Он провёл пальцем по её шее и вниз по толстой ткани свитера, но даже сквозь неё прикосновение жгло сыростью и замедляло биение. Она не могла отвести взгляда от его, наполненного сгустившейся тьмой.

— Ты манишь своим теплом, всей собой и горячей кровью. Искушаешь выпустить её, чтобы я мог касаться тебя полностью. Ты видела меня среди дождя. И приманила тем, что внутри тебя.

— Норман, — губы с трудом слушались, а страх заполнял до краёв души, — вернись ко мне. Прошу тебя.

— Время истекает. И если ты думаешь, как другие глупышки, что молитвы помогут, то молись.

Она ощущала липкие касания по всему телу, а его лицо было так близко, что в зрачках словно подсвечивались зловещие огоньки, приманивающие заплутавшие души.

— Отпусти его…

— Он не вернётся. Я не верю в сказки, дорогая. Зачем они нужны тому, кому подвластны иллюзии?

Миг — и Каролайн снова видела обветшалый старый замок, а волосы стали влажными, как и вся одежда, тут же прилипшая потяжелевшей тканью к телу. Она тряслась в объятиях того, кого когда-то любила.

И в то же время в ней что-то отзывалось на его слова. Отчасти ей хотелось самой распороть кожу, порвать на мелкие клочки рубашку и собственный свитер, слиться в безумной колдовской пляске.

Представила, как омытая горячей кровью и дождём, она даёт себя увести на иную сторону, чтобы там уснуть среди увядания и холодного камня и отдать свою душу ради мгновения тайн, что манят в глухие ночи.

Но за мгновение до дурмана и невнятного согласия, Норман покачнулся и впился руками в стол, а Каролайн судорожно вздохнула, отстранено наблюдая за проклятым демоном.

— Что? Что со мной?

Злой, с растрепавшимися тёмными волосами, с оскалом, он обернулся к ней с ненавистью во взгляде.

— Какого чёрта, Каролайн?! Я твой муж!

— Больше нет.

— Так легко… ты не победишь…

Каролайн промолчала, а потом Норман рухнул под действием снотворного, которое и так должно было подействовать раньше.

Теперь у неё есть около четырёх часов.

Каролайн крепко связала его по рукам и ногам, стараясь отогнать мысль, что это всё ещё может быть её Норман. Только не удержалась от быстрого поцелуя в холодные бескровные губы.

Она отволокла его в спальню, водрузила на кровать и рассыпала соль ровным и толстым кругом, расставила все свечи, которые были. А потом снова и снова оплетала крепкой веревкой тело, затягивая каждый узел так туго, как её когда-то по-скаутски учил отец. Шутил, что когда-нибудь пригодится даже городской девчонке.

Руки тряслись, когда Каролайн снова и снова чиркала спичкой.

У неё не хватит на это сил.

Она всхлипнула и снова посмотрела на мерно спящего Нормана. В окне проявился тусклый и неверный силуэт и чей-то голос шепнул:

— Мало времени. Сжигай.

— Я не могу.

— Закрой глаза.

Каролайн послушалась. И на несколько секунд ощутила тёплые и крепкие объятия, прикосновение колючей небритой щеки и запах одеколона. Он — её фонарь с желанием в ночном тёмном небе. Её счастливая дюжина, ставшая проклятым тринадцатым числом.

— Не сомневайся.

Чиркнула спичка. И под её пламенем вспыхивали одна за другой свечи в круге соли.

Каролайн переоделась в ночнушку, забралась под одеяло и опрокинула ногой несколько на пол. Прямо к тонким и лёгким шторам и шерстяному пледу.

Когда пламя разгорелось, Норман шевельнулся, распахнул дикие глаза и уставился на неё. Дёрнулся, крепко связанный. По крайней мере, так должно быть.

— Что ты творишь?! Ты убиваешь нас обоих!

Каролайн молча поднялась и перешагнула через круг соли, уже спокойная. Хотя её сердце колотилось и ревело от боли, но пусть всё горит. И иллюзионист дождя тоже.

Распахнулись окна, впуская струи дождя и ветер, но от его порывов пламя разметалось ещё больше, а мощи воды не хватало, чтобы загасить жадные ярко-красные языки.

— Каролайн! Перестань! Ты мучаешь меня!

У неё оставалось пара шагов до выхода.

— Я люблю тебя.

Голос раздвоился, и за скрипучим признанием иллюзиониста она слышала другие слова — терпкие, наполненные нежностью и благодарностью.

— Я тоже, Норман. Я тоже.

Дом пылал. На улицу выбежали обеспокоенные соседи, а Каролайн шагала босыми ногами по колючим еловым иголкам. По дорогам осени, не оглядываясь на пылающие стены.

Омертвевшая внутри и выпотрошенная, она походила на безумную ведьму, раскинувшую свою душу на горячих углях. Ей было почти всё равно, что будет дальше. Нормана больше нет. Она сама сожгла его под стук дождя.

Поселившийся внутри холод отступал, как и видения. Где-то в другом мире пустой замок лишился своего хозяина и опустел на веки вечные. Ночь струилась вокруг отсветами пожара, далёкой сиреной пожарных машин и привкусом дождя на языке.

Каролайн закрыла глаза.

И как когда-то ощутила, что чьи-то пальцы чертят созвездие сквозь тонкую ткань ночнушки.

А потом и это исчезло, смытое дождём.