Потрескивают травы над огоньком свечи.
Шторы плотно закрыты. Сейчас нет места городу, его ярким фонарям или назойливому шуму. Только лёгкой магии ветра, тонкой и невесомой, сплетенной из касаний птичьих перьев и незримых тропинок.
В комнате едва-едва ощущается чистота свежего ветерка, напоенного дурманящими и пряными травами со склонов гор.
В простом льняном платье и с распущенными волосами Сюзанна похожа на волшебницу древних времён.
Ведьму, заклинающую воздух.
Она молча протягивает Кристине небольшой тамбурин. Мелодичный перезвон наполняет комнату, подчиняясь мелким и чётким движениям женских рук, поднимается к потолку, рассыпается, как горсть медных монет.
Им обеим сейчас не нужны ни слова, ни жесты для понимания друг друга. Под ритм тамбурина воздух легко отзывается, вьётся вокруг мелкими завихрениями, колышет ткань платья.
Сюзанна крошит в пустую глиняную миску сухоцветы, связывает перья, неторопливо, одно за другим, негромко напевает себе под нос.
Николаю кажется, что время и пространство будто смазываются. В темноте комнаты не видно ничего другого, только высвечены две фигуры женщин, которые соединяют свою магию, юркую, ласковую. Сейчас он не видит перед собой гостиную Сюзанны, а будто простор полей под прозрачным рассветом и подсвеченный светом огня рисунок заклинания.
Воздух есть везде, а ветерку нужна лишь маленькая щёлка, чтобы занырнуть в самые потаенные места.
Сюзанна берёт ковшик с молоком и тонкой струйкой наливает в глиняную миску, заворачивает его водоворотом, перемешивает с темными и высушенными цветами. Кристина убыстряет ритм.
Воздух любит музыку — так порой шепчут. И помогает найти потерянное.
Молоко смешивается с алой кровью, когда Сюзанна колет палец заострённым кончиком пера. И тут же поджигает связку перьев на пламени свечи, нашёптывая им что-то.
В комнате резко поднимается ветер, дёргает шторы, продувает до костей. Резче звучит бубен, пламя свечи дёргается и гаснет. Кажется, падает горшок с окна, разбиваясь на осколки.
Сюзанна резко поднимается и подходит к Кириллу, который тут же вскакивает ей навстречу. Николай замечает, что её глаза закрыты, а пальцы перебирают в воздухе, пока не прикасаются к месту, куда входила тень.
— Я его не вижу, — голос хриплый. — Он замкнут. Туда ветру не войти. Но его следы рядом. Стёрты. Скрыты. И ему… тяжело. Тяжело дышать.
Она судорожно втягивает воздух и едва не падает на пол. Кирилл подхватывает её, вопросительно глядя на Кристину. Ветер тут же стихает, умолкает тамбурин.
— Всё в порядке. Она предупреждала, что потом будет спать.
— Я отнесу её в спальню. Значит, искать надо всё-таки около ближайшей печати.
***
Кирилл с Кристиной уехали некоторое время назад, убедившись, что Сюзанна спокойно спит, а Николай не собирается снова рухнуть в горячечный бред.
Лекарства Марка хорошо помогают против отравления теней.
Но боль время от времени кусает, вгрызается мелкими зубками, заставляет вздрагивать.
Под шуршащий и мерный шум дождя по окнам Николай заваривает кофе, покрепче, с бадьяном и щепоткой чёрного перца.
Всё слишком странно.
Похищение студентов обернулось смертью двух из трёх. В последнем случае — жуткими пытками Анны. И пусть Яков сколько угодно недолюбливает Службу, но её показания нужны стражам, и придётся поиграть с ним в дипломатию. Главное, чтобы завтра Кирилл его случайно не сжёг.
И придётся, скорее всего, вылезти из уютной квартиры Сюзанны и отправиться в клуб Сары. Кто-то просил о встрече, а она звучала достаточно испуганно по телефону.
Ещё покоя не даёт та лаборатория незадачливого мага по крови. Может, тоже ниточка в пустоту, но почему бы не проверить?
Захватив кружку с кофе, он идёт к столу, садится на плетёный стул и открывает рабочую почту — спасибо Кириллу, который догадался прихватить из Службы его ноутбук. Сводки прорывов, отчёты о типах теней, протоколы патрулей.
Писем о погибших нет.
Николай сам не замечает, как тянется к пачке сигарет между мисками с орешками и леденцами, и закуривает от крохотного огонька на кончике указательного пальца. Огонь оживает в венах — уже хорошо. А вот магия земли едва отзывается.
В дверь яростно звонят.
Перекатывая сигарету во рту, Николай выходит в тёмный и тихий коридор.
В руках острое покалывание искорок, готовых сорваться в едкое пламя. Защитные заклинания — те, которые он может почувствовать, — не потревожены, значит, пока у гостя нет желания нападать.
В изогнутом изображении дверного глазка смутно знакомая девушка с несколькими коробками пиццы и с яркими фиолетовыми волосами. Кажется, именно она ждала их в Службе, когда они с Кириллом вернулись после мага-тени.
— Хей, вы там умерли все, что ли? — она пинает дверь носком тяжёлого ботинка.
Николай с неохотой открывает, холодно окидывая её с ног до головы.
— Кто тебе адрес дал?
— Привет, — она протискивается в прихожую, задевая его слабый огонь хаотичными волнами. На ней узкие чёрные джинсы с порванными коленками и тяжёлая кожаная куртка поверх тонкой футболки. — Кристина не предупредила, что я заеду? А, она говорила насчёт этого взгляда.
— Какого взгляда?
— Будто ты сейчас достанешь инквизиторские штучки-дрючки и устроишь допрос с пристрастием. Расслабься, Кирилл дал добро, только попросил привезти еды. На всякий случай.
Она без стеснения пихает ему ещё тёплые коробки и уверенно направляется вглубь квартиры, бросая на ходу:
— Лиза Кристрен.
— Николай Поулг, Служба стражей.
— Я всё ещё хочу знать, что с моей сестрой!
— Её здесь нет, они с Кириллом уехали по делам.
Коробки с пиццей громоздятся на деревянном столе, тесня прочие кухонные мелочи. Без тяжёлой куртки Лиза сразу кажется меньше, но её энергия никуда не исчезает. Она как бурлящий поток с яркими брызгами. Рокочущая горная речка.
И тем удивительнее, когда Николай понимает, что они оба застыли на кухне в молчании.
— Может быть, ты хочешь чай? — исключительно вежливо предлагает он, принимая на себя роль хозяина. Он не привык к гостям у себя дома, а уж в чужой квартире тем более.
Зато ему всегда удавались переговоры.
— Я бы предпочла что-нибудь покрепче, — Лиза вскидывает подбородок, но тут же отводит взгляд в сторону. — Но если у вас принят чай…
— Я выгляжу настолько благопристойно?
— Не-а. Я бы сказала, тебе не помешает хороший лекарь.
Николай ухмыляется, отгоняя назойливую боль подальше. Он находит бар в одном из отсеков деревянных шкафов и достаёт бутылку ирландского виски. Всё равно настоек нет. Надо, что ли, предложить Саше пополнить запасы.
Мысль обжигает.
Хорошо бы для начала его отыскать.
Тяжёлые граненые стаканы стучат друг о друга, когда Николай приносит всё к столу и наливает виски на треть в каждый. Садится напротив Лизы, пододвигая ей стакан.
Он чуть прищуривается, наблюдая за ней, не в силах подавить профессиональное подозрение, но в то же время она вызывает в нём любопытство.
В Лизе всё фиолетовое и чёрное, только выделяются на браслетах голубоватый и розовый кварц в оплётке медной проволоки.
— Жидкий янтарь, — она рассматривает виски на свет, а потом переводит прямой взгляд на него. — Всегда говорила, что с виски любой день становится лучше. Так за что пьём?
— Видимо, за знакомство. Отмечать пока нечего.
— Тем и хороши ирландцы — им не нужен повод выпить. Неважно, что на душе, главное, иметь за пазухой бутылку, а в голове пару песен.
Николай с удивлением замечает, как она легко выпивает свою порцию, чуть морщится и достаёт из куртки на спинке стула пачку сигарет.
— Не против?
— Я — нет. А вот Сюзанна скоро нас выгонит всех отсюда за задымление помещения.
Николай подносит Лизе огонёк на кончике большого пальца, ловя её немного удивленный взгляд с отсветом красноватых бликов.
— Если есть содовая, лимон и сироп, я могу сделать что-нибудь не такое крепкое.