— Шутки — не мой стиль, мистер Амфибия.

— Почему это…

— Хватит уже сидеть в ванной, это же скучно! — возмутился я.

— Но в ванной сижу я, а не ты.

— И мне скучно на это смотреть. Ну, давай же, весёлая игра, правду говорю.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, вздохнул, будто бы решил для себя, и стал медленно выбираться из ванной. Наверняка, картина мира Эла не предполагала игр с хлебными крошками. Он совершал своеобразный подвиг, соглашаясь на безумную авантюру.

— Веселье — тоже не твой стиль, Роберт.

Мы устроились на полу, подложив под ноги вещи, которые взяли с собой в качестве сменной одежды. На счёт «три» бросили импровизированные кости, победил Эл. А я уже хотел начать своё медленное хлебное соблазнение.

— Твой вопрос, — разочарованно вздохнул я.

— Ты считаешь себя хорошим человеком?

— О боже, как оригинально.

Он развёл руки в сторону, мол, отвечай, что поделать. Проще всего сказать «нет» и провозгласить очередной тур хлебной битвы, но я без особой на то потребности старался на себя не наговаривать. Допустим, я был злым человеком: никогда не помогал людям, не передавал вещи благотворительным организациям и прошёл мимо, когда мой однокурсник потерял сознание четыре года назад. Если же мы рассмотрим философскую концепцию о том, что отсутствие зла и стоило называть добром, то я определённо был из этой породы.

— Давай посчитаем: никого в жизни не убил, — я согнул большой палец, — не обращался жестоко с животными, не нанёс ни одной девушке тяжких эмоциональных повреждений, не терроризировал людей мемчиками, не взламывал компьютер… Вот, я с ходу назвал пять причин, почему меня нельзя считать злым человеком, Эллиот.

— И играешь с хлебными крошками, когда треть планеты загибается от голода.

— Секундочку, эти хлебные крошки из девятнадцатого века.

— В девятнадцатом веке треть планеты все равно загибается от голода.

— Зато у них всё стабильно.

Он отшвырнул от себя половину буханки, которую держал, и скрестил руки на груди. Господи, Эл что, недоедал в детстве? Или ездил с гуманитарной миссией в Зимбабве? Что с этим человеком было не так, если он на простую игру так реагировал? Гуманитарные проблемы сложно решать, когда в твоём распоряжении одна буханка хлеба! Зато о гуманитарных проблемах никто не запрещал размышлять в любых условиях, даже если нет вообще никакой еды. Ох уж эти люди!

— Мой папа родом из Франции, — внезапно признался Эллиот. — Я смутно помню, как он выглядит. Дома он бывает около месяца в году, всё остальное время в своей стране. Раньше, когда он работал на бирже, было гораздо проще. И ближе к дому.

Я уставился на него, прищурившись. Зачем он признался в этом? Мы с ним подошли к зыбкой почве разговоров о родителях? Хотя, собственно, я не был против, но…

— Так, а почему?

— Он член «Красного креста».

— Извини, конечно, но может, он просто член?

Эл забавно свёл бровки. Блин, зря я это сказал: опять запорол момент душевного единения.

— Может, у него там любовница?

— Нет.

— Ладно-ладно, — я выставил руки перед собой. — Только не нужно проецировать на меня свои комплексы по поводу того, что папочка пропускал твой день рождения.

Я ожидал, что Эл ответит: за словом в карман он никогда не лез, но не кулаками же! Секунду назад сидел напротив меня, весь злой и отмороженный, а теперь оказался сверху, пригвоздив меня к полу.

— Откуда это? — Он сжал моё запястье, где я нацарапал слово

«Мятеж».

— Тебе любопытно?

— Нестабильная психика, насилие, травмы в детском возрасте?

Эллиот улыбался и я перестал его понимать.

— А ты как думаешь?

— Думаю, что не всё так просто. Ты не так прост, Роберт.

— Это мой способ шантажа родителей, я пользовался им в детстве.

— Как изобретательно.

Одной рукой он прижимал моё запястье к полу, второй — вцепился в шею. Лёгкая асфиксия всегда уместна в сексуальных игрищах. Его вес приятно давил мне на бедра: не прошло и пяти секунд, как я возбудился и попытался дать ему в рожу. А потом просто дать. На самом деле, я соврал Элу, когда сказал, что меня не возбуждают лёгкие телесные повреждения. Мне сразу вспомнился Эндрю, и стало ещё хуже; точнее, ещё уже.

В штанах.

Эндрю был единственным, с кем мы практиковали подобное, не сговариваясь. Просто он был злой, а я не смог себя удержать. Сейчас с Элом происходило почти то же самое, и я с отвращением к себе признался, что не хотел повторения остальной части истории.

— Ты сексуально озабоченный, — констатировал Эл.

Я положил руки ему на поясницу: на нём были только брюки, а на мне — целый комплект одежды для борьбы с тяжёлым запахом кровати. Сучья кровать пока побеждала.

— Давай, Эл. Не заставляй меня просить.

Не поверите, но я соскучился по его рукам на себе. Он начал медленно меня раздевать, целуя там, где добирался до кожи, гладил по рукам и бёдрам. Прижал к полу и приласкал так, как никому не удавалось прежде: так никто не умел.

Гладить своим языком, творить с ним невообразимые жителям Викторианской Англии вещи. В этот раз я не смог отдаться эмоциям и отключиться, меня занимала одна единственная страшная мысль — дело было не в языке, а в нём.

========== Глава 5 Роберт в стране чудес ==========

То самое ощущение, когда просыпаешься на вонючей кровати в обнимку сам с собой и думаешь: «Твою мать, я всё ещё в девятнадцатом веке». Скажу честно, первая ночь далась нелегко. Мы с Элом закончили в пять часов утра; остальное время я тупо стоял у окна и смотрел на улицу. К семи всякие людишки начали бросать на меня загадочные взгляды, и я попытался уснуть. И тут мой мозг подложил мне свинью номер два (первой была кровать), показав жуткий ужастик с расчленёнными телами, содомитскими притонами и растлением малолетних.

Мы с Элом сегодня должны были наконец начать выполнять задание. Пункт первый — подружиться с алхимиком (подпункт 1.1 — как научиться не смеяться от слова «алхимик»?). Вырядились в довольно дорогое по современным меркам шмотье, надеясь, что дядюшка окажется падок на деньги, и направились к дому этого Майка Спенсера.

Денёк выдался ветреным: с рынка то и дело сносило ароматы мяса и рыбы. Они кружились вокруг, смешивались, а потом прекращали притворяться цивилизованными и вызывали тошноту. Конечно же, только у меня — Элу было всё нипочём.

Я завидовал, конечно, хотя он и молчал. И даже вчера начал оправдываться, мол, в этом времени нет нормального лекарства от тошноты, которое бы не имело страшных побочных эффектов. Заботился обо мне, что ли? По крайней мере, от него пахло хорошо, и Эл не стал отодвигаться, позволяя мне мерно вдыхать его аромат после секса.

После меня — такая формулировка понравилась бы мне больше.

Майкл оказался обладателем маленького жилища, притаившегося между двумя зданиями для мигрантов. Не то чтобы я ожидал увидеть на двери вывеску «Набор в ученики», но если бы я её увидел, то поверил бы в перспективность нашего плана.

— Ну, я стучу?

— Стучи-стучи, — подбодрил Эла я.

Нам открыли не сразу, но когда открыли, по всей видимости, об этом пожалели.

Немолодой человек с внушительной бородой оценил меня, затем Эла, нашу одежду, шляпы, обувь и, наконец, вернулся к разглядыванию доброжелательных лиц. К сожалению, я мало знаком с культурой Англии, поэтому понятия не имел, о чём он подумал. Но если бы я, в своём XXIII веке, увидел таких экземпляров, то недолго думая воспользовался бы тревожной кнопкой.

— Вы по какому поводу, господа?

— Мистер Спенсер, слава о вас расходится быстро. Говорят, вы лучший специалист в области алхимии, а мы в поиске учителя. Готовы щедро вас отблагодарить за ценные знания.

— Не интересует, извините.

— Нет, это вы извините, — Эл не дал ему закрыть дверь. — Нам очень нужен учитель. На любых условиях, которые вы определите сами. К тому же, нам сказали, что у вас есть ученик.

— И какое это имеет отношение к вам?