Нафиг, что в оставшейся комнате?

Я заступаю туда на один шаг, второго не делаю. В квадрате оконного света – шикарная коробка пазлов. Дальше по паркету грязь, сумрак и звуки.

Давящийся кашель. Грызня собак, которая выходит из одного рта. Тяжёлое, стонущее дыхание.

---------------------

Мужчина спиной к двери, лицом к столу, заваленному едой. Возможно, примерно мужчина с чёрными, сальными волосами, на нём рваная мотоциклетная кожанка. Худой, голова вжата в плечи, тело подёргивается из стороны в сторону. Он громко ест, скрючившись над столом. Всюду пустые бутылки, тарелки… Фарфоровые, пластиковые, бумажные – вылизанные, битые, ломанные и обкусанные по краям. Вскрытые, смятые, раздавленные упаковки. Под столом, вокруг него, до середины комнаты валяются коробки от пиццы, от полуфабрикатов, надкусанные и полусгнившие фрукты.

Я вижу его сальный затылок и пальцы рук, перекрещенных на груди, – белые с выпирающими костяшками. Под воротником они до дыр впились в кожанку. Мужчина заглатывает что-то большое, давится и стонет.

Признаться… Бывало, снег в кулаке сожмёшь и держишь до боли, до ломоты. Вот до такого ледяного, грязного комка в груди, я боюсь, что зверь обернётся. Произнесёт что-нибудь абсолютно последнее, дальше смерти.

Пятясь за дверь, я едва не падаю. Жар поднимается и кружится голова. Значит, ровно половина двенадцатого. Время лечь спать. Здесь, в одной квартире с этим. Ну, не на лестнице же! С утра по живой луне я должен буду зайти в комнату, где никого не увижу.

Оно – Межич. Как и я. Немыслимо.

Ложусь на голый пол, вспоминаю… Поженившись, Мстислав с Катриной вместе приезжали к нам. Все радовались, поздравляли… Я не могу вызвать в памяти его лицо. Ступор. Воображение тоже отказывается рисовать морду над жратвой, слюни, остатки зубов. Там просто разодранная от уха до уха чёрная яма.

Утром я сделал то, зачем пришёл. Не через силу даже, а просто на одном выдохе: поднял коробку и прочь. ============================================================

12. Сестрёнка

– Почему не собираешь их, дорогой? – спросила ма Рая, с понятным недоумением. Начались бездельные школьные каникулы.

Сева Вячеславович добавил:

– …раз уж принёс.

Отец недоволен, всегда это знаю.

Не складываю по уважительной причине: руки трясутся! От ужаса и дикой надежды. По мёртвой луне Катрина теперь свободна… Катрина приедет сюда… Долго, долго, долго! Невозможно тянется время.

Её подарок – дорогущий пазл из рекламы: «…собери и прочти». То есть, покрой лаком и переверни, чтобы увидеть предсказание на обратной стороне. Чаще всего там смайлик и благоглупость в облачке, мол: «Будь хорошим и всё будет хорошо».

– Пусть лежат, есть не просят.

Бррр, зачем я так сказал!.. Опять вспомнил.

– Да мне коробка очень уж нравится, сынка.

– Ма, так возьми её себе, не всё ли равно! Могут и в пакете валяться.

Следующий день.

Большая коробка разрезана и превращена в постер…

Ещё день.

Куплена рамка с позолотой.

Ещё плюс день.

Ма Рая заменила зеркало у постели на постер в раме. Ко вторичному неудовольствию отца, в чем дело-то, не понимаю…

Впереди ещё бесконечных три дня.

Меня унесло в Баронский Парк и там гоняло по тропинкам, неизменно сдувая к пансионской ограде. Как тот кленовый лист, к тем самым воротам, что теперь в рамке висят. Я останавливался и смотрел на него, на его личное кованное солнце.

Э, так пазлы ради юбилея нашего городишки выпущены! Думаю, в честь этого факта мне и подарены.

---------------------

Мужчин в доме прибывало, а женщин отнюдь. Мать Рая засобиралась к невесткам знакомиться, в большом городе их по магазинам гулять. Провожая её, я обмолвился:

– Что-то я Польку не вижу. Вы её к племяшкам раньше с кем отослали?

Мать Рая смотрит неопределённо… В сторону говорит:

– Я думала, у тебя прошло это…

– Что это, ма?

– Воображаемая подружка твоя, сестрёнка. Давно не вспоминал.

Я обошёл стол, и мы оказались лицом к лицу:

– Не понял, ма. Совсем-совсем не понял, объясни.

---------------------

Мать Рая села на табурет, вечным таким жестом сложила руки на коленях:

– Сына, когда мы взяли тебя, первое время, ты был не совсем в духе… Грустный был. С Яриком вы не ладили… Вот и придумал сестрёнку. Так я поняла. Сева Вячеславович позвонил брату, когда ты с ней разговаривать начал. Тот спокоен: «Ничего, ерунда. Это по первости лишь. Когда-если ленты сестричке покупать станет или воображаемые косы начнёт плести, тогда обсудим. А то авось пройдёт». Я думала, после смерти забылась. Или ты её недавно видел?

– Давно…

– Значит, и правда прошло. Не бери в ум, сына, ты с фантазией всегда был. Помнишь, для тебя ещё хор из Баронского Парка петь приходил! Я даже завидовала тебе. Спрашивала: про что поют, а ты отвечал, что слов не поют, а только музыку, вредный мальчишка!

– Ма, я правда их много раз видел… Они что, тоже не существуют? И Полька, и они? Кошмар… А, помнишь, сервиз тоже я перебил? И ты мне ни слова не сказала?

– Сервиз, важность какая! И не кошмар, нормальное детское воображение. Я не знаю, кого ты видел. Может хор царского времени. Или будущее. Про элитный пансион в Баронском Парке все эти годы слухи ходят, что может появиться… Вскоре, да вскоре… Болтовня пустая, кто в наше захолустье поедет. Сейчас за границами учатся.

Фигасе… Так сходу это и не переварить.

============================================================

13. Помолвка

Жар, сон… Утро. Ну, наконец-то!

– Ярик, она в самом деле приехала? Катрина здесь?

– На дворе, голубей кормит. Ой, и странная же она тётка: кто поклевал, те улетают и не возвращаются. А новые всё равно прилетают. Как-будто она при жизни всех голубей на свете знала!

– Может и так, они богатые, путешествовали, в Венеции жили… Ярик, я видел ад и мне не понравилось. Включи что-нить, песню из своих что ли…

Ярик недолго ищет, выкручивает громкость на колонке.

– Держи пять, – говорит он.

Я удивляюсь, но – держи.

Ярик смеётся:

– Композиция называется тэйк файв – «держи пять!», – и хлопает меня по плечу. – Не мой фаворит, но хорошо заходит вместо таблетки.

Помогло. Когда Катрина Межич заходит в дом и окликает Ярика, я уже боль-мень в порядке.

– Останься здесь. Нам с Катриной надо говорить наедине, – я редко замечаю, когда груб, но бывает. – Ярик, извини! Это личное.

– Да сколько угодно!

---------------------

Катрину Межич – вот кого надо было поместить на пазл. И на оборотную строну её же, вместо предсказания. Не лицо, а обещание вечного рая.

Рукой машет:

– Межка, здравствуй по мёртвой луне! Собрал?

– Нет ещё, – отвечаю.

– Собери здесь. Обещаешь? По живой луне пусть они так и лежат нераспечатанные. Обещай снова.

Я обещаю два раза подряд и улавливаю, что формальная часть на этом закончена. Уж не знаю, почему, но раз для Катрины это серьёзно, ок. Мне важно совсем другое.

Она опережает с темой:

– Ты, наверное, возненавидел меня за просьбу? За то, что тебе пришлось увидеть в моей квартире…

– Катрина, – я не сажусь, но стою ровно пред ней. – От лица всех Межичей я приношу свои бесконечные извинения за этого зверя.

– Ой, Межка, перестань! Зачем всегда так: извиняются те, кто не виновен? Я рада тебе. Давай о чём-нибудь другом. Как учёба, как проходят чудесные скитания между живой и мёртвой луной?

– Согласен, давайте о чудесах. Я наблюдал, и я подсчитал: самое позднее через шесть лет, но надеюсь, через три, если вы согласны…

– …что?

– Выходите за меня замуж по мёртвой луне, Катрина. Вы принимаете моё предложение?

Катрина смеётся. И смотрит мне в глаза.

Ок, я достаточно взрослый, чтобы увидеть да, которое женщина не произносит.

Мне нравится её способ ответить да. Он красивый. Когда такая женщина смеётся, она непобедима. Я ещё не знаю, что буду делать с этой силой, которая не уступает моей, но именно такую мне и надо, а второй такой нет.