— Это всего лишь эликсир против кошмаров.

— Ты это Бюро объясни! И какого чёрта звонили в Школу на моё имя?

— Других контактов нет, — со злостью и вызовом бросает Николай, пиная носком заношенного кеда камушек.

Его сердце словно окутано желчью, а мир уже давно расколот. Он надеялся, что дальше будет легче. Но, как оказалось, одиночество та ещё паскудная скотина, которая грызёт изнутри. Ему отчаянно не хватает сестры и матери. Отец стал настолько чужим и занятым новым романом, что уже не обращал внимания на взрослого сына.

Наверняка ждал его совершеннолетия, чтобы с чистой совестью снова уехать в любимую тайгу. Кажется, его женщина согласна.

Одному проще. И Николай всеми силами делает вид, что так и есть.

Холодный весенний ветер начала апреля забирается под растянутый бордовый свитер и футболку под ним. Когда-то он брал пример с отца, а теперь ему всё равно, как одеваться, лишь бы не мешало. Лишь бы ничего не мешало. Чему — он бы и сам не мог объяснить.

На мгновение ему кажется, что в светлых, почти прозрачных глазах Шорохова мелькает сочувствие, но тон всё также суров:

— Ты выглядишь, как отребье. Что дальше? Начнёшь варить действительно тяжёлые наркотики? Скатишься в бродяжничество? Забросишь занятия?

— Да вам какое дело? Найдёте себе ещё учеников, велика беда! Не я первый, не я последний.

— А я думал, для тебя что-то значит учёба на стража.

— Значит, мы оба ошиблись.

Шорохов молчит. Долго. Буравит его взглядом, и Николаю становится не по себе.

— В тебе много злости. Это хорошо, но недостаточно. Идём. И оденься приличнее! Стражи должны выглядеть достойно.

***

Клуб Сары едва ли полон наполовину, зато сейчас здесь свободно и просторно. Многие стражи при возможности прибыли заранее к ежегодной встрече и с радостью узнали, что теперь у них есть ещё одно место для сбора помимо главного здания Службы с её уютной крышей и рабочим хаосом.

Тёмный свет, текучая фактура воды по стенам и в аквариумах, синеватая подсветка зоны бара и голубоватое свечение вокруг, будто под водой. А на широкой барной стойке расставлены толстые оранжевые и белые свечи в глубоких прозрачных подсвечниках с наполнением из кленовых листьев и шишек. Сладковатый запах тыкв и карамели мешается с озоном от скопления магии вокруг.

Шустрые бармены сбиваются с ног, но успевают услышать заказ каждого и смешать фантазийные и разноцветные коктейли. Взлетают в воздух бутылки с джином, ромом, текилой, шипит белоснежной пеной шампанское, гремит кубиками лёд, быстро тающий от жара сухри.

Стражи — кожаные портупеи, чёрные косоворотки, сталь и полуперчатки, дым и пламя. Реже прохлада воды и ветра.

Музыка сменяется на что-то тягучее и медленное, и движения на танцполе замедляются, становятся плавными и покачивающимися. Как древние танцы у костров, а уж в таких ритуалах сухри нет равных.

Кирилл, ещё слегка одурманенный ритуалом и одной шальной порцией виски, спускается по узкой и грохочущей металлической лестнице в тёмный и длинный коридор с каменными стенами, запахом машинного масла и бетона. Его ведёт молчаливая Сара, и цокот её высоких каблуков выбивает твёрдый ритм. Правда, на удивление вместо платья на ней откровенный блестящий топ и узкие брюки. Тугой хвост светлых волнистых волос прыгает при каждом шаге.

— Здесь.

Она выглядит бледной и испуганной, и на мгновение мелькает мысль успокоить её, как раньше, когда им обоим хотелось тепла и простых человеческих объятий.

Кирилл отворачивается и внимательно вглядывается в серый сумрак перед собой. Вместе с ними ещё двое стражей для подстраховки, они, как чёрные охотничьи псы, припадают к каменному холодному полу и пускают яркие огненные струи вперёд.

Стены разрисованы ярким граффити, больше огромными витиеватыми буквами и словами, чем рисунками. Вдоль стен тонкие трубы, какие-то щитки и весьма тусклая подсветка.

— Что это? — уточняет Кирилл, с некоторым любопытством изучая чёткие очертания двери, освещенные огнём.

— Я не знаю. Они просто приходили отсюда.

— Кто — они?

— Называвшие себя магами крови.

Кажется, ей совсем не интересно. Она отворачивается, словно не желая вглядеться в правду. Наверное, как и всегда. Игнорировать то, что не нравится, не вписывается в её порядочный и яркий мир милина. Словно если не видеть смерти или боли, то их и нет.

Девочка, которая так и не выросла. Она просто однажды придумала прекрасного принца. Тот уже истрепал душу, сменил одеяние на жёсткий просоленный от потерь плащ и горький табачный дым, а она так и грезила им на белом коне и с наивной улыбкой.

Иногда грёзам надо оставаться грёзами.

Кирилла это раздражает. Его прямолинейность временами играла плохую службу, но, по крайней мере, он никогда не прятался от опасностей и не убегал от них. От вырывающейся магии невозможно скрыться, только найти способ справиться, даже если семья против. Даже если это означало другие опасности, с клыками и когтями и изнанкой мира.

А Сара прячется в каменную раковину клуба, музыки и неона вокруг себя, как трусишка. Вот чем был её клуб на самом деле — зыбкой границей против зла за его стенами.

— Кирилл, тут печать наложена, — замечает один из стражей. — Не самый простой рисунок, да и заклята на магии воды.

Как и та ловушка, в которую угодил Саша недалеко от своего дома. По крайней мере, это подтвердил не только глава печатников, но и другие стражи его отдела. Кирилл до сих пор помнит шок на лицах ребят, для которых арест их руководителя стал признанием предательства.

Если кто-то хотел посеять раздор и недоверие среди стражей, что ж… ему это удалось.

— Получится вскрыть? Только осторожно.

— Не уверен. Не мой профиль, сюда бы милина.

— Там, — Кирилл выразительно поднимает палец к потолку, — полно наших. Сходите за кем-нибудь. Нам не нужны лишние жертвы, если что-то пойдёт не так.

Стражи понимающе кивают и почти бесшумно поднимаются по лестнице, оставив его наедине с Сарой. Съёжившись и обняв себя за плечи, она рассматривает тёмно-красные и зелёные буквы на противоположной стене. И в их переплетении видится слово «шторм».

— Ты знаешь кого-то из этих магов?

— Нет.

— Какая потрясающая ложь.

Кирилл и хотел бы тоже поверить, закрыв глаза на всё. Но гадкое ощущение обмана просочилось уже под кожу. Противно и скользко, как от жирного слизняка.

— Ты будешь… пытать меня ради ответов?

— Для тебя мы все монстры, что ли? Или только я? С чего вдруг, а? Что тебе плохого сделали стражи?

— Вы ничего не делаете, чтобы справиться с миром теней! Варитесь в этом своём котле заносчивости и высокомерия, мол, только мы охраняем вас от зла! Словно гордитесь тем, что делаете.

— А должны униженно раболепствовать перед другими магами?

— Хоть раз вы пытались искоренить мир теней?

— Об этом можно было спросить у меня раньше и прямо. Но — да. Однажды собралась команда печатников и стражей, чтобы навсегда закрыть один из прорывов. Погибли все, выжженные досуха.

Сара кажется озадаченной. Светлые брови сходятся к переносице, она передёргивает плечами то ли от прохлады, то ли от нежелания признать свои ошибки.

Видимо, ей рассказывали совсем другое. Как будто кому-то очень не нравилось, что стражи теперь пользуются хотя бы небольшой, но популярностью.

Прежде, чем он успевает всё-таки уточнить про имена, возвращаются стражи с подкреплением.

Печатник-милин — мужчина средних лет, крепкий, в камуфляжных штанах и тёмной футболке, с зубочисткой в зубах и солнечных очках сдержанно кивает Кириллу и, не тратя времени на лишние вопросы, проходит прямо к двери.

Печати — как кодовые замки с шифром. Есть простые, для которых достаточно очерченного круга пальцами с вплетенной магией, есть куда сложнее, требующие времени и сил.

Здесь явно что-то сложное. Треск вскрываемой печати звучит, как вспарываемая ножом ткань, смешиваясь с гулкими вибрациями музыки. Кирилл наготове, напряженный, готовый почти к чему угодно. Он выходит вперёд, оставляя Сару сзади, за ним стражи чуть поодаль, выставив огненные щиты, ограждающие выход из коридора.