — наконец перестав изучать мужчину в расстёгнутой куртке, из-под которой виднеется рабочая форма, женщина расплывается в тёплой улыбке, и подаёт ему руку для рукопожатия. Семёныч только успевает ответить ей, протянув вспотевшую от смущения ладонь худенькой матери Яна. Ян же в свою очередь замечает, с каким взглядом смотрит этот мужчина на его маму и понимает — кажется, он снова тут лишний. Без каких-либо слов протискивается внутрь квартиры и пробирается в свою маленькую комнатушку, слыша, как позади него уже раздаётся искристый смех одной и тягучий второго. Кажется, мальчик вовремя ушёл.

Оказавшись в своей спальне, он тут же закрывает за собой дверь, плюхается на диван и спешит вынуть из кармана джинсов заветный конверт, который он так хотел посмотреть всю дорогу, но так и не решался. На нём изображена голубая новогодняя игрушка в виде ёлочного шара и аккуратными чёрными прописными буквами указан обратный адрес: «Организация «Чудо под бой курантов»».

Так-так-так, при одном взгляде на это название у Яна в голове всплывают воспоминания: кажется, полгода назад его мать что-то об этом говорила. Вроде хотела поучаствовать в какой-то новой акции, обещавшей помочь, однако удивительным было то, что женщине ответили. Хотя мальчик сомневался, что это не было каким-то розыгрышем.

Взглянув на адрес отправки, юноша видит свои имя и фамилию. В нетерпении он разрывает конверт, умудрившись порвать и некоторую часть письма. Развернув его со скоростью молнии, он с жадностью вчитывается в слова:

«Дорогой Ян… бла-бла-бла… мы пишем тебе, потому что знаем, что ты уже давно перестал верить в этот мир и в то, что не всегда всё так плохо. Позволь нам помочь. В этот день, день, когда совсем немного остаётся до Нового года и исполнения желаний, мы хотим тебе помочь. Наверное, ты уже успел познакомиться с таким же одиноким человеком, как и ты? Мы думаем, ты понимаешь, о ком мы говорим», — на этом моменте в комнату стучат, и из-за двери высовывается темноволосая голова Семёныча, у которого тут же розовеют уши, как у какого-то подростка.

— Прости, не знал, что ты занят. Я просто пришёл спросить, не хочешь ли ты ужинать? Мама тебя как раз приглашает.

При слове «ужин» у Яна глаза едва ли не лезут на лоб. С каких пор его мать готовит праздничный ужин? Тем не менее, совладав со своими эмоциями, юноша отвечает немного сухо:

— Да, спасибо, я позже подойду, — парень снова обращает внимание на текст, давая знать охраннику, что он занят. Однако в этот момент слышится удивлённый голос Семёныча:

— Ты увлекаешься резьбой по дереву? — с неподдельным восторгом восклицает он и в один миг оказывается у полки с искусно сделанными деревянными фигурками. В глазах его загорается интерес, и он, широко улыбаясь, смотрит на юношу. Тот какое-то мгновение ничего не говорит, но потом, чуть посветлев, продолжает:

— Да, было дело. Сейчас, правда, не особо выходит. Да и лица у меня не получаются, — он указывает на фигурки открытой ладонью, и можно сразу заметить, что ни у одного человечка нет ни глаз, ни носа, ни рта.

— Давай, я тебя научу? — и, услышав это, глаза Яна тоже наполняются какой-то детской и нечаянной радостью.

Весь остаток вечера проходит за учёбой, и ни один из этих двоих не смеет отвлекаться ни на секунду. Вооружившись двумя ножичками, мальчик и мужчина сидят на тёплом ковре, единственном предмете интерьера, сохранившим уют в этой холодной комнате с побелёнными стенами, старым диваном и ветхим книжным шкафом с парой-тройкой учебников. Изредка в дверях появляется мама, которая неожиданно для себя ощущает в душе приятную нежность, разливающуюся по телу от такой картины. Она не верит своим глазам и порой тихонько щипает себя за тонкую кожу руки, чувствуя, что всё происходит по-настоящему.

Когда уроки кончаются и взбодрившийся Семёныч следует за мамой Яна на кухню, сам Ян ненадолго остаётся в своей спальне, чтобы дочитать письмо. На губах его впервые за долгие месяцы играет улыбка без притворства, и всё это так непривычно. С каждым прочитанным словом становится только лучше:

«Ему, как и вам с мамой, нужна помощь. Нам кажется, что тем самым вы поможете друг другу. Нам кажется, что каждый заслуживает чуда в новогоднюю ночь. И каждый заслуживает счастливого Нового года. Так что, будьте счастливы. Мы будем верить и надеяться, что всё с вами будет хорошо.

А, если…» — и дальше Ян не читает. Он резко рвёт кусок письма, начинающийся с этого слова, и тут же подбегает к окну, чтобы выбросить бумагу на улицу, на свободу. Потому что «если» нет и не будет. Есть только «чудо», и этот Новый год.

Кусочки письма, оказавшись на просторе, тут же подхватываются ветром и вместе со снегом разлетаются по сторонам — кто куда. Ян вдыхает чудесный зимний воздух, прикрывает глаза на какую-то долю секунды и, услыхав слова «Ян, сколько нам с Алексеем тебя ждать, ведь сейчас уже президент будет говорить», паренёк бежит на кухню к своей семье.

Маленький промышленный городок, расположившийся на севере огромной, почти необъятной страны, заметает жемчужно-белым снегом, который касается земли и под грязными ботинками прохожих в скором времени превращается в буроватую массу. Здесь не так много людей и не так остро ощущается грядущий праздник. О нём, кажется, помнит лишь малая часть населения, как, например, продавец газет и журналов, повесивший над окном своего ларька багряную мишуру, или социальные работники, поставившие возле детского дома большую ёлку, от которой плывет по морозному воздуху свежий аромат шишек. Одна из тех, кто ждёт не дождётся наступающего праздника, который вот-вот должен прийти в каждый дом, — меньше чем через день — сейчас стоит перед зеркалом своей спальни.

Те-ре-за.