После слов, брошенных е железную тесноту каюты, на душе стало легче.
«Счастье».
Он усмехнулся своему отражению в круглом зеркальце для бриться, привинченном на стену возле умывальника.
Еще одна человеческая химера, освобождение от которой сулило блага в движении по жизни.
Счастье…
Что такое счастье?
Момент, когда, простреленный, он упал в осклизлую, более похожую на болото, чем на твердь, землю, и осознал, что лишь тяжело ранен, но не убит.
И тут же подумал о другом.
Не убит – значит вдоволь помучается до восхождения на крест прежде, чем умрет.
Значит, каждая минута перед смертью покажется длиннее всей предыдущей жизни и он будет напрасно взывать к высшим силам, чтобы они скорее забрали к себе на тот свет.
Все равно: в рай ли, в ад, лишь бы с этого, где тело превратилось в один сплошной сгусток немо ревущей боли.
Но высшие силы не отозвались, они не услышали, поскольку их не существовало в природе.
Зато существовал Берндт Краузе.
Более полезный, чем весь сонм богов и святых, которым курят фимиамы в церквях.
Или счастье – это когда он узнал, что раковую опухоль матери вырезали бесплатно, поскольку сын ее, военный моряк, пал смертью храбрых на полях сражений и посмертно награжден сухопутной наградой: Железным крестом первой степени.
И еще большее счастье – вернуться домой, к еще живой матери вопреки всему живым сыном.
Вернуться и ощущать это счастье, пока не узнать, что опухоль была неоперабельной, что мать все равно умрет, и он останется один на всем белом свете через каких-то пару месяцев.
Один-одинешенек, без девушки с волшебным именем Ассоль.
Хайссенбруннер почувствовал, как у него дергается правый глаз.
Не поднимаясь от железного стола, он протянул руку и открыл шкафчик.
Не глядя никуда, нашарил бутылку.
Англичане были ублюдками, но только они умели гнать по-настоящему хороший джин.
Который Хайссенбруннер, сильно рискуя с точки зрения патриотизма, предпочитал и традиционному кюммелю, и пиву и даже вполне добропорядочному доппелькорну.
Опасаясь, что сейчас кто-то может заглянуть к нему, Хайссенбруннер быстро набулькал из четырехгранной бутылки полный стакан душистой, несущей запахи незнакомого можжевелового луга жидкости, и выпил залпом не закусывая.
И сразу ощутил приятное тепло, рванувшееся по жилам.
Тепло, от которого в один миг перестало дергаться веко.
Исчезла боль в изуродованном легком.
И сама душа, еще недавно сомневавшаяся в правоте хоть чего бы то ни было, взмыла в белую высоту справедливости.
И он опять подумал о счастье…
-–
– По вашему приказанию прибыл, герр корветтен-капитан!
Хайссенбруннер поднял голову.
Боцман Краузе – огромный, толстый и одновременно подвижный, с окаймляющей лицо черной шкиперской бородкой – стоял в проеме двери.
– А это вы, Берндт…
Хайссенбруннер вздохнул.
– …Оставьте вы наконец ваши герры и прочую ерунду. Мы же сейчас вдвоем. Без всяких Штайнбреннеров, не к вечеру будь помянут…
При этих словах боцман размашисто перекрестился.
Но сделал это с таким ерническим выражением лица, что даже дурак бы понял, до какой степени его отношение к богу совпадает с командирским.
– Рад вас видеть, камрад. Садитесь, пожалуйста.
Стараясь невольно уменьшить свое обильное, здоровое тело перед истощившимся Хайссенбруннером, чей необратимый недуг был написан на изможденном лице с запавшими щеками и тяжелой челюстью, Краузе осторожно опустился на стул.
И замолчал, ожидая приказаний.
– Берндт… – устало заговорил Хайссенбруннер, уловив тепло выпитого джина. – Вы слышали историю англичанина с этого галиота под алыми парусами? И про девочку с неземным именем Ассоль?
– Да, герр корветтен-капитан, – спокойно ответил боцман. – Штайнбреннер рассказал нам все. Нечто вроде лекции по обстановке на фронтах…
– Черт с ним, этим Штайнбреннером, – перебил Хайссенбруннер. – Можно подумать, кроме него не существует больше никого. Скажите мне, только правду, Берндт…
– Только правду, – подтвердил боцман.
– Что поняли вы сами?
– Что я понял…
Краузе поскреб свою бородку.
– Да ничего я в сущности не понял. В любви я не дока, герр корветтен-капитан. Кто в моей жизни был? Только портовые шлюхи. В Гамбурге да в Киле. Это не любовь, а сплошной сифилис.
И замолчал, ожидая слов командира.
– Я тоже, – Хайссенбруннер кивнул. – Мой опыт подобен вашему. Не очень хорошо я все это понимаю. Продолжайте, Берндт. Наверное, настоящим морякам вообще неизвестно чувство любви.
– В любви я не дока, отнюдь. Это трижды так, чтоб меня черти съели. Но меня возмутило отношение соседей к девчонке.
– В самом деле, – удовлетворенно спросил Хайссенбруннер.
Вернее, не спросил, а подтвердил.
Боцман, кажется, понимал без слов то, о чем он еще не сказал.
– Да, герр корветтен-капитан. Это так, хотя я не очень умею думать. Любовь – химера, от которых нас всех разом освободил фюрер…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
