Эш встала, перо само скользнуло в руку.

Она была охотницей раньше, чем стала певчей. Сейчас ей нужно было поймать одну птицу, птенца, совсем недавно вылетевшего из гнезда. Эш умела звать их.

Человек на самом деле не становится птицей, что-то в ней знало это без сомнений. Но это совсем не мешало.

— Вернись в свой дом, тебя ждут.

Это было как прясть нить из козьей шерсти. Нужно найти первые слова, зацепиться, а дальше она скользит сама, остается только не упускать ее. Пусть будет с узелками, прутиками, пусть то становится толстой, то тоньше волоса. Жизнь ведь такая и есть. А песня — это жизнь.

Которой еще не время кончаться.

Эш отступила в тень, Айдан потянулся поддержать, подать флягу, но истощения не было. Словно пела не она, а просто песня звучала ее губами, Эш была просто чарангом под пальцами мира. Под пальцами той себя, которая всегда так хорошо пряталась под тысячей косичек и вязаной жилеткой.

В другое время, для другого человека она бы не пришла. Чудеса — это не магия, у них нет законов. Их невозможно подчинить, описать. Повторить.

Кадо потянулась к лицу Текамсеха, словно пытаясь нащупать его дыхание. Тихо засмеялась, когда его рука мигом ухватила ее за запястье, не дав коснуться.

— Ты все-таки меня поймал.

Торжественность момента слетела, Эш закружилась по залу, распахнув руки. Получилось! У нее даже это получилось! Значит, она вообще все-все сможет! Налетела на Айдана, дала ему обнять себя, чуть-чуть отстранилась.

— Давай начнем путешествие прямо сейчас? Из Пэвэти совсем близко до Цергии!

Айдан кивнул, улыбаясь. Пошел рядом, только подхватив с пола сумку.

Наверное, невозможно ускользнуть разом от шпионки и гвардейца. Разве что если один чуть не умер, а другая чуть его не потеряла. А так — все получилось.

========== Глава 24 ==========

магреспублика Илата, город Илата

16 Петуха 606 года Соленого озера

Обри очень жалела, что не посмотрела, как допрашивали мелкого засранца Витама! Наверное, это было что-то очень интересное, раз прошла всего пара часов, а он уже согласился сотрудничать.

Но Обри была занята. К ним все-таки пришли мясники, еще и остатки ее трущоб привели под руководством Элис. Именно из них Сид сооружал второй ряд оцепления, дырявый, как решето, но все равно здорово помогший. Вот только в оцеплении оказалось много людей, у которых тоже если не друзья, то знакомые были среди запертых на рынке. И надо было как-то объяснить, что все будет в порядке.

Обри не знала, почему именно она этим занимается. Но у нее получалось делать так, чтобы цепочка как бы городского ополчения оставалась цепочкой, а не побежала проверять, что на площади происходит.

Потом пришли девчонки Ямба, попросили всех, кто ел сахар или даже просто общался с циркачами, собраться рядом с зараженными, и у Обри волосы на голове зашевелились. Добрая четверть цепочки, смущаясь, пошла избавляться от мелодии! Сид тоже, конечно. А потом Обри подумала и сама с ними пошла. Мало ли. Пусть лучше она будет уверена, что на ней никакой хитро спрятанной магии не висит, чем дергается постоянно.

Это было как-то глупо и просто, как монах толпу в конце дней соловья благословляет. Витам стоял на крыше, с охраной из пары ребят тайной службы, водил пером, а Обри смотрела на него снизу, держала Сида за руку. Музыки никакой слышно не было, просто Витам опустил перо, другие проверили и сказали, что можно расходиться.

Правда, никто сразу не ушел. Куча народа обнималась, плакала, улыбался Сид. Обри ничего особенного не почувствовала, но все равно стало как-то спокойней.

Ребята из оцепления болтали, недавно пришлось пропустить жутко уставшего парня, представившегося Роксаном О’Тулом. Он приволок с собой какого-то мужика в качестве трофея, и теперь вся тайная служба ходила с такими довольными лицами, что Обри вместе с Сидом решили, это того самого Мак-как-его-там все-таки поймали. Правда, когда Обри прямо спросила Меган, та замотала головой, отпираясь. И улыбалась при этом так, что сразу было ясно — врет.

Ну и сушь с ней.

Кит зачем-то подошел, попросил быть в дворцовом саду на втором закате. А потом стал на колени посреди улицы, у всех на глазах, и извинился. Обри дала ему по морде. В общем-то, на том и разошлись.

Ей казалось, этот придурок понимает, она его не простит. Но судя по серьезному грустному лицу, наказан он был уже с головой, а чего еще Обри хотела, она сама не знала. Наверное, чтобы этого не случалось, или суметь совсем это забыть. Но с забыванием у нее, похоже, не сложится. Не бросать же город. Он — ее.

Направился к ним Кевин, присматривавший за своими. Обри сначала подумала, он к Сиду, они ведь всегда с Максом ходили говорить за весь квартал. Но мясник остановился перед ней. Сказал:

— Ты решила с сахаром, так что трущобы твои. Полезет кто со стороны — скажи. Поможем по-соседски.

Обри серьезно пожала его огромную руку. Спросила:

— А квартал циркачей? Вы, мы, или отдадим кому-то с северного района?

— Домовым, что ли? — фыркнул Кевин. — Ну уж нет. У вас с ними граница длинней, так что попробуй забрать. Не удержишь — мы придем.

Обри не представляла, как надо удерживать квартал, тем более тот, по которому недавно бегала, словно крыса от толпы голодных детей. Но с ней был Сид, Тара Бреслин из мастерской, Элис и вообще все трущобы.

А если будет совсем плохо, можно прийти в Золотого гуся, спросить совета у Ямба.

Но это в самом крайнем случае. Они справятся и сами.

Вот прямо сейчас начали справляться — пришли на Старую рыночную и громко сказали, что всю банду арестовали, а на площади снимают магию с тех, кто ел сахар. И даже не получили камнем по голове — тот, кто его бросал, здорово промазал. Разговаривать тут было не с кем, и вместо этого они с Сидом пошли по переулкам, а потом по домам банды.

Тело Ястреба разыскали затолканным в какой-то сарай. Птица нашлась тоже.

Копать могилы Обри уже приловчилась.

После всего этого она бы точно никуда не пошла, но Сид сказал, ему интересно послушать, как господа будут пытаться делать вид, что ничего не случилось. И Обри согласилась. Не потому что ей было интересно, а потому, что может быть, если очень громко кричать под их окнами, они услышат.

Но кричать снаружи не пришлось. Этим занялся Кит изнутри.

— Да, я публично объявляю о сестре, которую вы презрительно зовете бездарной! Вы — мы все, я ничуть не лучше никого из вас — вцепились в один-единственный дар, возведя его на пьедестал. Как будто он может вырастить пищу или построить эти стены так, чтобы они не рухнули к завтрашнему полудню! Как будто многие из вас успеют изобразить своим даром нечто, что защитило бы их от брошенного ловкой рукой камня — и я сейчас говорю о любом человеке в этом городе, а не о наемных убийцах!

Обри стояла под закрытыми окнами зала, запрокинув голову, и жалела только, что не видит лица господ, в которые вот так выплескивают их же помои.

— Я бы посмотрел, — перекрыл речь Кита знакомый голос старшего О’Тула, — как вы попытаетесь что-нибудь нарисовать, господин О’Киф! Вы защищаете бездарных только потому, что сами лишились магии!

— Спасая в том числе вашу задницу! Что вы мне предлагаете, собственноручно вычеркнуть себя из рода?! Уж извините, не дождетесь! Разве что Роксан решит в О’Кифы вернуться, я с радостью осчастливлю его этим креслом вместе со всеми прилагающимся к нему проблемами!

Рядом засмеялась смутно знакомая служанка — кажется, она была на площади. Сказала, ни к кому не обращаясь:

— Вот теперь я точно верю, что Шей — это ты.

Обри удивленно склонила голову к плечу, но спросить ничего не успела — Кит перевел дух, заодно, кажется, дав высказаться кому-то более тихому, и ринулся в бой с новыми силами.

— Кто, по-вашему, виноват в том, что люди задумались о бунте? Сушь возьми, они ведь правы! Ваш сын, Дара, прав! Он имеет право на фамилию, имеет право говорить и быть выслушанным. Ида права, мой отец не должен был выбрасывать ее за порог! И если кто-то, как доблестный Гомер О’Герман — да, я буду называть его так, потому что это его фамилия! — борется с этими чудовищными порядками бесконечным трудолюбием, и за все годы беззаветной преданности получает птичье дерьмо на палочке…