– Я выпущу животных! – прокричала она Буссе.

– Нет, они тебя затопчут! – заорал тот в ответ, направляя шланг на огонь. В сторону крыши взмыла струя воды, но пламя лишь поднималось выше, к кронам деревьев.

Вой из хлева стал непереносимым.

Мысли возникали быстро, но тело действовало еще быстрее. Оно, словно фигура в компьютерной игре, все время на шаг опережало мысли. София уже открыла дверь хлева, решив, что лучше пусть животные ее затопчут, чем сгорят внутри.

В хлеву царил полный хаос. Огонь трещал на крыше в самой глубине, где находилась клетка с курами. Пахло дымом и горелым деревом. Животные инстинктивно чувствовали опасность; они топтались, вопили, и глаза у них закатились от страха так, что виднелись белки.

Первым делом София открыла калитку загона для овец, и те сразу бросились к дверям, придавив ее к стене, но ей удалось выгнать их наружу. Коровы в стойлах, совершенно перепуганные, начали бросаться на двери.

София забралась на одну из загородок, оставив проход свободным. Одну за другой она выпускала коров, и те сразу кидались в проход и исчезали через дверь.

Огонь уже проник через крышу, и языки пламени лизали клетки с курами. Проход начал заполняться просочившимся внутрь густым дымом. София боролась с дверцей клетки. Но когда та наконец открылась, куры стали просто бесцельно порхать, крича и кудахтая.

Она схватила стоявшие в проходе вилы и принялась гнать ими кур в направлении двери.

– Пошли вон, черт возьми, выметайтесь!

Наконец они разобрались, в чем дело, и ринулись по проходу, но две сбитые с толку птицы, внезапно повернув прямо в огонь, принялись носиться там, точно горящие факелы, издавая кошмарные звуки. В то же время раздался жуткий грохот от рухнувшей в дальнем конце хлева балки.

Густой дым заполнил проход, дышать было больно. Потом воздуха вообще не стало, в глазах зарябило и начало темнеть. Позади Софии затрещало, и жар от огня обдал ей спину, вбросив в кровь последнюю каплю адреналина, которая отправила ее на подгибающихся ногах вон из хлева. Снаружи она повалилась на спину, вдохнула холодного воздуха и осталась лежать, уставившись на мчащиеся по черному небу тучи.

– София, как ты? – Это подоспел Беньямин. Присев возле нее на корточки, он до боли сжал ей руку и велел: – Дыши, София, дыши!

– Спасибо за напоминание, – произнесла она и попыталась засмеяться, но из ее легких вырвался лишь хрип.

– Нужно найти врача.

– Нет, я в порядке. – Ее голос казался уже более твердым. Тут подошел Буссе вместе с еще двумя членами персонала.

– Черт, София, тебе следовало меня послушаться!

– Но я не послушалась – и почти все животные спасены, – проговорила она и села.

Во дворе толпился народ, персонал и гости вперемешку. Некоторые боролись с огнем, другие загоняли животных в пустой сарай поодаль. Они действовали на удивление слаженно, все были в движении, каждый чем-то занимался.

В этот момент пошел сильный ливень. Соединившись со струями из пожарных шлангов, он погасил огонь, так что остались только дым и едкий запах пожара. Дальняя часть хлева сгорела, и от обуглившегося каркаса поднимался густой серый дым. Стоял жуткий холод, но это не имело значения. Все продолжали работать.

Когда все было закончено и пожарные шланги свернуты, они просто стояли под дождем и смотрели друг на друга. От облегчения их лица казались красивыми. София подумала, что никогда не забудет эту картину.

Поискав глазами Освальда, она поняла, что его здесь нет. Повсюду стояли гости в перепачканной мокрой одежде – кое-кто в пижамах и ночных рубашках, – но Освальд отсутствовал. София подняла взгляд на усадьбу и увидела стоящую на балконе фигуру. Силуэт мужчины, который смотрел на них сверху со скрещенными на груди руками. Казалось, будто он кивает.

Словно приглядывающийся к ним сторонний наблюдатель.

В дни после пожара София постоянно возмущалась Освальдом перед Беньямином.

– Какого черта он делал там, на балконе?

– Не знаю, София. Наверное, хотел посмотреть, как мы справляемся.

– Весь хлев чуть не сгорел, вместе с животными и всем прочим…

– Кончай зудеть. Франц любит держаться немного в стороне.

– Гости тоже были там, в ночных рубашках…

– Послушай, если б я знал тебя хуже, то сказал бы, что ты немного зациклена на Франце.

– Зациклена? Да ведь здесь все на нем зациклены.

– Я – нет. На самом деле он просто обычный парень; лучше воспринимать его с долей скепсиса, а не делать из него какого-то бога.

Так они препирались несколько дней, пока Освальд не пришел на собрание и не наградил Софию за вклад в тушение пожара премией и двумя свободными днями. Он сказал, что в тот день на острове присутствовал начальник полиции лена Вильгот Эстлинг и видел, как она спасала животных.

Проглотив обиду, она взяла премию и выходные. Поехала на пару дней домой, в Лунд, чтобы повидать родителей и встретиться с Вильмой.

Мама волновалась больше, чем когда-либо. Софии потребовался почти целый день, чтобы успокоить ее, многократно заверяя, что ей там нравится и все у нее хорошо. О пожаре она не обмолвилась ни словом.

Возвращение домой вызывало у нее странные чувства и регулярную перемену настроения. Иногда на нее нападала такая тоска, что хотелось остаться в Лунде, а временами она не находила себе места и рвалась поскорее уехать обратно на остров.

Вильма держалась несколько напряженно, словно надеялась избежать в разговоре какой-то темы.

– Вильма, в чем дело?

– Да ни в чем.

– Черт возьми, я же чувствую, ты что-то скрываешь.

– Я не хочу тебя волновать.

– Выкладывай!

– Я получила мейл от Эллиса. Не знаю, как эта свинья добыла мой адрес, ведь я его несколько раз меняла. Он спрашивал, где ты.

– Что ты ответила? Надеюсь, ничего не рассказала?

– С ума сошла? Я сказала, что ты получила работу во Франции.

– Что он ответил?

– Он написал: «Ты врешь, сука».

– И всё?

– Всё.

– Какая же он скотина… – Из глаз Софии хлынули слезы, потом появилось знакомое ощущение неприязни и паники, связанное с Эллисом. – Что мне делать? Он будет преследовать меня до бесконечности.

– Ах, у вас ведь есть охранники, стена и все такое… Что он сможет сделать? Будет продолжать писать о тебе разные вещи в Сети, но если ты не станешь отвечать, ему это надоест.

В день ее возвращения на остров выпал первый снег. Крупные снежинки кружились, образуя пред паромом пятнистый туманный занавес. Сосны на вершине острова уже побелели, и гавань казалась сотканной из хлопка.

Возникло ощущение, что она вернулась домой.

Что-то пошло не так.

Совершенно неожиданно, необъяснимо и адски неправильно. Но всему виной была она.

У нас есть ясные и четкие правила игры. Она их нарушила.

И вышло то, что вышло.

Вечер мы подготовили до мельчайших деталей.

Она лежит в соломе на накидке. Руки вытянуты над головой. Волосы разметались, как горящий огонь. Перед ней свечи с трепещущим пламенем.

Я стою и смотрю на нее, пока член окончательно не затвердевает, и тогда достаю ремень.

Она к этому привыкла, испуганной не выглядит, а жаль – я люблю этот ее взгляд.

Существует один трюк, которому я научился: входя в нее, одновременно затягивать ремень. Так получается лучше всего. Максимальное наслаждение.

Я тщательно слежу за тем, чтобы в этот, последний раз все было правильно.

Обвиваю ее горло ремнем. Наклоняюсь над ней. Трахаю ее и одновременно тяну ремень. Она тяжело дышит и стонет. Мне так хорошо, что я ненадолго почти забываюсь, но тут она начинает упираться и дико брыкаться.

И кричит, надрывно, пронзительно. Это вовсе не входит в условия игры.

Ее кто-нибудь может услышать. Надо, чтобы она прекратила.