В замке Рюдгксгафц обеденная была просторна, будто парадная зала. Вдали ее, на подиуме, как и в замке Альдриана Лиисемского, находился стол для знати – в открытом шатре о пяти куполах (шатре вождя). Только стол здесь был не прямым, а в виде раскоряченной буквы «П». Скамью во главе стола, похожую на трон для двоих, занимали хозяин и хозяйка дома, туда же могли усадить малолетних наследников.

До подиума, ближе к окнам, протянулся огроменный дубовый стол – в обычные дни за ним обедали прислужники, а на многолюдных пиршествах и гости тоже за ним кушали, даже аристократы. Свободное пространство залы отводилось под танцы, а до того его занимал буфетный стол, ломящийся от яств, откуда прислужники приносили угощение гостям и у какого наполняли кувшины. На стене, противоположной окнам, выдавались вперед два балкона для музыкантов. Ради сегодняшнего званого обеда Рагнер нанял арфистов.

Обеденная являлась самой роскошной залой в замках лодэтчан, гигантский дубовый стол и буфетный стол – ее неизменными атрибутами. В Рюдгксгафце обеденная, будто парадная зала короля, хвасталась полуколоннами из малахита, резным потолком с позолотой, подвесными свечными светильниками причудливых форм; зала казалась бело-красно-зеленой; пол ее был, как шахматная клетка, повернутая диагонально. В глаза сразу бросался неимоверных размеров камин, черный и зловещий: на нем, как и на фасаде дворца, пригрелись крылатые демоны, химеры и горгульи, а черное знамя Рагнера, с белым морским змеем и веселой рожицей Смерти, «красовалось» над очагом. Были в этой зале и два буфета у дверей, демонстрировавшие расписную и золоченую посуду; после часа Трезвения туда переносили с буфетного стола оставшиеся яства и кувшины. В тот же вечерний час дорогая посуда пропадала где-то в замке под надзором Линдспа Вохнесога, амфоры с вином прятались в погребе, но пивной бочонок не убирали до тех пор, пока его не опустошали или пока все не расходились из обеденной залы в начале часа Любви. Напольные мелодичные часы с красочным циферблатом, установленные между буфетами, помогали не нарушать распорядка времени. Их колокольчики звенели единожды, зато каждый час.

Местные мясные угощения мало чем удивляли орензчан, в отличие от рыбных. Иногда появлялись блюда не очень привлекательные на вид и странные на вкус, но лодэтчане облизывались и с удовольствием их вкушали. Ягодное вино пили столь же охотно, как вино из винограда, а также пиво – здесь веселый хлеб отнюдь не считался хлебом бедных, зато крепкое куренное вино аристократы Лодэнии в обществе пристойных дам не употребляли.

Сегодня, соблюдая приличия, Рагнер прошествовал за стол со своей супругой, а Аргуса попросил сопровождать Маргариту. С Енриити рядом шел принц Эккварт, довольный Лорко – с королевой Маргрэтой, не менее довольный и повеселевший Эгонн Гельдор пригласил засмущавшуюся Мирану. Брант Хамтвир ступал своими ножищами в обеденную залу без пары.

Аргус и Маргарита заняли стулья под сенью шатра, за столом по правую руку Рагнера, но после Енриити и принца Эккварта, причем «быкоглазая прелестница» сперва оказалась рядом с Лорко, «застольным мужем королевы». Лорко по-дьявольски злорадно улыбнулся Енриити, зато Эккварт спас положение, пересев к нему, а Енриити переместив к мачехе, то есть к Маргарите. За Аргусом сидели Соолма, Диана Монаро и Линдсп. За левым от Хильде столом, за Хамтвирами, расположились Эгонн, Мирана, Магнус, Марлена и Пенера Фрабвик.

Лодэтчане пили из чаш, для орензчан поставили привычные для них бокалы, чему прислужники за большим дубовым столом непритворно дивились. Но сильнее прочих чужеземцев, уже второй вечер подряд, прислугу изумляла и пугала ангелоподобная Марлена, ведь кушала она при помощи двузубой вилки. Даже Мирана порой с ужасом поглядывала, как скромная, культурная, очаровательная Марлена подносит ко рту орудие Дьявола.

– Это причуды бронтаянцев, мона Вохнесог, – пояснил ей на лодэтском языке Эгонн, не ожидая, что «варвары-южане» его поймут. – В их медвежьем королевстве все блюда водянистые и разваренные настолько, что соскальзывают с ножа. Капуста – их любимейшая закуска… Не медведь должен быть их знаком, а заяц – трусливый и быстро убегающий.

Валора Хамтвир наградила его разъяренным взглядом, но ее опередил Магнус.

– Прошу меня извинить, Ваше Сиятельство, что вторгаюсь в беседу, – заговорил он по-лодэтски, – но не могу не заметить, что в Меридее храбрость бронтаянцев вошла в легенды. Разве Бронтая не побеждала в недавней войне, несмотря на то, что лодэтчанам помогала даже сверхдержава Санделия? А принижать отвагу достойного противника после победы над ним – стыд да глупость, – всё равно что принижать собственную доблесть.

– Ты кто таков? – разозлился Эгонн.

– Господин Магнус Махнгафасс, – улыбнулся ему тот. – Я родился на острове Утта, а моя супруга из Бронтаи.

– Аа… фф, ты проходимец… – фыркнул Эгонн.

– Эй, Эгонн! – повысил голос Рагнер, заметив их распрю. – Ты там чего моих гостей обижаешь?

– Я лишь повторил то, что ты всегда говоришь, Рагнер. Что бронтаянцы бежали из Лодэнии, как жалкие зайцы, какими они и являются.

– А я имею право так говорить! А ты – не рыцарь, с Бронтаей не воевал, капли крови не пролил за родную Тидию, равно как и мой братец, и как Зимронд тоже! Но ты первый треплешь свои языком, хотя за этим столом сидят трое, кто там воевал – и добился победы! Ты же им рожи корчишь да других моих гостей оскорбляешь! Чего ты, вообще, припёр…

– Рагнер, я не держу зла, – перебил его Магнус, – как и моя супруга. Заблуждения – свойственны людям, и мы относимся с пониманием к тем, кто их имеет. Заблуждения всего лишь остаются заблуждениями, и нас не принижают – не надо за нас заступаться. И тем более не надо портить прием пищи руганью – это не богоугодно и вредит здоровью. А вам, Ваше Сиятельство, я предлагаю продолжить общение после обеда. Я могу вам многое рассказать о прекрасной Бронтае – и заблуждения вас оставят.

– Обойдусь, – встряхнул белокурыми локонами Эгонн.

Повар тоже замял ссору господ – он приказал прислужникам принести следующее главное блюдо. В молчании, под плавную мелодию арф, трапеза за левым столом продолжилась, тогда как за правым столом царило оживление – Лорко талантливо живописал сказ о том, как он с Ольвором пленил героя Меридеи и четырех воинов-монахов при помощи ножичка да пустого ружья.

– Лорко, – посмеиваясь, сказал в конце его «оды» Рагнер. – Только Адальберти на глаза не попадайся более. Он мне сказал, что за то неуважение к его любимой Ориане, его мечу, если он тебя еще раз увидит – башку снесет этим самым мечом, – и ничто его не остановит. А он к Сатурналию уж будет.

– Рагнер, – задумчиво покривил шутовской рот Лорко. – А четвертина выкупу, енто скока будёт?

– Много, – блестел серебряными зубами Рагнер. – Но не скажу сколько: иначе наобещаю того, чего у меня пока нет.

– Неужто рон триста будёт? – радостно предположил парень, назвав сумму в золотых монетах Лодэнии.

– Не знаю… Лорко, пока забудь о выкупе. Я же сам золота еще не получил от Адальберти. А тебе я и так щедро заплатил за его меч. Тебе мало?

– Ну… я парень простой и скромной… Но так хочу горшочак золоту! Хоть натрогаться яга и наобжиматься с им, – мечтательно прошептал он. – И сказать: «Моёйнае золоту!».

– Лорко, может, ты гном? – задумался Рагнер.

Те, кто их понял, рассмеялись.

– Нет, ну правда: мелкий, лихой, везучий! И горшок золота тебе подавай!

– Я Лорко, – гордо заявил тот. – Бог ловкостей и обману. А у его былся и горшочак золоту, и Златовлавка тожа была. Златовласка у меня ужа имеатся, – улыбаясь, глянул он на Марили за дубовым столом. – Кстать, Рагнер, – понизил Лорко голос, – а дча тама за дика краса, а? Рыжа́я и зленоглазья, эка дракона, да?

– Вот, бабуля, жених из Лорко – ни к черту, – строго смотрел на рыжеватого парня Рагнер. – Его песнями не обольщайся: он их всем подряд поет.

– Не порть мне хоть этот вечер, Рагнер, – ответила королева. – Цыпленок старую курицу учить собрался!