– Думаешь, те, кто это сделал, нас пасут? – Я кивнул на тело Волкова.

Агеев выглянул из травы:

– Это мы сейчас и проверим. В любом случае не сидеть же тут вечно.

Разводящий осторожно привстал, готовый в любое мгновение броситься на землю. Ничего не произошло. Тогда он вынул из кармана бронежилета Волкова трубку и, сказав: «Пацаны, прикройте», пригнувшись, подбежал к столбу ограждения с прикрепленной к нему металлической коробкой точки связи. Мы с Рыбалкиным нацелили автоматы на лес. Агеев добежал до точки, воткнул штекер, пошевелил шнур, ударил по коробке. Вернулся обратно в окоп.

– Связи нет! – сообщил он. – Короче, Зверек, придется тебе пока подменить его. – Агеев кивнул на Волкова. – Твой же пост! А мы с Рыбалкиным сбегаем поднимем караул в ружье. Лады?

Что я мог ответить? Приказ есть приказ…

Агеев с Рыбалкиным возвращались через третий пост, чтобы проверить, как там дела. Стоявший на посту Слава Бабин сказал, что выстрелы слышал и даже звонил по этому поводу в караулку. Там ему ответили, что уже в курсе. У него же – все спокойно.

– Но ты все равно будь начеку, – предупредил Агеев.

– Пусть приходят – отстрелю яйца, – невозмутимо ответил Слава, похлопав по автомату.

Агеев с Рыбалкиным побежали дальше и вскоре добрались до караулки.

– Часовой! – крикнул разводящий, пнув калитку. – Чего не открываешь? Оглох?

Все еще дежуривший на собачке Сычев, казалось, не слышал. Он стоял спиной к ним и на что-то пялился.

– Бык, открывай, говорю! Резче!

Сычев вышел из оцепенения, подошел, клацнул щеколдой и снова на что-то уставился. Только теперь Агеев заметил, что на крыльце караулки какая-то суета. Даже начкар оказался тут. Агеев побежал к нему:

– Товарищ капитан! Там, на посту…

Саморов повернулся, и Агеев умолк. Никогда еще он не видел капитана таким растерянным. Начкар был бледен, как туман.

– Там, на втором… – сбивчиво продолжил Агеев. – Волков… Я не знаю, что случилось. Но он мертв и…

И тут Агеев увидел, как заносят в караулку Провина.

– Господи боже! – Разводящий отпрянул от неожиданности, с трудом сдержав подкатившую к горлу тошноту.

Фонарь осветил перепачканное грязью лицо старшего сержанта и зияющую на горле рваную рану. Голова Провина была запрокинута, рот приоткрыт, в широко распахнутых глазах застыл ужас. Форма на груди пропиталась кровью.

Агеев вышел из-под козырька, прижался спиной к стене караулки, сдерживая дрожь во всем теле. Какое-то время он стоял так, вскинув голову, подставляя лицо под ручеек, сбегающий с крыши. Он глубоко вдохнул, выдохнул и пошел следом за остальными в караулку. Оглянувшись у двери, увидел, что Рыбалкин стоит у распахнутой калитки, упершись лбом в железную сетку ограждения, и что-то бормочет. Что он там делает? Прислушавшись, Агеев разобрал лишь слово «прости». И вдруг разводящему показалось, что в лесу неподалеку кто-то стоит. Девушка! Причем голая! Он зажмурился, снова посмотрел туда – никого. «Неужели и у меня уже глюки начались?» – подумал Агеев, заходя в караулку.

Тело Провина занесли в комнату начальника караула, положили на кровать. Какое-то время Саморов сидел в кресле, растирая виски кулаками. Солдаты толпились рядом. И тут капитан словно очнулся.

– Чего уставились? – рявкнул он на мявшихся у двери подчиненных. – Караул, в ружье!

Никто не шелохнулся.

– Ну, чё стоите? – закричал он что было сил. – Команда «В ружье!» была…

В караулке начался переполох. Каждый вдруг осознал опасность и серьезность ситуации. Завыла сирена открытой оружейной пирамиды. Солдаты хватали автоматы, бронежилеты, каски. Вскоре все стояли посреди комнаты бодрствующей смены и, перешептываясь, ждали распоряжений. Саморов все еще сидел у тела своего помощника, с отвращением рассматривая кровавое месиво на шее Провина. Казалось, что горло тому не перерезали, а буквально вырвали… Наконец капитан встал, вышел в комнату бодрствующей смены, окинул строй долгим взглядом и хрипло повелел:

– Ножи к осмотру!

Все вынули из ножен штык-ножи. Начкар внимательно осмотрел каждый.

– Товарищ капитан, вы думаете, что это мы его… Ну… это… – спросил Агеев и провел пальцем по горлу.

Суровый взгляд капитана скользнул по лицам и уперся в пол.

– У нас с Жекой, конечно, далеко не гладкие были отношения, вы об этом знаете. Но чтобы так… – сказал Агеев и добавил: – К тому же Волкова на посту тоже кто-то…

– Да ни хрена я не думаю! – рявкнул капитан.

Он подошел к дверному проему, постоял какое-то время, упершись лбом в косяк.

– Провин… Волков… – пробормотал он.

Саморов взглянул на тело сержанта, стукнул кулаком по стене, словно решился, и пошел к пульту связи. Заметно дрожащей рукой снял трубку. Но вместо гудка в трубке была тишина.

– А, черт! – взревел капитан, швырнув трубку на пульт. С частью связи не было. Пальцы начкара заскользили по тумблерам. Молчание. С постами связи тоже нет! Капитан яростно ударил кулаком по теперь бесполезному пульту и крикнул: – Караул, становись!

Он прошелся вдоль строя, вглядываясь в растерянные лица.

– Агеев, Шурович, Трошников, Роганин… Четверо! Кого нет?

– Бабин и Драпко на постах. Гриненко там же вместо Волкова. Сычев на собачке. – Агеев окинул взглядом строй. – Стоп, а где Саня?

– Так, ну и где Рыбалкин? – тихо спросил капитан.

Все лишь пожимали плечами.

– С тех пор как мы вернулись с поста, я его не видел, – ответил разводящий.

– Кто-нибудь знает, он вообще заходил в караулку?

Тишина.

– Шурович, сбегай на собачку, спроси.

Тот умчался, а вернувшись, сообщил:

– Сычев сказал, что Рыбалкин в караулку не заходил. Говорит, видел, как тот в лес пошел.

– Черт все дери!

Капитан какое-то время помолчал.

– В общем, так, – наконец сказал он. – Всем занять оборону в караульном помещении до дальнейших указаний. Позиции покидать лишь с моего личного разрешения. Ясно? По местам!

Солдаты поспешно рассыпались по караулке.

– Агеев! – позвал капитан.

– Я!

– Бери с собой Роганина и дуйте на усиление постов.

– Есть!

Те побежали к выходу.

– Погодите! – остановил их капитан.

Он зашел в свою комнату, открыл сейф и протянул разводящему патроны и несколько гранат:

– Держите!

Роганин с Агеевым переглянулись. По инструкции этот сейф положено было открывать лишь в особых случаях, и за пять лет караулов это произошло впервые.

– Ну, давайте. Удачи, – сказал капитан.

Когда они скрылись за дверьми, Саморов опустился в кресло у пульта связи. Смахнул со лба холодный пот.

– Думаешь, кто-то из наших Жеку прирезал? – перешептывались сидящие под окнами Трошников с Шуровичем.

– Да фиг знает… А Волкова тогда кто?

– Может, правда нападение?

Саморов приподнял трубку на пульте – тишина. Снова уронил ее. Связи нет!

Обо всем этом мне рассказали позже. Я же все это время, как и было велено, стоял на посту. Я прижимался спиной к опоре вышки, с тревогой поглядывая в сторону окопа, где все так же лежало тело Волкова. Я понимал, что здесь, на открытом пространстве, я словно мишень. Если кто-нибудь начнет стрелять, точно не промахнется. Однако находиться в окопе рядом с трупом сослуживца я не мог.

Дождь кончился, но от этого легче не стало. Мокрая форма прилипла к телу, от каждого порыва ветра, окатывающего с ног до головы противной моросью, пробирал дикий холод. Я плотнее прижимался спиной к основанию вышки и крепче сжимал автомат, словно от этого можно было хоть сколько-нибудь согреться. И с тревогой бросал взгляды в сторону леса, где деревья яростно раскачивались на ветру и тянули к ограждению ветви, словно черные кривые лапы.

Я давно заметил, что по дорожке стелился густой белый, будто молоко, туман. Даже легкая дождевая морось не была ему помехой. Что-то внутри подсказывало: в такую погоду тумана быть не должно. Я с каким-то внутренним паническим страхом глядел, как вздымаются и оседают белые призрачные волны и, словно живое существо, туман подбирается к моим ногам. Туман! И Рыбалкин говорил про туман… Воздух между тем все больше наполнялся какой-то тошнотворной болотной вонью. Может, начал разлагаться труп?