– Отлично, Виктор Игнатьев, что последнее вы помните?

– Ну, я пил на крыше…На Арбате…А теперь…тут сижу…кстати, что я тут…делаю? – сказал Виктор, икая почти через каждое слово. Сидеть ему было необычайно сложно, он то и дело валился влево.

– Понятно.

На этом видео кончилось. Тут же я начала строчить сообщение этой женщине, чтобы узнать, куда подъехать. В голове не укладывалось, как такое возможно? Я видела своими глазами разбитый череп, сломанные руки, лужу крови, а теперь этот парень сидит целый и невредимый? Невозможно. Тупая шутка. Но поехать все равно стоит, как минимум для того, чтобы все это прекратить и дать по морде тому, кто это придумал. Дежурный врач написала, что ждет меня в Городской клинической больнице номер пятьдесят один. Я собралась буквально за минуту, вызвала такси и поехала туда.

Я проснулся из-за дикой головной боли. Все тело стонало и ныло, я не мог ни двигаться, ни говорить. Даже открыть глаза было огромной проблемой: веки были такими тяжелыми, что хотелось стать Вием. Через некоторое время мне все-таки удалось их поднять, и я увидел черный потолок с вмонтированными в него светодиодами, расположенными в форме Медведицы, какой именно не знаю, и понять это было невозможно, потому как лампы не горели. Такого потолка в моей жизни еще не было. Странно. Я пытался вспомнить, что происходило вчера, но давалось это с большим трудом: обрывки памяти всплывали перед глазами и ускользали так же стремительно, как появлялись. Громом среди ясного неба пронеслось в голове: «Мама погибла», – и я потер глаза, пытаясь понять, точно ли я не сплю. Вроде нет. Я мог бы предположить, что вчерашний роковой случай был всего лишь дурным сном, если бы надо мной утром навис другой потолок, белый, с минималистичной люстрой и лампой накаливания, но это был не он. Сзади послышался грохот, и я предпринял огромные усилия, чтобы перевернуться на правый бок, а после – выглянуть из-за спинки дивана.

На кухне просторной квартиры-студии стояла невысокая девушка и материлась на сковородку, выпавшую из подвесного шкафчика, и, похоже, ударившую ее по голове. Не все слова, которые девушка произнесла, я слышал ранее, и это было очень забавно.

– О, проснулся, суицидник, – сказала девушка, обернувшись после того, как поставила сковородку на плиту. – Есть будешь?

Я не понимал, о чем она говорит.

– Суицидник? С чего это вдруг?

– Ну, ты, как бы это сказать, умер вчера.

– А как я тогда с тобой разговариваю?

–Кто бы знал! Надеюсь, скоро все прояснится.

И тут я вспомнил, что происходило после того, как я узнал о смерти мамы. Вспомнил поездку со следователями, вспомнил, как купил виски и пиво, вспомнил, наконец, крышу на Новом Арбате и последнюю секунду жизни, собственно, тоже вспомнил.

– Ну, так что, есть будешь? Я яичницу делаю, тебе тоже могу пожарить.

– Давай, – отмахнулся я. – Слушай, это, конечно, все очень странно, но почему я тут? Я же умер. Вот ты сказала – и я вспомнил, как оступился и упал с крыши, значит, я мертв. Как я тогда разговариваю сейчас с тобой? Может, это плод моего, ну, как сказать, предсмертного воображения, и я в последнюю секунду спроецировал дальнейшую жизнь? Такой самообман мозга перед смертью?

– Хуевое у тебя воображение, если мозг спроецировал меня, – усмехнулась девушка и отвернулась к плите.

Я кое-как встал на ноги, потянулся на месте пару раз к потолку, громко зевнул и направился в ванную, не спрашивая разрешения у хозяйки. В ванной я включил воду в раковине и уставился в расписанное белыми линиями зеркало. Лицо, конечно, помятое, но жить можно. Ни синяков, ни ссадин, типичное лицо после попойки, ни больше, ни меньше. Наскоро умывшись и прополоснув рот зубной пастой хозяйки, я вышел обратно в жилую зону, где уже повсюду стоял запах немного подгоревшей яичницы, но не так подгоревшей, что есть противно, а именно до образования твердой золотистой корочки.

– И как ты с крыши упал? – поинтересовалась девушка, пока я садился напротив нее за круглый стол. Только в этот момент я заметил, что расхаживаю по квартире в трусах и футболке, причем не в своей.

– Шел по карнизу и сорвался. Приятного аппетита, кстати, – безэмоционально ответил я.

– Спасибо, – отмахнулась она. – И все же, что ты там делал?

– Пил.

– Ого, а я по запаху перегара не заметила.

– Очень смешно. Я не очень хочу разговаривать об этом непонятно с кем.

– Я Нина, очень приятно, и, если что, сегодня ночью я забирала твое пьянющее тело из морга, так что теперь я понятно кто, а вот кто ты – нет.

– А я, видимо, единственный бессмертный, – с ухмылкой сказал я, прожевав кусок яичницы.

– Не такой уж и единственный.

– В каком смысле?

Нина положила тарелку в раковину, а после направилась к темно-серому пуфу, где лежал пульт.

– Ну, сейчас это тебе попробует объяснить кто-то из телевизора.

Спустя пару минут она нашла какие-то новости, где диктор в темном костюме-тройке с красным галстуком зачитывал то, что не укладывалось в голове: «Сегодня, начиная с трех часов утра по московскому времени, со всего мира приходят сообщения о невероятных событиях: государственные органы всех признанных стран фиксируют чудесное воскрешение людей, умирающих насильственно. Что касается ненасильственных смертей – собранных данных пока недостаточно, однако, по данным Министерства здравоохранения, случаев воскрешения таких людей зафиксировано не было. Стоит отметить, что некоторые из выживших самоубийц, в частности, Скотт Фердинг, тридцатисемилетний инженер из Новой Зеландии, потерявший всю семью в дорожно-транспортном происшествии год назад, решились на повторное самоубийство. Врачи сейчас наблюдают его и всех подобных пациентов по всему миру, однако медики высказывают предположение, что повторное воскрешение не произойдет. В связи с вышесказанным, на территории России, Соединенных Штатов Америки и Евросоюза введено чрезвычайное положение. Главы государств пока отказываются от комментариев до получения полной картины происходящего, а глава ООН, в свою очередь, заявил о необходимости проведения экстренного совещания и пригласил все включенные в организацию страны к обсуждению данного вопроса. Ожидается, что встреча состоится завтра, и на ней будут подняты вопросы психологической помощи пострадавшим. Кроме этого, глава ООН обеспокоен тем, что в сложившейся ситуации вопрос безопасности граждан может встать достаточно остро. Мы следим за развитием событий, и будем передавать актуальную информацию в режиме реального времени, как только она появится».

– Видишь, ты не один такой, – сказала Нина после того, как экстренный выпуск закончился.

– Охуеть, – только и смог произнести я.

Голова разрывалась, и происходящее не укладывалось в голове. «Как это возможно? Я видел мертвых и видел, как люди умирают. Я умер сам, а теперь получается, что мне крупно повезло, повезло чуть больше, чем остальным? Но почему я? Почему именно с трех утра? Не понимаю», – я начал думать безостановочно, перебирая все возможные варианты, но не мог понять, в чем причина произошедшего.

– Так, расскажи мне, почему ты решил пить на крыше? – спросила Нина

Ей не терпелось докопаться до правды.

– Вчера я увидел свою девушку с другим, и в этот момент…

– Переклинило, и ты разбил ему морду, а потом раскаялся? – засмеялась она.

– …Мне позвонил «мент» и сказал, что мама погибла.

– Как?

– Вчера о взрыве ничего не было в новостях?

– В «Сбере» на Ленинском? Было что-то. Там же всего три погибших, – нахмурилась Нина, не отрывая от меня взгляда.

– Ну, вот одна из них – моя мама.

– Мне жаль.

– Мне тоже.

– Когда похороны?

– Там нечего хоронить, – ответил я и вышел в ванную.

Меня трясло, я не контролировал свое тело. Руки ходили ходуном, пришлось прижать их к бедрам, чтобы унять чудовищный тремор. Я смотрел в зеркало и ничего не видел. Меня как будто не было в отражении, как будто я стал призраком, ведь я умер, и теперь живет лишь моя копия, набросок, последнее сохранение в чьей-то игре, которое сделано не вовремя, после поражения в схватке, когда у героя на исходе силы и ему нужен отдых или же смерть и новое рождение. Да, я родился заново. У меня все те же руки, ноги, все то же несуразное тело и туповатое выражение лица, но старого меня уже больше нет, он остался на Арбате, изувеченный, жалкий и пьяный. Но я не хотел этой смерти. Я не хочу быть новым. Я не хочу жить так, как будто ничего не случилось. Не хочу. Не хочу. Не хочу!