Опыт за каждым словом. Откуда Славе Румыну знать? Близко его не стояло, когда мы откровенничали.
Ярик не меняется! Он скулил: «Живая луна всё рядом, не забыть. Ищешь её спросонья рукой под подушкой, а нету, приснилась. Я так скучаю!»
– Ты решил за брата, Межка, сбыться его надеждам или нет? Представь, что за счастье ты дашь ему. Подумай, подумай ещё раз! Ведь там не один Ярик. Сотни людей придут к Межичам. Тысячи, сотни тысяч возьмут милость из наших рук. Потому что мы добрые. А они – благодарные нам…
– …а неблагодарные?
– А неблагодарных не будет! – рисуясь под злодея, Слава Румын заканчивает разговор.
Каждому слову верю. Ему – ни на грош.
Лего рушится, и я оступаюсь. Да я просто пьян. От актёрства этой большой акулы на мелководье. От его чувства моей крови, от покровительственной руки на плече. От свежей раны и запаха ожога. Ещё лего в пятку. Главное устоять на ногах, иначе станет гораздо больней.
============================================================
18. Целый последний день
Слава Румын что-то перебирает на столе, зачерпывая и медленно высыпая. Это мои пазлы, надвое разорванный пакет валяется рядом. Он взял чужую вещь без спроса, война.
– Я тоже в детстве любил…
Клянусь, он говорит не про пазлы. Нарочно произносит – «в детстве»!
– И когда разлюбили?
– Когда научился и стало неинтересно... Помочь тебе?
Война. Флангов у меня нет, окопов и тыла с артиллерией. Ничего у меня нет, одна только ошалевшая конница:
– За что вы получили по башке, Слава?
– Мы свои, – не отвечает он, сбивая пазлы щелчками на пол, – а она чужая. Ты понимаешь разницу, Межич? Всё это время мы кормили Мстислава, чтобы – её – не жрал! И вот чем Катрина отплатила нам за доброту. Язва нашего брата, курва, причина худшего, что могло с ним произойти. Но разве мы отвергли её? Покарали её? Нет! Мы позаботились о ней, дали ей всё, что могли! Катрина свободно ходит по мёртвой луне из моей милости!
Оп-па, из «моей»? Как интересно сказал – не из нашей, из моей…
Слава Румын наклоняется через стол, в каждое слово доливает свинца:
– Что нового Картина сообщила тебе? Что бывают скелеты в шкафах? Не без этого. В чём новость? А я тебе говорю, что в шкафах бывают сокровища. В самом большом из них лежит твоё законное наследство. Приди и возьми. Межич, я понятно выразился? Достаточно прямо?
Обеими руками он смахивает пазлы до чистого стола, обе протягивает мне.
– Подурил и хватит! Иди к нам.
Я хочу этого. Сам хочу. Но скорей луна упадёт на землю, после всего, что я узнал! Обе пусть разлетятся вдребезги: и мёртвая, и живая!
---------------------
– А к кому Мстислав приревновал жену? Не знаете, Слава?
Он дёрнул подбородком, будто передумав глянуть за спину:
– Откуда вдруг такой интерес?
– Оттуда, что не курва. Возьмите свои слова обратно. Либо я отказываюсь от этого дома и рода. Катрина – моя невеста.
– Хорош!
– Это правда.
Бровь поднял. В сторону, невидимому собеседнику подмигнул:
– Уважаю, респект. И мои поздравления.
Межичи по крови всегда слышат её голос: его зрачки. Они сравнялись по величине с радужками. Это ревность и не только, это страшная мигрень. Адреналин и характер: Слава Румын боль никак не выказывает. Он дерётся за дверь в будущее. Я перед ним – так, низкий косяк, маленький порожек. Ладно, пусть глядит сверху вниз, но чтобы перешагнуть – наклонит голову.
Слава Румын проговаривает:
– Назад беру, – и взрывается. – Последний день до солнцеворота! Подумай уже о главном!
---------------------
«Прицельный мальчик!»
Опять обсуждают меня. Не злословят, не сплетничают, чур меня, чур. Всё по шерсти. Так бы и замурчал, подставил брюшко…
Мысленным взглядом я окидываю под завязку набитый дом и не верю. Власть, о которой он говорит – предлог. Слава Румын хочет, чтобы я отдал Агнешку всем. Им движет не расчёт, а бешенство.
Межичи не смирились с потерей. Её бегство – язва, их преследование – навсегда. Единственная девочка в семье, она должна остаться в семье. Будь то хоть сто раз кровосмешение! И не только Агнешка… Всех женщин, которые сбежали от них в смерть и в жизнь, они хотят вернуть, чтобы ни одна не взяла воли. Особенно Катрина. Моя Катрина Межич.
Нет, хуже. Им движет страх перед чужим голодом. Слава Румын хочет отдать Агнешку зверю – её отцу. Как замену всей пище на тысячу лет вперёд. Откуда мне знать, сколько в день требует это чудовище. До кого в роду оно уже дотянулось? И кто следующий, если не Агнешка?
---------------------
Слава Румын и отец за бильярдом. До меня стук шаров долетает, интонации разговора не мирные. Но через шаг выясняется предмет недовольства:
Слава Румын:
– …оттого что у вас детей не было, я уступил тогда! Эх, Севка, зачем уступил тебе пацана! У меня свои-то есть, но вот наследника среди них я не вижу! Я ведь готов был и сотку на лапу кинуть, и две сотки, чтобы за день усыновить его, без формальностей. Перед отъездом был ещё целый день! Сглупил и остался один. Межка должен был стать моим, моим наследником!
«Прицельному мальчику» далеко-о-о до Славы Румына! Этот палит веером. Нифига не случайно я подслушиваю их разговор.
Что же мне делать? Хоть бы одна толковая мысль в голове. Мандраж и раздрай, и льстящий до мурашек, с бесконечной реверберацией голос: «…мой-Наследник-один-Единственный-мой-Остался-целый-Последний-мой-День…»
============================================================
19. Банька
Вино, мясо, новости. Дикторы и бляди на экране допотопного телика – круглосуточным фоном. Во дворе каждый день топящаяся банька.
Бесконечная туса в доме: кто у кого родился, женился и помер, кому с кем бизнес мутить. Припоздавшие Межичи обнимаются на пороге. Амбре жареного и креплёного, сухого красного. Запах ожидания главного торжества.
Сильван Межич, основоположник рода, своими руками построил этот дом. Затем, чтобы в нём свадьбу сыграть.
До солнцеворота – мужской праздник, после – женский, главный. Жёны и дочери приезжают наутро. К тому времени с делами будет покончено, мужчины обговорят, что хотели. Представлю, сколько тогда прольётся вина и задымится мяса! Ну, хоть стол разбавят салатами и тортами. Пока нет, опять жаркое с картошкой.
Обед в тесноте, локтем к локтю.
Я знаю, чего Слава Румын ждёт… Что я отодвину тарелку, не кладя ножа, повернусь к нему и скажу: вы меня убили. Ведь это вы?
Я знаю, на что Слава Румын надеется… Что я с пустыми руками обернусь и скажу: вы не зря, вы правильно меня убили.
Ничего не дождётся.
– Сегодня в баньку? Наша очередь, – утвердительно бросает Слава Румын.
Упс, это раскалённое парное чистилище я так и не полюбил. Мягко говоря. А все прутся с него.
---------------------
Банька снаружи не маленькая, а изнутри сумрак и теснота. Полок справа и слева. Окно – кошке пролезть, на уровне пояса. Котёл такого размера, что взрослый человек может спрятаться и крышкой накрыться. Кипяток бурлит ключом. С длинными ручками ковши. В бадейке настаиваются можжевеловые ветки. Жар каменки, тёмные бревенчатые стены.
Ковшик из бадейки – на каменку. Шипение. Пар.
---------------------
Единственное желание – распластаться на полу и дышать. Я сижу, смотрю в бело-красное тело, занявшее всё пространство. Банька точно костюм по нему кроеный, головой Слава Румын чуть не касается потолка. Ха, одной арматурой в его жизни дело не обошлось. Шрам поперёк голени, переходит на другую. Ноги переломать хотели? Такому не вдруг переломаешь.
Жааар… Что со мной будет, если я по живой луне опять умру? Вопрос, который поднимался и раньше, но здесь встал в полный рост.
Когда Слава Румын садится между мной и печкой, на минуту я совершенно счастлив.
– Уф, с того дня, как приехал, всё один и треплю языком… Твоя очередь. Рассказывай, Межка. Что ты делал по мёртвой луне? Как тебе город почти без людей?
