Когда Мэ Ри вышла из ванной, Тсуна мирно спал, закутавшись в кокон из одеял.

II.

Согласно надписи на этикетке и слогану рекламы микстура от кашля имела эффект живой воды и мёртвого сумела бы поставить на ноги.

Увы, Мэри не особо доверяла подобным средствам и предпочитала лечить других и лечиться самой теми средствами, которыми поил её отец.

Женевьев пришлось выгнать молодую хозяйку с кухни, ибо всего за двадцать минут своего пребывания, Мэ Ри успела порезаться, обжечься и подозрительно чихнуть три раза подряд.

Девушка написала рецепт напитка, который всегда помогал ей избавиться от простуды за пару-тройку дней, и с миром удалилась, обсасывая окровавленный палец и клятвенно обещая обработать этот порез.

Она сегодня была на удивление неуклюжа и поэтому больше не рисковала притрагиваться к тому, что могло разбиться, сломаться или просто перестать функционировать.

Мэри как раз сидела в гостиной на диване и бесцельно щёлкала по кнопкам пульта в попытке найти что-нибудь интересное по телевизору, когда к ней подсела Кёко, крепко стискивая в руках какую-то книгу.

Тсуна крепко спал, когда она проснулась, и девушка позволила себе немного отстраниться от обязанностей сиделки и врачевательницы, находясь сейчас здесь и с нетерпением ожидая напитка от Женевьев, чтобы сделать пару глотков самой, а остальное заставить выпить мужа.

- … Тсу-кун в порядке? – тихо и с обворожительной улыбкой милейшего существа на планете, поинтересовалась Сасагава, посмотрев на Мэ Ри.

Савада медленно перевела взгляд на Кёко и вежливо улыбнулась в ответ.

- У Дечимо поднялась температура, но он чувствует себя намного лучше, чем вчера.

Дело было не в том, что эта девушка не нравилась Мэри своим поведением или видом (чаще всего чувство природной антипатии возникало у бывшей Хон само по себе, определяя лимит дальнейшего общения).

Подруга Тсунаёши вызывала ощущение тревоги и настороженности своим жизнерадостным поведением.

Слишком уж счастливо и беззаботно выглядела та, которая печальным взглядом рассматривала фотографии счастливых молодожёнов и плакала так неестественно-красиво и неправдоподобно.

Как же не повезло Мэ Ри стать свидетелем того, как Сасагава, сидя в библиотеке у раскрытого окна, любовно проводила подушечками пальцев по глянцевому изображению Тсуны, стараясь не задевать взглядом его невесту (не было ни одной картинки, где был бы запечатлён отдельно жених или невеста). Взгляд золотисто-янтарных глаз был наполнен слезами обиды, а губы кривились в горькой улыбке («Всё в прошлом, да, Тсу-кун?»).

И Мэри клятвенно пообещала себе не лезть в отношения между ними («Ибо ну их всех в одно место. Сделают ещё крайней в случае чего»), что, впрочем, было вовсе не обязательно. Её вообще мало волновали отношения между совершенно чужими людьми, и абсолютно не трогали трепетные чувства Сасагавы к Дечимо.

- Может быть, я заменю тебя? Ты выглядишь усталой, - любезно предложила Кёко, накрыв своей ладошкой пальцы собеседницы.

- Нет, что ты, я прекрасно справлюсь. Не хочу никого утруждать.

Мэри проявляла неслыханную упрямость, когда ей предлагали помощь, и этим, надо признать, раздражала окружающих.

- О… ясно, - тоскливо отозвалась девушка, видимо, решив, что не добьётся желаемого результата. – Что ж, если тебе будет нужна помощь, ты всегда можешь обратиться ко мне.

Как же хорошо, что Мария не дала Мэ Ри ответить, иначе Савада непременно вежливо нагрубила бы и смазала бы весь образ хорошей девушки и прекрасной жены. И тогда Тсуна точно пристрелил бы её.

- Синьора, Женевьев попросила передать, - помощница кухарки подняла поднос повыше, чтобы Мэ Ри смогла рассмотреть, что ей просили передать.

- Спасибо большое, - девушка попыталась забрать из рук девчонки поднос.

- Нет-нет, синьора, я сама отнесу! Вы очень бледны!.. А поднос тяжёлый!.. И…

- Мария, я справлюсь, лучше помоги Женевьев, ей наверняка не хватает рук, - Мэри ласково улыбнулась и погладила служанку по голове, всё-таки вызволив поднос из трясущихся ручек.

Мэ Ри спала всего полтора-два часа, и от этого у неё всё плыло перед глазами, но девушка упорно продолжала заботиться о Тсуне, которому снова стало плохо ближе к ночи (даже напиток отца Мэри не смог этого предотвратить).

«Ты – мой должник», - думала она, осторожно расстёгивая пуговицы на повлажневшей рубашке супруга, чтобы поменять её на сухую и чистую футболку. – «По гроб жизни».

III.

- Мэри, немедленно иди сюда и ложись спать.

Савада был в состоянии лёгкого раздражения, грозящем вскоре перерасти в приступ неконтролируемой ярости из-за упрямого поведения одной особы, с недавних пор числившейся под его фамилией и имевшей социальный статус «жена».

Проснувшись глубокой ночью и удостоверившись в своей способности трезво мыслить, Тсуна обнаружил Мэ Ри, которая задремала в кресле, подложив руку под голову.

Первым же делом молодой босс попытался перетащить супругу на кровать и уложить рядом с собой, ибо температура его тела явно превышала норму, а Мэри, очевидно, замёрзла, что было уже не так удивительно, как в первую неделю их совместного проживания.

Окно было чуть приоткрыто и в комнате было прохладнее, чем обычно, поэтому Мэ Ри мёрзла ещё сильнее (но Тсунаёши совершенно точно было жарко и она решила, что пусть ему станет чуть полегче, а она как-нибудь перетерпит).

Девушка моментально очнулась и тут же попыталась убедить супруга в том, что не спала и лишь прикрыла глаза на пять минут.

- Со мной всё хорошо, Дечимо, лучше сам отдыхай.

Она говорила так, словно место на кровати было только для одного человека, и это ещё больше злило.

- Я не шучу. Если ты не ляжешь, я уложу тебя сам.

- А вот этого не надо, - с мягким упрёком в голосе, Мэ Ри присела на край кровати и попыталась прикоснуться ко лбу Тсуны, наивно полагая, что он слишком слаб для каких-то активных действий.

Десятый моментально среагировал, так как понял, что девушка не собиралась спать, даже если выглядела, как нежить и не спала уже практически двое суток (из-за этого Савада чувствовал себя виноватым). Молодой босс резко схватил её за руку и потянул на себя, заставив лечь рядом с собой.

От Мэри исходил приятный холодок и Дечимо невольно прижался к ней ещё теснее, обхватив обеими руками и уткнувшись носом в макушку.

- Будь добра, выспись хорошенько, - закрывая глаза, пробубнил он, чувствуя, что девушка протестующе заворочалась и попыталась выбраться (на самом деле, она просто не знала, что сказать).

- … Я говорила тебе не трогать меня! – возмущённо зашептала Мэ Ри. – Я серьёзно! Это просто отвратительно!

- Спи.

- Я не собира…

- Мэри.

- … Ненавижу тебя. Ты – обманщик, шантажист, тиран и эгоистичный жлоб.

Как это ни странно, Савада не испытывал абсолютно никаких угрызений совести, как его, скорее всего из-за болезни, не смущало и положение, в котором они находились. Даже обидные и оскорбительные замечания Мэри его не особо задевали (за прошедшие десять-пятнадцать лет он столько про себя наслушался, что уже бессмысленно было обижаться на эти мелочи).

А Мэ Ри… она просто обиженно поджимала губы и всеми силами пыталась не заплакать. Один раз она уже закатила истерику и потом была очень недовольна собой. Это было неправильно, не этому её учили братья. Хотя папа всегда говорил, что слёзы – это не удел слабых, а показатель того, что ты всё ещё умеешь чувствовать боль, обиду, страх или грусть, и можешь переживать по мелочам.

Она не слишком кичилась тем, что умела заботиться о других, однако была обижена и подавлена тем, что не услышала даже простого «спасибо», и это заставляло её чувствовать несправедливость, пожалуй, даже больше, чем то, как с ней обращался собственный муж (пусть и фиктивный, но всё-таки муж).

Девушка знала – Тсуна очень старался. Смягчал конфликты, шёл на уступки, искал компромиссы. Она же просто принимала всё это, как должное и не пыталась быть для него ни другом, ни тем более, семьёй.