Гриффин явно хотел поспорить, но солдат был слишком занят, подталкивая нас к лестнице, когда военный грузовик въехал на пандус.

— Это все! — завопил водитель, когда выскочил и начал спускаться по пандусу.

— Добро на взлет!

Солдат провел нас внутрь и прокричал в рацию:

— Все чисто для взлета! Двери закрыть!

Затем он отсалютовал Гриффину, и исчез в передней части самолета. Двери закрылись и стало намного легче слышать.

— Так-так, — сказал Гриффин, глядя на Линкольна, на меня и вниз. Мы больше не держались за руки, но каким-то образом, сами того не замечая, придвинулись так близко, что касались друг друга от плеча до локтя.

— Вам лучше рассказать мне, что происходит, — сказал он, когда мы последовали за ним в верхнюю часть двухэтажного самолета.

Он был огромный. Спенс был бы на седьмом небе. Помещение наверху походило на обычный пассажирский отсек, хотя сиденья были намного больше, а между ними были разбросаны столы. Гриффин остановился у первого ряда сидений, расположенных как четырехместная кабина. Все остальные уже были в самолете, сидели и пристегивались. Найла и Редьярд сидели напротив Зои и Сальваторе, через пару рядов от них.

Мы с Линкольном рассказали Гриффину о том, что случилось с Нахилиусом. Я занервничала, когда мне пришлось упомянуть об оружии, но Линкольн вмешался и объяснил. Он брал на себя ответственность за все и ничего не пропускал. Он действительно снова чувствовал себя мучеником.

Гриффин мгновенно сосредоточился на самом важном вопросе.

— Значит, теперь у Магды есть оружие, — сказал он ровным голосом.

Бедный Гриффин. Он выглядел измученным. Он бегал по всему городу, пытаясь организовать нас. Магда должна была помогать ему, а не вкладывать пистолет в руки Линкольна.

— Грифф, это я. Не вини Магду. Я потерял контроль. Она всего лишь пыталась помочь мне, — признался Линкольн, стыдливо склонив голову. Я боролась с желанием высказать свое мнение по этому вопросу.

— Да, хорошо, мы разберемся с этим позже. Давайте просто доберемся до Иордании и найдем эти Писания.

Гриффин достал из сумки папку и сел. Судя по всему, он хотел, чтобы его оставили в покое.

— Пристегнитесь для взлета, — произнес мужской голос по громкой связи. Было странно слышать приказ вместо вежливой просьбы стюардессы.

Линкольн снова взял меня за руку, и я выдохнула, словно насытившись одним прикосновением. Он потащил меня в хвост самолета. Когда мы проходили мимо Редьярда, он протянул руку и схватил меня за запястье.

— Ты уверен? — он сказал Линкольну то же, что и мне.

Мои глаза расширились, во рту пересохло. Я хотел сказать, что это слишком рискованно, но посмотрела на Линкольна. Он улыбался.

— Мы голодны, Руди, поговорим позже, — сказал Линкольн и снова потянул меня к себе. Редьярд держал меня за запястье. Он ничего не сказал, просто подержал еще мгновение, немного сжал, а затем медленно отпустил с задумчивой улыбкой, которую я не смогла расшифровать.

Линкольн остановился у кладовки в конце кабины и протянул мне банан и чипсы. Я была где-то между изумлением, восторгом и оцепенением. Линкольн выглядел счастливым. Он взял пару бутылок воды, и мы устроились на задних сиденьях позади Зои и Сальваторе, которые быстро поздоровались, оставив нас в покое.

Возможно ли это? Неужели Линкольн намерен быть со мной?

Я пристегнулась и начала есть чипсы в оцепенении, пытаясь разобраться во всем этом. Мы были родственными душами… я была почти уверена в этом. Но, как всегда, был этот голос, тот, что разрывал все на части, шепча на ухо.

Ты уверена? Достаточно уверена, чтобы позволить ему рискнуть своей силой? Я уставилась в окно.

Черт.

Феникс, вероятно, тоже был на пути в Иорданию. Никто не почувствовал ни его, ни других изгнанников в аэропорту, они куда-то ушли.

Мы были Грегори — воинами ангелов, которые имели дело с отбросами ангельского царства. Эгоистичный сброд. Но теперь, впервые, появилась возможность встретиться с ним лицом к лицу. Партнеры во всех отношениях.

Если ты права. А если ты ошибаешься, он никогда тебя не простит.

Линкольн перекусил бананом, время от времени воруя у меня чипсы, и мы немного поболтали. Он спросил, как дела у отца в поездке, и это напомнило мне, что я должна позвонить ему. Мы говорили о том, что я буду скучать по школе, и что Стеф поможет мне наверстать упущенное. Когда мы сидели там, в военном самолете, летящем сражаться с изгнанниками за Священные Писания, он думал о возможностях. Линкольн считал, что это хороший шанс обучить меня чему-то новому.

Не знаю, когда я заснула, знаю только, что он все время обнимал меня. Впервые на моей памяти, мне снилось, что солнце светит ярко, и мир такой, каким он должен быть. Мечта.

В конце концов, мы все просыпаемся… не так ли?

Линкольну пришлось уговаривать меня проснуться, когда мы приземлились. Я удивилась, что не слышала ничего.

— Где мы? — спросила я сонным голосом.

— В Иордании. Ты проспала дозаправку, — сказал Линкольн.

Наверное, я устала больше, чем думала.

— Ты хоть немного поспал? — спросила я, делая большие глотки воды.

Он слегка покачал головой.

— Попытался. — Он пригладил мне волосы на затылке.

Должно быть, я выглядела ужасно.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он, улыбаясь.

— Ха-ха.

— Так и есть. Ты всегда прекрасна после пробуждения. Это мое любимое время, когда мы утром отправляемся на пробежку, и я первым делом встречаюсь с тобой. — Он продолжал играть с моими волосами.

У меня было чувство, что ему нравится говорить все это вслух. Освобождаться. Было много вещей, которые я хотела бы сказать вслух.

Но я не могла. Поэтому я шлепнула его по руке, а он рассмеялся.

Зои и Сальваторе вытаскивали сумки из грузового отсека, когда мы спускались по лестнице.

— Мы, знаете ли, не ваши вьючные лошади, — сказала Зои, топая и бросая сумки Сальваторе. Думаю, она целилась в очень чувствительную область.

— А… Зои, мы не взяли с собой никаких сумок, — сказала я, одарив ее стервозной улыбкой, которой могла бы гордиться Стеф.

— Мы собрали для тебя вещи! — Она швырнула мне в голову вещмешок так быстро, что мне пришлось пригнуться.

Линкольн поймал его.

— Спокойно, Зои, — смеясь сказал он, поймав второй мешок, который летел к нам.

Найла и Редьярд прошли мимо со своими сумками. Вскоре Гриффин погрузил их в микроавтобус, ожидающий на дороге.

Линкольн взял обе наши сумки, и мы вышли из самолета. Как только я вышла на улицу, то почувствовала что-то странное. Ощущения были… другими!

Яблоко впилось мне в язык. Я отпустила руку Линкольна, которая каким-то образом снова оказалась в моей.

— Ви! — я слышала, как он произнес, прежде чем птицы стали кружить так близко ко мне, что я практически чувствовала, как они пикируют. Их крылья хлестали так маниакально, будто хотят ударить меня.

Мои руки были прижаты к лицу, пытаясь отогнать всепоглощающий аромат цветов и сдержать интенсивные видения утра и вечера. Ощущения текли через меня — лед для костей и лава для крови.

Кто-то тащил меня обратно в самолет.

— Вайолет. Это я. — Он крепко обнял меня сзади и сказал прямо в ухо: — Я здесь. Я собираюсь помочь тебе, отдай мне чувства, — сказал он мягко. — Ладно?

Я не могла ответить, я могла только кричать, но Линкольн не ждал. Он закружил меня в своих руках, как уже делал однажды, и прорвался через чувства, находя путь ко мне через поцелуй. На этот раз все произошло быстрее, чем раньше. Мы знали, что можем сделать вместе, мы верили в это. Мы доверяли друг другу.

Я делилась с ним ощущениями, одно за другим они проходили через меня к нему и дальше. Ко мне вернулось зрение. Я могла вдыхать запах Линкольна — солнце и мед, который приходил вместе с его силой и оставался на моих губах.

Он притянул меня к себе и поцеловал в щеку.

— Я держу тебя, — прошептал он.

— У меня дурной запах изо рта? — спросила я дрожащим голосом, сказав первое, что пришло в голову.