– Я бы сначала вас хотел послушать, Амалия Петровна, – отхлебнув кофе, сказал он.

– Ну-у, что меня слушать? Вы – власть, вам и решать. На мой взгляд, писала явно больная женщина, психически больная, вы понимаете меня. Знаете, иногда на женщин, даже вполне здоровых, беременность действует странным образом. Уж я-то знаю. В организме происходит настоящая гормональная буря, психика может резко измениться. Впрочем, не буду утомлять вас медицинскими подробностями.

– А вот дежуривший ночью младший лейтенант утверждает, что женщина была вполне нормальная.

– Ну, младший лейтенант – не медик. Как, кстати, его фамилия?

Сам не зная почему, Савченко фамилии не назвал.

– Он ведь ночь отдежурил, – продолжала Зотова, – устал. Заявление-то небось и зарегистрировать не успел?

– Почему? Успел. В том-то и дело, что успел. И теперь, понимаете ли, я обязан отреагировать в течение трех дней, поставить заявителя в известность о принятом решении.

– Какие варианты решений?

– По закону их два: первое – о возбуждении уголовного дела, второе – об отказе в возбуждении уголовного дела.

– Ну и отлично. Пусть это будет отказ. Ведь на кого же заводить уголовное дело? Не на кого! Отпишите ей, как положено, на бланке, вот и все. В чем проблема?

– Прежде чем отписать на бланке, как вы говорите, я должен знать, что произошло на самом деле, что вообще происходит в вашей больнице.

– В больнице? А при чем здесь наша больница? Откуда вы знаете, что эта сумасшедшая сбежала именно из нашей больницы? Может, она из Лыткина, из психиатрической? И, кстати, где эта женщина сейчас?

– Лыткинская психушка здесь ни при чем. Лыткино от нас в двадцати километрах. Нет, Амалия Петровна, она сбежала от вас, из вашего отделения.

– Вы не ответили, где она сейчас, – ласково напомнила Зотова.

– Откуда мне знать? – пожал плечами капитан.

Зазвонил телефон. Зотова подняла трубку.

– Да, я слушаю, – почти выкрикнула она и тут же, извинившись перед Савченко, ушла в другую комнату.

Разговор продолжался минуты три, капитан не слышал ни слова. Вернувшись, Амалия Петровна достала из пачки еще одну сигарету. У нее заметно дрожали руки. Глубоко затянувшись, она произнесла:

– Так вы, Константин Сергеевич, хотите знать, что произошло на самом деле? Извольте, я расскажу. К нам на «скорой» доставили беременную женщину с мертвым плодом. Ей срочно нужно было стимулировать родовую деятельность, иначе она могла погибнуть. Но женщина эта из больницы сбежала, без одежды, в больничном белье.

Зотова говорила быстро и резко, с какими-то каркающими интонациями.

– А почему из центра Москвы понадобилось везти ее в наш город? – мрачно спросил Савченко.

– Ну, во-первых, в Москве сейчас закрыта треть роддомов – на ремонт, на дезинфекцию и так далее. В таких случаях обычно везут в специальный роддом, а их вообще мало. У нас хорошие специалисты, с нами связались, места были. Мы – Московская область, а не Владивосток. Так что ничего необычного.

– Но пострадавшая сообщает, что ее усыпили. Это законно?

– У нее началась истерика, когда ей сообщили о смерти плода, пришлось сделать инъекцию успокоительного препарата. Она заснула. Поймите, бывают ситуации, требующие немедленного вмешательства. Здесь была именно такая ситуация.

– А если плод живой? Такое возможно? Ведь женщина пришла в милицию своими ногами и, судя во всему, вовсе не была похожа на умирающую. У нее даже хватило сил написать заявление.

– Ну, в нашем деле тоже возможны ошибки. Однако лучше перестраховаться.

– Хорошо. Женщина из больницы ушла, показав тем самым, что от вашей помощи отказывается. Зачем ее потом искали?

– Никто ее не искал. Мало ли кто и зачем мог зайти в больничный подвал? Санитары, слесари, столяры – кто угодно.

– Да, конечно. Столяры постолярничать зашли. Ночью. Не спалось им, столярам. – Савченко поймал себя на том, что теряет терпение. Ответы Зотовой загоняли капитана в тупик.

Возможно, если бы не тот их разговор двухлетней давности, если бы не странный крутеж иномарок вокруг больницы и, наконец, если бы не эти злосчастные сорок миллионов, переведенные за двадцать месяцев на его отделение, которые он распределял на премии и отпускные своим ребятам, самого себя, конечно, тоже не обижая, – если бы не все это, он бы махнул рукой и обошелся официальной отпиской. Но было и еще одно обстоятельство. Полянская Е. Н. – не домохозяйка, не ларечница. Она журналистка, работает в известном журнале. А если она обратится к кому-нибудь еще? Если начнут копать? Что могут накопать на вверенной ему территории – один Бог знает. Ну, и Зотова, конечно, тоже знает, и эти, на иномарках… Только он, лопух, в счастливом неведении.

Да, в том, что неведение это – счастливое, капитан уже не сомневался. Однако кушал же он их подачки, да не один, а всем отделением. Так кушал, что морда теперь в дерьме.

– Я сварю еще кофе. Или, может, коньячку? – услышал капитан голос Зотовой.

– Спасибо, Амалия Петровна, не откажусь. Кофе у вас отличный. А вот коньячку не надо.

Оставшись один, капитан принял решение и, когда Зотова вернулась с подносом, сказал:

– Давайте, Амалия Петровна, так договоримся. Будем считать, что по заявлению я все проверил. Ваших слов достаточно. Вы в своей области специалист. А вот с теми двумя ставками надо кончать. Непорядок получается. Нехорошо. Конечно, моим ребятам премии не мешают, но дело это скользкое.

– Деньги эти не мешали не только вашим ребятам, но и вам лично, дорогой вы мой Константин Сергеевич. Так ведь? Что же сейчас, государство больше платить стало? Два года брали, не брезговали, а теперь испугались. Я же вам объяснила, бояться совершенно нечего. Все законно.

Савченко почувствовал, как кровь приливает к лицу. Он встал.

– В общем так, Амалия Петровна. Мы с вами все выяснили. Будем считать разговор оконченным. Денег больше не переводите. – Он развернулся и направился к двери.

– Постойте, Константин Сергеевич. Вы кофе не допили. – Зотова встала и взяла его за локоть. – Вы хотели узнать, что в больнице происходит. Извольте, я расскажу.

Капитан осторожно убрал ее руку.

– А что, собственно, может происходить в больнице? Людей лечат. Я в медицине не разбираюсь. Всего доброго.

– Значит, все-таки боитесь, – сочувственно покачала головой Зотова. – И правильно делаете, – добавила она чуть слышно и открыла входную дверь. – До свидания, Константин Сергеевич. Спасибо, что зашли. Очень была вам рада. Навещайте меня, старуху, иногда. Большой привет Маше, Ванечке и всей вашей семье.

Редакция журнала «Смарт» занимала два этажа в многоэтажном здании на Хуторской улице, за Савеловским вокзалом. Еще совсем недавно этот огромный стеклянный урод, подрагивающий от проезжающих прямо под ним электричек, был безраздельной вотчиной ЦК ВЛКСМ, частью издательского комплекса «Молодая гвардия». Каждый этаж был занят молодежным журналом – от «Молодого коммуниста» до «Юного натуралиста».

Двадцатиэтажный, насквозь прозрачный журналистский муравейник одним боком выходил на Савеловскую железную дорогу, а тремя другими – на какие-то склады, казармы и гаражи. В здании было четыре лифта, часто ломались все одновременно.

В конце восьмидесятых некоторые редакции стали сдавать часть своих кабинетов в аренду разным новым изданиям. Постепенно комсомольско-молодежные журналы переставали существовать, на какое-то время их вытеснила порнография, но и она скоро прискучила свободному рынку – все хорошо в меру.

В итоге получилась каша из разных изданий, процветающих и нищих, солидных и непристойных, фашистских и православных. Одни этажи заполнились компьютерами, шикарной офисной мебелью, длинноногими секретаршами. На других был разор и запустение, старые матерые журналисты пили водку, курили дешевые сигареты и готовы были ухватиться за любую, самую паскудную работенку, лишь бы деньги платили.