— Как твоё хождение во сне? Не стало хуже?

— Может, ты уже скажешь прямо, чего ты хочешь?

— Я не знаю деталей, правда. Съездите в особняк. Это её последняя воля, пусть завещание ещё и не вступило в силу. И хватит сверлить меня взглядом, Себастьян. Послезавтра выходной, никаких переговоров, а Трансильвания по-своему красива.

Бенджамин хотел уже сострить что-то про вампиров, как замер в оцепенении.

Грог в кружке остывал слишком быстро.

И он надеялся, что это от осенней прохлады из то и дело хлопавшей входной двери, а не от призрака Делии, повисшей рядом за спиной Себастьяна.

Тёмно-синее платье в мелкий цветочек, тонкая косичка и застывший взгляд. С подола платья капала зеленоватая вода прямо на пол, и у ножки стула уже образовалась лужица.

Малышка Делиа, которая всегда отбивалась, когда он хотел заплести ей косички, обожала пожарную красную машину, подаренную на Новый год, и терпеть не могла варёную морковь. Она называла его «дядя Бен» и крепко обнимала за ногу, когда он уходил.

Бенджамин вскочил, хватая ртом воздух, и кинулся в сторону мужского туалета.

Горячая солоноватая кровь текла из носа, в голове пульсировала боль. Он едва различал перед собой хоть что-то, почти слепо нащупал холодный металл крана и пустил струю воды на полную. Не обращая внимания на намокший тут же свитер и джинсы, долго смывал кровь, потом сел прямо на пол и наклонился вперёд, сдавил пальцами крылья носа.

Он не слышал, как появился рядом Себастьян, только его тихий голос.

— Дыши, Бен. Просто дыши.

— Я снова видел Делию. Прямо рядом с тобой. Как… как ты живёшь с тем, что её больше нет?

— Бывают хорошие дни, а бывают плохие. В плохие дни я думаю, что чёрная дыра сожрёт меня изнутри. Её ничего не заполнит. А потом наступает другой день. Но я не понимаю… что значит — ты видишь Делию?

— Если бы я забывал, то это могло бы быть снами, о которых я ничего не помню. Моими чёртовыми провалами. Но нет — полупрозрачная фигурка твоей дочери снова рядом.

Себастьян смотрел на него, явно не веря словам. Одно дело — сомнабулизм, пусть его причины так до конца и не выяснены. Другое дело — белёсые призраки, от которых стынут горячие напитки. И ему явно требовалось время, чтобы осознать этот факт. Бенджамин не торопил.

Кровь, наконец, остановилась. Свитер безнадёжно испачкан, а перед глазами сверкали яркие пятна. Будто мало ему было походов во сне и изрезанных ладоней.

Но всё это началось со дня смерти бабушки Анки. И теперь Бен был уверен, что им надо навестить её дом, в котором если и не будет ответов, то хотя бы это какое-то действие. Себастьян мог подолгу рассуждать, взвешивая все за и против, порой ненавязчиво за рассуждениями убеждая собеседника в правильном варианте.

Бенджамин так не умел, его тянуло что-то делать.

На сердце скребла тревога, но рядом с братом ему было спокойно и надёжно.

Вода ещё шумела, так что Бен медленно поднялся и выключил кран. Посмотрел в зеркало, и ему показалось, что за плечами вьются тени и зыбкие вздохи, от которых густеет кровь.

Он оттянул горло свитера, чтобы легче было дышать, и вспомнил, как мама каждый раз укоризненно вздыхала на птичий череп, въевшийся чёрными чернилами в кожу.

— Он тебя портит.

— Мы все испорчены. Костями и запахами стылых снов внутри.

Когда-то Бенджамин увлекался пафосными фразами и писал истории. Многие были про собственные сновидения, не отпускавшие даже на следующий день. Потом просто стало не до того. Как и до многого другого.

Себастьян выглядел подавленным в полумраке туалета с тусклой лампой под потолком. Бенджамин знал, что ему тоже иногда нужна опора, но просить тот никогда не любил, как и показывать слабость. Переживал горе внутри, становившееся язвой в душе, к которой никому не было допуска.

Так что Бен натянул улыбку и подал руку, помогая подняться.

— Пойдём, успокоим дядю, который наверняка уже нарисовал картину моей смерти.

— А ты умираешь?

— Ой, Стан, перестань! Я всего лишь немного безумный лунатик.

— Никогда не считал тебя безумным, — Себастьян явно удивился. — Даже врачи сказали, что у тебя нет никаких психологических расстройств.

— Ну, теперь счёт один — ноль в пользу призраков. Может, в меня вселился дух бабушки Анки?

— Не шути так. Если это призраки… я никогда не верил в эти истории, но, возможно, ответы и правда в особняке бабушки Анки.

— Возможно. Пойдём-пойдём, я ещё тебя не угощал новым коктейлем. Не морщись, на этот раз никакой самбуки!

Туман Бенджамину не нравился.

Он лёгкими волнами растекался в ярком свете фар, слегка поблескивая и едва ли не мерцая. Бен вглядывался в тёмную дорогу осени посреди восхитительного и елового нигде.

Изо рта вырывались облачка пара, и Бен жалел, что не захватил с собой ещё один свитер и куртку потеплее, а припасенный в термосе кофе уже давно остыл и грел только привкусом виски, добавленного пару часов назад.

Так что, вглядываясь в неясные силуэты в тумане, он пускал перед собой табачный дым. Опустился на корточки, едва не касаясь рукой в тонкой шерсти перчаток невесомой дымки, кружащей вокруг ботинок и джинсов.

Воспоминания казались такими же мутными, а порой ярко вспыхивали во мраке беспамятства.

Он отлично помнил, как отец застукал его за гаражом, вернувшись раньше обычного из офиса компании, в котором всегда насыщенно пахло кофе, а на стене висел череп козла, как предупреждение всем сотрудникам. Талисман семьи, притащенный когда-то Себастьяном с какой-то распродажи в городе. Отец одобрительно хмыкнул на драгоценную находку и забрал к себе в офис.

Из любопытства отец заглянул на задний двор, где младший сын среди наваленных брёвен для какой-то стройки с удовольствием пускал струйки дыма.

Только кратко уточнил, что тот курит. Бен с некоторым вызовом повертел в воздухе яркой красной пачкой, ожидая строгих нотаций. Но уже вечером позвал с собой на крыльцо и вручил кожаный портсигар.

— Если куришь, так хоть не всякую дрянь. Но перед матерью не пались, она меня гоняет за запах дыма.

Тогда Бену уже было тринадцать, а отец был полон жизни и сил.

Сейчас ему тридцать два, а на кладбище Бухареста три могилы Альбу.

Себастьян ругнулся и глухо постучал пальцем по экрану телефона. Издалека не было видно, но наверняка сейчас тот мигнул в последний раз и окончательно погас. Отгоняя назойливые мысли про шорохи в тумане, Бен быстро вернулся к машине и склонился к разложенной на капоте карте. Подсветил фонариком с телефона, который исправно работал, только без сети. Навигатор тоже сбоило.

В темноте он не видел Мируны, сидящей на переднем сиденье, но знал, что она там есть. Она вызвалась ехать с ними из любопытства. Или потому что не хотела оставаться одна без Себастьяна.

Бен сел на капот и уставился на красочную и новенькую карту.

— Мы заблудились?

— Пока нет. Тут одна прямая дорога по маршруту «Бухарест — Сигишоара», но мне показалось, что мы свернули не туда.

В голосе Себастьяна слышалось явное раздражение. Впрочем, почти четыре часа за рулём с одной короткой остановкой («Стан, смотри, какая крепость! Давай свернём к ней!») сказывались на усталости. А огоньки города ещё так и не появились.

Бен огляделся. Вдоль одной стороны дороги тёмным массивом высились холмы с сухой травой, по их склонам древними хранителями дорог вздымались ели. С другой стороны редел сосновый лес с узорами узких троп, как вены на земле мрачных легенд.

И конец дороги терялся в густом тумане, наполненном скрипами и вздохами.

Бен никак не мог оторвать от него взгляда и ощущал, как кровь застывала под кожей. Густела приторной патокой с металлическим привкусом.

— Надо просто ехать дальше, — предложил он и тут же добавил. — Давай я поведу, а ты поспи пока. Тут вроде немного осталось.

— Спасибо.

Хлопали дверцы машины, пока все менялись местами. Мируна в плотных цветастых тканях с этническими узорами и рассыпанными по плечам тёмными волосами сливалась с печалями ночи, пока пересаживалась назад.