Я встал за стойку и подмигнул девушке, которая смотрела то на меня, то в свои бумаги. Она была совсем молодой, но красивой. Передо мной сидел гендиректор «Монгерли», а, вот, Терри я не заметил. Я посмотрел вперёд. По обе стороны от кафедры возвышались ряды сидений, по бокам столпились операторы… Научная тусовка смотрела на меня с удивлением перемешанным с неодобрением.

Вот сейчас открою рот и пути назад не будет.

— Я не задержу вас надолго. Просто хотел сказать, что недавно вернулся из девятнадцатого века и поделиться… Как же там воняет, — аудитория рассмеялась: подумали, что я комик, что всё идёт по плану. — Нет, я говорю абсолютно серьёзно. У меня на руках Временной модуль, сделанный корпорацией «Монгерли» и…. — Я сделал короткую паузу и сгримасничал, уставившись прямо на Тима. — Ох, простите, вы ведь не сказали этим людям, проголосовавшим против путешествий во времени, что уже путешествуете во времени. Какая досада, вечно болтаю языком…

Послышались щелчки, которые издают фотоаппараты с трансфокатором, когда делают снимок. Шумок пробежал от передних к задним рядам и вернулся возмущённым перешёптыванием, от которого, мне казалось, зашевелились волосы на затылке.

— Уведите его оттуда, — крикнул кто-то, но девушка понятия не имела, что делать. В зале присутствовала служба безопасности, но они тоже растерялись.

Волочить меня из зала и попасть на первые полосы газет?

— Да, плевать. Прошлое, которое вам всем так хотелось считать константой, пластичное. У меня был напарник, и он умер в прошлом… Когда я вернулся домой, в свой век, обнаружил, что его просто не существовало — как будто стёрли файл на жёстком диске. У его родителей был другой ребёнок. Я внятно объясняю? Тут сидят люди науки, я могу перейти на научный лексикон. Стрела времени идёт вперёд, на каждом определённом этапе она взаимодействует с родовыми событиями, и каждое из них рождает новую Вселенную. А в «Монгерли» об этом знали. Они готовы были пойти на это — на убийства — зная, что их не накажут. А кому непонятно, я скажу так: мы в дерьме, господа. В дерьме из-за этих тупиц. Из-за корпорации, пообещавшей сделать Америку первой. Хуже уже было только с обещанием сделать Америку снова великой.

Изо рта вырвался истерический смешок.

Я ощущал, как зал буквально нагревался от возмущения, намагничивался, и решил покинуть его до момента, когда зрители взорвутся сотней вопросов сразу. Мне нужны были журналисты только самых крупных телеканалов и газет — с некоторыми я уже договорился о встрече, другие ждали от меня горяченького, чтобы потом это дело раскрутить. И все они рванули за мной следом, когда я попытался выйти из зала. Какой-то амбал попытался преградить мне путь, но тут же убрал руку, когда подоспел Оливер — мой теперешний телохранитель. Они не имели права меня задерживать. Пока не имели.

— Куда теперь? — спросил он.

— Нам надо выйти на улицу.

Чтобы оказаться на свежем воздухе, пришлось проходить тот ещё квест по лифтам и лестницам. И конечно, когда мы вышли в холл, то увидели, что журналисты караулили меня около входа, операторы настраивали камеры. И всего несколько человек остались внутри, надеясь, что интуиция их не подвела. Впереди стоял парень — я оценил его фигуру, подумав, что мы могли бы провести время когда-нибудь…

И тут он поднял голову: я ощутил себя прекрасно и ужасно одновременно.

— Эл. — Господи, хорошо, что он не услышал. Правда, теперь не отрывал от меня взгляда, пытаясь достать что-то из нагрудного кармана на рубашке. Та же белая рубашка — так недолго стать фетишистом: буду тереться о неё и бурно кончать.

— НьюЙорк Таймс, — он совладал с одеждой и протянул мне карточку через руку охранника. — Роберт, я задам вам несколько вопросов?

Я махнул Оливеру, чтобы пропустил репортёра, стараясь сохранить нормальное выражение лица. Теперь Эллиот работал журналистом. И не был связан с временными модулями. Теперь программу закроют, и он точно не окажется в викторианской Англии; материнским событием было не наше знакомство. Я мог не избегать его.

— Ты произвёл настоящий фурор, — он улыбнулся и я метнул взгляд на его зубы. — Когда ты мне давал ту листовку, уже знал, что будешь выступать на конференции?

— А?

— И сочувствую по поводу напарника.

— О, не стоит, — я истерично хохотнул и тут же хлопнул себя по щекам, чтобы успокоиться. Я теперь персона нон-грата на всех научных конференциях, буквально изгой. Какое-то время помелькаю на экранах, но потом не смогу этим заниматься. А Эл был журналистом. Как перестать любоваться им? Что за бессовестная радость внутри? — То есть, да, конечно, это было ужасно. Так тебе нужно интервью?

— Может встретимся сегодня?

— Да, — на моё лицо наползала улыбка. — Если поставишь в заголовок фразу, что бытовой газ стал самым дурацким изобретением в истории человечества. Это… Важно.

Он вежливо рассмеялся, а потом скрутил губы в трубочку и произнёс «упс». Эллиот, скажи мне, пожалуйста, ты тот самый? Интересуешься Викторианской Англией, сможешь рассказать мне о пяти разновидностях мышьяка, будешь возводить глаза к потолку после моих пошлых шуток, но стонать, когда мы окажемся вместе? Будешь терпеть меня, прощать меня, останавливать, подбадривать, менять?

— Часиков в восемь, поужинаем?

Эллиот посмотрел, прищурив глаза.

— А как насчёт интервью прямо сейчас, чтобы не портить вечер работой?

— Чтобы не портить свидание работой?

Он промолчал, но для меня это звучало как однозначное «да». Вселенная, я готов подумать над тем, чтобы взять свои слова обратно. Ну, те, про суку.