— Другие уже...
— Я знаю, — отмахиваюсь я. — Хотела с тобой пообедать. А не с другими.
Ее щеки краснеют.
— Вообще-то... У меня так много дел, Миа. Мне хватит и сэндвича, совсем не обязательно обедать основательно.
— Нет, обязательно. — Я остаюсь стоять возле ее стола со скрещенными руками. — Значит, ты хочешь целый день лицезреть меня здесь. Потому что до тех пор, пока ты со мной не пойдешь, я никуда не уйду.
Бет тяжело вздыхает, потом бросает короткий взгляд назад на дверь кабинета Тома. Она закрыта.
— Итак, куда теперь? Если надо, я пойду с тобой к Байрону.
Она снова смеется и мое тело расслабляется.
— Хорошо! Так-то лучше. — Бет берет свою сумочку и вешает на плечо. — Ты же знаешь, что это нечестно? Я никогда не могу сказать "нет" Байрону.
— Я знаю. — Смеясь, беру ее под руку. По дороге вниз она спрашивает о моем следующем визите к врачу и о том, есть ли у меня для нее фото ребенка. Так как в лифте мы с ней одни, я достаю из сумки УЗИ снимок и протягиваю ей. Ее глаза становятся похожи на блюдца.
— О, Господи, он всегда выглядит... так?
— Как "так"? — улыбаясь, спрашиваю я. — Верни назад, если не можешь разобраться.
— Нет, он... такой милый. Или что нужно говорить?
Мы дурачимся еще на улице, потому что Бет думает, что это будет девочка и у нее мой нос. При том, что на таком сроке о носе говорить еще рано. Десять минут спустя, когда мы занимаем последний столик в любимой бургерской Бет, я решаюсь поменять тему разговора на нее.
— Я не знаю, говорил ли с тобой уже Том, но он уже со мной...
— Я знаю. — Она поджимает губы и я замечаю, как она бледнеет даже под макияжем. Мой желудок ухает, и официанта, который в спешке спрашивает наш заказ, мне хочется задушить. Худшего момента он найти не мог.
— Эй, — говорю я после того, как мы сделали заказ, беря Бет за руку. — Я не совсем поняла, что произошло, но звучало это нехорошо. И ты такая странная в последнее время. Я волнуюсь.
— Все нормально. — Бет пожимает плечами и смотрит мимо меня на барную стойку. — Он сказал... — Бет тяжело сглатывает, потом ищет мой взгляд. Я смотрю ей в глаза и подбадривающе улыбаюсь. — Он считает, что я все придумала. Что он любит свою жену и детей, что он никогда их не бросит, даже ради меня. Что я должна прекратить ему звонить и ошиваться возле его дома...
— Господи, Бет, ты действительно это делала? Я думала, он вообразил себе это.
Она растерянно смеется.
— Я думала... Я действительно думала, что он тоже сможет меня полюбить, если увидит вне пределов офиса. Но этого так и не случилось.
— Ты действительно украла у него билеты? — тихо спрашиваю, наклоняясь вперед. — Бет? Это правда?
Ее глаза наполняются слезами, но она сдерживается и проглатывает их.
— Да. Правда. И пожалуйста, не надо меня ненавидеть, ладно?
— Конечно, нет, глупышка. Я не ненавижу тебя! — и специально смеюсь громче, чем надо, чтобы ее развеселить. — Но ты слегка сумасшедшая, согласись.
— Проклятье, Миа, я так сильно его люблю. Я не выдумываю. Так было с первого дня. С самого первого дня! Я счастлива только от того, что нахожусь рядом с ним. Когда он со мной разговаривает, улыбается. Так тяжело видеть его каждый день и не... ты понимаешь.
Она жует свою губу, двигая солонкой по столу туда-сюда, как игрушечной машинкой.
— Мне так жаль, Бет. Правда.
— Я действительно надеялась... Каждую долбаную ночь я лежала в кровати и представляла как это, когда и он это, наконец, заметит. Я имею в виду то, что мы созданы друг для друга. Как бы это было впервые поцеловаться. Переспать. Рядом с ним уснуть. Сидеть на диване и вместе смотреть телевизор. Что-то вроде этого.
— Вегетарианский бургер и классический бургер. Приятного аппетита, дамы. — Официант ставит на стол две тарелки и сразу же исчезает, на что я сегодня не жалуюсь. Аппетит, кстати, тоже пропал.
Бет кидает себе пару палочек картошки фри в рот и задумчиво пережевывает.
— Знаешь, я с этим выросла. Я шла за руку с моей мамой позади своего отца, который шел со своей настоящей семьей. Не обращая на нас внимания.
— Ах, Бет... — тяжело вздыхаю я.
— Я так завидовала этим другим детям. Моим братьям и сестрам, но они об этом не знали. Я хотела толкнуть их в озеро, чтобы они утонули и мой отец, наконец, пришел к нам. Я мечтала, чтобы все они разбились в автокатастрофе и мой отец понял, что все эти годы он провел с неправильной семьей. Я держала мою мать за руку, когда вечерами она сидела на диване и пила водку из бутылки. Вместе с ней я смотрела фотографии, которые она тайно сделала, с изображением отца и его семьи. Я каждый вечер вытирала ее слезы с лица.
— Бет, тебе нужна помощь, — произношу я. — Позволь себе помочь.
Она грустно смеется.
— Мне не нужен терапевт, Миа. Мне просто нужна любовь.
— Я люблю тебя, Бет. Ты ведь знаешь?
— Да, но к сожалению это не то, что мне нужно.
Мы молчим. Бет ест картошку.
— Как тебе повезло, Миа, — потом говорит она. — У тебя не один, а сразу два мужчины, о которых можно только мечтать. Ты беременна. У тебя скоро будет семья. Возможно, слегка необычная семья, с двумя папами, но... все-таки семья. У меня никогда ее не было, и возможно, именно поэтому я так и погрязла в ситуацию с Томом, потому что у него есть именно то, чего так желаю я.
Она шмыгает носом, и мой желудок переворачивается. Я чувствую, как кровь отливает от лица. Бет нахмуривает лоб.
— Эй, что случилось? Я сказала что-то не то?
— Нет, мне жаль, я...
Я тру переносицу. Если я ей сейчас скажу, прозвучит это так, будто мне плевать на ее проблемы. Я имею в виду — насколько плохо выглядит неразделенная любовь, если против нее поставить смертельную опухоль мозга? Как будто тут соревнования — у кого судьба хуже. Но я не могу больше от нее это скрывать. Не в этой ситуации, не в данный момент. Так что я просто набираю в легкие воздуха и просто говорю это. Просто так.
— Джей умирает, Бет. У него неоперабельная опухоль мозга и осталось жить считанные месяцы.
У Бет выпадает бургер из рук и она таращится на меня с открытым ртом, забрызгав кетчупом мою блузку.
— Ты шутишь?
Мои глаза вновь начинает печь, но я все равно улыбаюсь.
— К сожалению, нет. Я... Мы даже не знаем, будет ли он жив еще к родам ... — мой голос ломается.
— О, Господи! — Бет так быстро вскакивает, что ее стул с грохотом опрокидывается на пол. Она оборачивает свои руки вокруг меня и прижимает к своей большой, мягкой груди. Я рыдаю. Она рыдает. Где-то на задворках сознания до меня доходит, как странно мы выглядим, и что в ближайшее время нам лучше не приходить к Байрону. Но в данный момент на все плевать, потому что мы остались наедине с нашей болью и горем.
Я не знаю, кому из нас хуже. Это ужасно, испытывать такую любовь и знать, что скоро ее потеряешь. Но разве не хуже испытать это невероятное чувство или же быть идеальным — бессмертным — и никогда не чувствовать?
Ни после обеда, ни вечером Джей не звонит. Также в субботу ни одного сообщения. Мой десятый звонок остается неотвеченным, как и все предыдущие девять. Бен берет меня за руку, когда, вздыхая, я откладываю телефон в сторону.
— Не переживай, мечта моя, — бормочет Бен. — Он обьявится, когда успокоится.
— Главное, что он жив, — проговариваю я мрачно. — Я дозвонилась до Пита, и он мне сказал, что Джей заходил домой, а потом снова исчез.
— Хорошо. Мы просто подождем. Ладно?
Я киваю у груди Бена, а потом отклоняюсь.
— Что мы будем сегодня делать?
Бен моргает и проводит рукой по волосам. Он уже несколько месяцев не был у парикмахера, и поскольку он не пользуется гелем, его волосы выглядят все более дико. Но мне нравится это.
— В смысле, что мы делаем сегодня? Что ты хочешь делать?
— Ну, сегодня суббота, — произношу я и покусываю ногти. — Мы не хотели что-нибудь поделать?
