– Не реви, – просто сказала появившаяся к этому моменту княгиня, и Дуня тут же прекратила.

– Я не брала, – первое, что она смогла сказать.

Речь, оказывается, шла о серебряной солонке – пожалуй, единственном буржуазном предмете, который был у нас дома. Если не считать маминых фарфоровых легионов, конечно. Эту солонку папа подарил маме на свадьбу, и в этом можно было бы увидеть скрытый смысл, но я его не видел. Солонка была похожа на шишку, и я к ней привык.

– Ну, напугала, – гулко сказала мама. – Найдется еще.

– Нет, – капризно звякнула в ответ Дуня. – Как же она найдется, когда я приготовилась на стол ее отнести к завтраку, а ее нигде нет. Значит, выходит, что я ее взяла.

Стало понятно, что сейчас она снова заплачет. Но Зинаида Андреевна не дала.

– Не нужно плакать, – сказала она. – Нужно еще раз хорошо посмотреть. Ведь в доме не бывает чужих людей.

«Как это не бывает?» – вихрем пронеслось в моей голове.

– А как же Кларин ухажер? – сказал я вслух. Хорошо, что Клара сегодня ушла рано, иначе не быть мне живым после таких слов.

– Так у Клары есть воздыхатель? – спросила княгиня, и по ее взгляду я понял, что слово «ухажер» не вызвало у нее восторга.

– Есть, – обрадовалась мама.

– Нечесаный бездельник, – подтвердил папа.

– И он вчера здесь был, – я был настроен мстительно.

– И что же? – спросила княгиня. – По вашему мнению, он мог взять чужую вещь?

– Да, – сказали мы с папой, мама же, естественно, сказала «нет».

– Ну тогда, – подвела черту Зинаида Андреевна, – давайте все займутся своими делами, Дуня подаст завтрак, а после мы вместе с ней поищем пропажу.

В общем, я продолжал радоваться весь день, потому что наша княгиня, по моему разумению, должна была быть гораздо умнее, чем всякие выдуманные старушки из детективных романов, и, следовательно, Власик вскоре будет пришпилен к позорному столбу. О Кларе я тоже думал. Вот если она не ест, «бережет фигуру», чтобы понравиться Власику, то, значит, делает одну глупость ради другой глупости. Да и не должны такие, как Власик, нравиться Кларе, для меня это очевидно.

С трудом я дождался ужина, за которым, как я предполагал, должно было состояться разоблачение. Съев, как обычно, пару ложек супа, от бараньей котлетки Клара отказалась, выпила компот и собралась уходить.

– Посиди еще с нами, – попросил папа, и Клара остановилась. – У нас разговор про твоего…

– Молодого человека, – быстро вставила мама, оберегая Клару от травмы, которую готовился нанести папа.

Маневр удался не вполне, потому что Клара все быстро поняла.

– Вы к нему цепляетесь! – капризно сказала она. – А он хороший.

– Он бездельник, да еще, оказывается, и проходимец, – сделал выпад папа, и Клара покраснела. Сплошное загляденье, а не цвет лица.

– Владимир! – кинулась на выручку мама, и вот уже оставался лишь шаг до скандала, как вступила княгиня.

– Я прошу вас остыть, – сказала она тихо, и в очередной раз волшебным образом все послушались. И даже цвет Клариного лица стал более розовым, подугас, в общем. – Прежде всего, – продолжила Зинаида Андреевна, обращаясь к Кларе, – вы должны знать, что кое-что произошло. А именно – пропала семейная реликвия, серебряная солонка.

– Неужели? – чирикнула Клара, и ее почему-то снова бросило в жар.

– Так вот, – княгиня была невозмутима, – из посторонних людей в доме был только ваш знакомый, так что невольно подозрения пали на него.

«Подозрения пали» – чертовски хорошо это было сказано! Подозрения, так я сразу вообразил, в виде тяжелого старого чемодана с книгами свалились на Власика, и теперь ему оставалось только стонать, валяясь, и шевелить лапками.

– Но… – лицо Клары можно было принять за красный сигнал светофора.

– Но, – не дала ей продолжить Зинаида Андреевна, – никаких доказательств его вины нет, следовательно, согласно презумпции невиновности и благородству, которое мы должны проявлять в любой ситуации, счесть его замешанным мы не можем. Тем более не выслушав его самого.

Как по заказу, прямо в этот момент в дверь позвонили. А потом на пороге столовой появился Власик – длинный и жалкий.

– Прошу садиться, – сказала ему княгиня, но он даже не пошевелился.

– Не хочу, – прошипел он. – Вообще не понимаю, зачем вы меня позвали.

– Прошу вас, – так же спокойно повторила Зинаида Андреевна, и Власик все-таки пополз к столу, как змея за дудочкой.

Мы сидели в тишине, посматривая друг на друга, и я все ждал, что княгиня сейчас разразится речью в стиле Эркюля Пуаро, маски будут сорваны, а преступник прямо на месте умрет со стыда. И действительно, кое-кто от стыда почти что умер.

– К сожалению, – Зинаида Андреевна обвела взглядом всех нас, пока не остановила его на мне, отчего сердце мое подпрыгнуло и шлепнулось, как калоша в лужу. – К сожалению, – сказала она, – в этой ситуации мы все повели себя довольно неосторожно.

Ничего себе! Я посмотрел на Власика, который сидел и сопел как ни в чем не бывало.

– Взять хотя бы вас, мон шер, – княгиня указала рукой на меня, и я почувствовал, что на меня перекинулся Кларин пожар. – Вам, я вижу, не по душе друг вашей сестры, но все же непременно нужны доказательства, твердая уверенность, что кто-то совершил проступок. Вы понимаете меня?

– П-понимаю, – кивнул я. Щеки мои пламенели, потому что как-то неожиданно оказалось, что я едва не сделал что-то очень некрасивое. Или сделал?

Экзекуция тем временем продолжалась.

– Прошу меня простить, – в этот раз княгиня обратилась к папе. – Вы взрослый человек, но, право, ваши оценки и выводы совсем как у гимназиста. Ведь, насколько я знаю, вы ни разу даже не поговорили… – плавный жест рукой в сторону Власика, – и имеете самые поверхностные представления о характере этого человека, принципах и прочем. Не так ли?

Ого! Я смотрел, как папа краснеет. Если так пойдет дальше, мы все превратимся в краснокожих, а точнее, красноголовых. Папа кивал, наливаясь как синьор Помидор, а эстафету приняла мама.

– То же самое, – неожиданно объявила Зинаида Андреевна, обращаясь на этот раз к ней, – я могу сказать и про вас, сударыня. Довольно легкомысленно полностью доверять воздыхателю собственной дочери, основываясь только на том, что он ей нравится.

Пожаролицая мама попыталась что-то сказать, но у нее не получилось. Ненавистный Власик довольно поглядывал сквозь очки на наше Ватерлоо. Я видел, что все рушится, что нужно как-то спасать положение. И не нашел ничего лучше, как выпалить:

– А он – он! – я ткнул пальцем во Власика. – Он болтался по коридору, хотя, я уверен, быстренько выяснил, что Клары нет дома!

– Туше. – Странным образом в этот раз княгиня не ругала меня, хотя не очень-то сдержанно я повел себя.

Все воззрились на Власика.

– Я, – прошипел он, – я, – было видно, что он давится словами, – я, – наконец выдавил он, – я просто заблудился. А вот этот, – он изрезал меня взглядом, – вообще меня ненавидит. – Власик вскочил и выбежал из комнаты. Следом за ним, сверкнув в мою сторону взглядом, больше похожим на стилет, конечно, бросилась Клара.

Взрыв и немая сцена.

– Вот видите, – довольно сказала Зинаида Андреевна, – как оказывается, всему есть объяснение.

– Я не очень много из всего этого усвоила, – призналась мама и даже сама, по-моему, удивилась.

– Все очень просто, мои дорогие друзья, – улыбнулась княгиня. – Воздыхатель вашей прелестной Клары – робкий и неуверенный в себе юноша, а вы к нему либо предвзяты, либо относитесь безразлично.

– Но он же работает не каждый день, – не захотел сдаваться папа.

– Помилуйте, – удивилась Зинаида Андреевна, и я впервые в жизни заподозрил, что папа может быть неправ, – вы разве не осведомлены, что есть профессии творческие, связанные с вдохновением, когда обыкновенное сидение за столом ровным счетом ничего не приносит? Дело в том, что когда человек думает – а это очень большая работа, – никто этого не видит.