| Katerina Ivanovna at once pointed out to her, that as she was a slut she could not judge what made one really a lady. | Катерина Ивановна тотчас же "подчеркнула" ей, что так как она чумичка, то и не может судить о том, что такое истинное благородство. | | Amalia Ivanovna at once declared that her "_Vater aus Berlin_ was a very, very important man, and both hands in pockets went, and always used to say: 'Poof! poof!'" and she leapt up from the table to represent her father, sticking her hands in her pockets, puffing her cheeks, and uttering vague sounds resembling "poof! poof!" amid loud laughter from all the lodgers, who purposely encouraged Amalia Ivanovna, hoping for a fight. | Амалия Ивановна не снесла и тотчас же заявила, что ее "фатер аус Берлин буль ошень, ошень важны шеловек и обе рук по карман ходиль и все делаль этак: пуф! пуф!", и, чтобы действительнее представить своего фатера, Амалия Ивановна привскочила со стула, засунула свои обе руки в карманы, надула щеки и стала издавать какие-то неопределенные звуки ртом, похожие на пуф-пуф, при громком хохоте всех жильцов, которые нарочно поощряли Амалию Ивановну своим одобрением, предчувствуя схватку. | | But this was too much for Katerina Ivanovna, and she at once declared, so that all could hear, that Amalia Ivanovna probably never had a father, but was simply a drunken Petersburg Finn, and had certainly once been a cook and probably something worse. | Но этого уже не могла вытерпеть Катерина Ивановна и немедленно, во всеуслышание, "отчеканила", что у Амалии Ивановны, может, никогда и фатера-то не было, а что просто Амалия Ивановна - петербургская пьяная чухонка и, наверно, гденибудь прежде в кухарках жила, а пожалуй, и того хуже. | | Amalia Ivanovna turned as red as a lobster and squealed that perhaps Katerina Ivanovna never had a father, "but she had a _Vater aus Berlin_ and that he wore a long coat and always said poof-poof-poof!" | Амалия Ивановна покраснела как рак и завизжала, что это, может быть, у Катерины Ивановны "совсем фатер не буль; а что у ней буль фатер аус Берлин, и таки длинны сюртук носиль, и все делаль: пуф, пуф, пуф!" | | Katerina Ivanovna observed contemptuously that all knew what her family was and that on that very certificate of honour it was stated in print that her father was a colonel, while Amalia Ivanovna's father--if she really had one--was probably some Finnish milkman, but that probably she never had a father at all, since it was still uncertain whether her name was Amalia Ivanovna or Amalia Ludwigovna. | Катерина Ивановна с презрением заметила, что ее происхождение всем известно и что в этом самом похвальном листе обозначено печатными буквами, что отец ее полковник; а что отец Амалии Ивановны (если только у ней был какой-нибудь отец), наверно, какой-нибудь петербургский чухонец, молоко продавал; а вернее всего, что и совсем отца не было, потому что еще до сих пор неизвестно, как зовут Амалию Ивановну по батюшке: Ивановна или Людвиговна? | | At this Amalia Ivanovna, lashed to fury, struck the table with her fist, and shrieked that she was Amalia Ivanovna, and not Ludwigovna, "that her _Vater_ was named Johann and that he was a burgomeister, and that Katerina Ivanovna's _Vater_ was quite never a burgomeister." | Тут Амалия Ивановна, рассвирепев окончательно и ударяя кулаком по столу, принялась визжать, что она Амаль-Иван, а не Людвиговна, что ее фатер "зваль Иоган и что он буль бурмейстер" а что фатер Катерины Ивановны "совсем никогда буль бурмейстер". | | Katerina Ivanovna rose from her chair, and with a stern and apparently calm voice (though she was pale and her chest was heaving) observed that "if she dared for one moment to set her contemptible wretch of a father on a level with her papa, she, Katerina Ivanovna, would tear her cap off her head and trample it under foot." | Катерина Ивановна встала со стула и строго, по-видимому спокойным голосом (хотя вся бледная и с глубоко подымавшеюся грудью), заметила ей, что если она хоть только один еще раз осмелится "сопоставить на одну доску своего дрянного фатеришку с ее папенькой, то она, Катерина Ивановна, сорвет с нее чепчик и растопчет его ногами". | | Amalia Ivanovna ran about the room, shouting at the top of her voice, that she was mistress of the house and that Katerina Ivanovna should leave the lodgings that minute; then she rushed for some reason to collect the silver spoons from the table. | Услышав это, Амалия Ивановна забегала по комнате, крича изо всех сил, что она хозяйка и чтоб Катерина Ивановна "в сию минуту съезжаль с квартир"; затем бросилась для чего-то обирать со стола серебряные ложки. | | There was a great outcry and uproar, the children began crying. | Поднялся гам и грохот; дети заплакали. | | Sonia ran to restrain Katerina Ivanovna, but when Amalia Ivanovna shouted something about "the yellow ticket," Katerina Ivanovna pushed Sonia away, and rushed at the landlady to carry out her threat. | Соня бросилась было удерживать Катерину Ивановну; но когда Амалия Ивановна вдруг закричала что-то про желтый билет, Катерина Ивановна отпихнула Соню и пустилась к Амалии Ивановне, чтобы немедленно привести свою угрозу, насчет чепчика, в исполнение. | | At that minute the door opened, and Pyotr Petrovitch Luzhin appeared on the threshold. | В эту минуту отворилась дверь, и на пороге комнаты вдруг показался Петр Петрович Лужин. | | He stood scanning the party with severe and vigilant eyes. | Он стоял и строгим, внимательным взглядом оглядывал всю компанию. | | Katerina Ivanovna rushed to him. | Катерина Ивановна бросилась к нему. | | CHAPTER III | III | | "Pyotr Petrovitch," she cried, "protect me... you at least! | - Петр Петрович! - закричала она, - защитите хоть вы! | | Make this foolish woman understand that she can't behave like this to a lady in misfortune... that there is a law for such things.... I'll go to the governor-general himself.... | Внушите этой глупой твари, что не смеет она так обращаться с благородной дамой в несчастии, что на это есть суд... я к самому генерал-губернатору... | | She shall answer for it.... | Она ответит... | | Remembering my father's hospitality protect these orphans." | Помня хлеб-соль моего отца, защитите сирот. | | "Allow me, madam.... | - Позвольте, сударыня... | | Allow me." Pyotr Petrovitch waved her off. "Your papa as you are well aware I had not the honour of knowing" (someone laughed aloud) "and I do not intend to take part in your everlasting squabbles with Amalia Ivanovna.... | Позвольте, позвольте, сударыня, - отмахивался Петр Петрович, - папеньки вашего, как и известно вам, я совсем не имел чести знать... позвольте, сударыня! (кто-то громко захохотал), а в ваших беспрерывных распрях с Амалией Ивановной я участвовать не намерен-с... | | I have come here to speak of my own affairs... and I want to have a word with your stepdaughter, Sofya... | Я по своей надобности... и желаю объясниться, немедленно, с падчерицей вашей, Софьей... | | Ivanovna, I think it is? | Ивановной... Кажется, так-с? | | Allow me to pass." | Позвольте пройти-с... | | Pyotr Petrovitch, edging by her, went to the opposite corner where Sonia was. | И Петр Петрович, обойдя бочком Катерину Ивановну, направился в противоположный угол, где находилась Соня. | | Katerina Ivanovna remained standing where she was, as though thunderstruck. | Катерина Ивановна как стояла на месте, так и осталась, точно громом пораженная. | |
