Пение прекратилось. Под короткое эхо и капель с черных сводов, в воздухе умирали теплые последние звуки. Мир плакал вместе с музыкантом….

Из темноты и вони, сквозь решетку, ухватили край баронского плаща.

− Будьте милостивы! — давилась хриплыми рыданиями девушка. — Не могу здесь. Не могу с ними. Плохо мне! Представить не можете, как плохо!

Колин остановился. Не рвать же ткань из цепких рук.

— И что изменится, представь я, каково тебе?

Ему не ответили.

− Заберите меня! Заберите, саин! — продолжала надрывно голосить пленница. — Все что хотите, сделаю! Все!

Обманывая, эхо множило звуки. Но и так понятно, ВСЕ! это, как правило, меньше малого.

Обычно выбор предлагал он. Нынче предлагали ему. Забавно. Не сказать смешно. Разделите яблоко не поровну. Инстинктивно потянуться взять большую часть. Но лучшая ли она? Как не ошибиться, не прогадать? Никак. Любой выбор плох. Но это уже послезнания. Жизненный, так сказать, опыт. Доброго не получить, пока не возьмешь сам.

ˮНадо попробовать,ˮ − согласен Колин побыть в шкуре тех, кому он предлагал подобное.

Не тьма рождает чудовищ. Свет извлекает их из мрака. И памяти. Они всегда не ко времени. Ни то что бы вдруг, но не ко времени.

− Что тебя не устраивает? — вступил унгриец в разговор с пленницей. — Общество или обстановка?

− Клетка! Проклятая клетка!

− И чего хочешь? — источает елей голос Колина.

− Выбраться отсюда! Выбраться! − дергала баронский плащ девушка, словно удила лошади.

− Из чего выбраться? Собственная кожа, в некотором роде, тоже клетка. Стены родного дома, деражт не хуже железа. Куртины города. Границы государства. Предел мира. Всякое ограниченное пространство − клетка. Отличие в условиях содержания. Тебе не подходят условия. Верно?

− Я не хочу быть здесь!

− Здесь?

− Здесь! Здесь! Здесь! Не хочу! Не могу! — горячо задыхалась девушка.

− Отстань от саина, зараза! − замахнулся экзекутор отогнать арестантку. Колин ударить не позволил. Испортить маленький фарс.

− Звать как?

− Астред. Астред Деппи. Плохо мне. Дышать не могу. Я из Соммы. У нас там поля, простор… Небо… Оно всегда голубое. Всегда! Там свобода!

− А в этой норе потолок, стены, грязно и отвратительно воняет, − унгриец протянули монету. Возьмет, отстать?

− Саин…, − на серебро девушка не позарилась.

Подаяние тут же удвоено.

− Нет-нет-нет, − наотрез отказалась Астред.

Колин отцепил кошель с пояса, чем вызвал у Филло звериное урчание. Кошель-то не ему! Сучке приставучей!

Девушка энергично замотала головой — не возьму!

− Тут достаточно….

− Нееет! — не дали унгрийцу договорить.

− Больная она, саин. С придурью малость, − пояснил гриффьер, оттесняя Филло. Стоя за чужой спиной много заработаешь? — Ноет и ноет. Как сговорились. То музыкант, то она.

− Серьезно? — разглядывал Колин всхлипывающую пленницу.

ˮКто больше всех печется о свободе, тот меньше всех в ней нуждается,ˮ − мог бы он выразить свое отношение к её поразительной настойчивости. Но кому интересно? Мир погряз в меркантильности и не стесняется своего мздоимства.

− Её Лидицэ смотрела. Отказалась. Кто на чокнутую позариться? Вела бы потише, глядишь к хорошему человеку прилепилась.

Астред не слушала, всхлипывала, скулила и выглядела жалко.

ˮПолезное умение, выглядеть жалким,ˮ − выделил Колин в просительнице превалирующую для данного момента черту.

− Забрать, значит?

− Умоляю, саин!

− Делать что будешь?

Ответа у девушки не нашлось. Надо полагать дел на воле − разорвешься!

− Плохо мне! — в который раз повторилась она.

− А что изменится? Когда будет хорошо?

− Все!

ˮНичего,ˮ − почему-то уверен унгриец, собираясь поспособствовать узнице. Упустить такую возможность? Бросьте! Чудовища из Мрака и Памяти те еще… чудовища. Но неизвестно, кто больший. Он или они.

ˮНадо как-то по умному,ˮ − предчувствовал Колин расплату за податливость и сговорчивость. − ˮСледующий раз прохода не дадут.ˮ

− Вставай, − приказал унгриец девушке.

Астред поднялась, не выпуская край его плащ.

− Повернись.

Девушка испугано вытаращилась.

− Плохо слышишь или невнятно выражаюсь?

− Саин!

− Повернись?

Астред резво крутанулась, на мгновение, потеряв Колина из поля зрения и снова вжалась в решетку.

− Не боишься своих желаний?

− О чем вы, саин?

— После их исполнения, обычно не остается ничего.

− Не понимаю саин.

− Сейчас поймешь, − пообещал Колин и… бесцеремонно сунул руку за шнуровку платья Астред, ощупать грудь. Что, в общем-то, никого не возмутило.

Девица с овечьей покорностью сносила надругательство. Лишь во взгляде плескалось море отчаяния. Бывает ли его столько у человека? И бывают ли такие слезы?

− Трогали? — потребовал унгриец правды от примолкших тюремщиков.

Чем еще поинтересуется барон, вкладываясь в покупку постельной девки?

− У нас с этим строго? — возмутились и Филло и гриффьер. Недоверие барона их почти обидело.

− Рот открой.

Астред, не понимая, хлопнула глазами.

− Зубы покажи! — подсказал Филло, понимающе ухмыляясь. Ох, срамник, юный саин!

ˮКорки не грызла,ˮ − убедился Колин в отменном состоянии полости рта.

− Руки!

Девушка показала ладони. Линии судьбы мозолями не изуродованы.

ˮХлебушек не тяжко доставался,ˮ − еще одно наблюдение унгрийца о прошлой жизни узницы.

− Что просят?

− Тридцать пять, саин, − объявили Колину. − Девка в самом соку. Была бы бабой, пятнадцать красная цена.

− Вы же говорили дурная.

Астред все равно как её обзовут. Стерпится, переживется, забудется мимолетным сном.

− Так ум для того непотребен, − вывернулся гриффьер не сбрасывать цены. — Нужное в порядке.

− Точно девка?

− Девка-девка. Эсм Лидицэ досматривала. Она везде заглядывает. Ей с клиентами проблемы не к чему.

− Забираю.

На улицу Колин выбрался, обладателем пяти человеческих душ.

− Тебе туда, − указал он направление Мареку. — Через перекресток, шинок. − Бросил монету на расходы. — Плат девчонке купи, − вторая монета Векке. − Простоволосая ходит.

Мужик не понял. Поняла женщина. И девочка. Покраснела что мак.

− После в Хирлоф. На Каменный Холм. Не заблудишься?

− Нет, саин, − не допустил Марек и мысли обмана или бегства.

− Спросишь Нумию. Скажешь, барон Поллак прислал. Она устроит. Передашь Йор, сходить с тобой на базар, купить необходимого в дорогу. На десять дней. Опоздаешь или пропадешь, я их сам в бордель сведу. Всех троих, − и буквально прошил взглядом бывшего сидельца. − Если примут. После меня. Теперь ступай.

Семейство Обринов груженное узлами имущества, побрело выполнять наказ барона.

− Спасибо, саин! — поблагодарила осчастливленная Астред. Достигнув желаемого, она успокоилась и похорошела.

− Спасибо и достаточно. Можешь идти, − огорошили свободолюбивую, птицуˮ.

− Куда саин? — растерялась девушка.

− Куда хочешь. Тебе не сиделось взаперти. Синее небо, вольный ветер, снежинки на ресницы. Как просила. Небо, ветер и снега вволю. Иди.

Колин во многом не соглашался с тринитарием. Во многом, они разворачивались противоположно и не сошлись бы вовек. Сейчас наступил бы момент их поразительного единодушия.

ˮСколько не ратуй за свободное житье, но без пастухе с хорошей дубиной не обойтись. И не важно, кого выберешь в пастыри отца, короля или бога. Нет дубины, сгонять стадо и отваживать волков — нет и желанной свободы.ˮ

− Саин… я думала вы…

− О чем тут думать? Весь мир у твоих ног. Прими мой подарок ко Дню Всех Святых.