| "My late husband certainly had that weakness, and everyone knows it," Katerina Ivanovna attacked him at once, "but he was a kind and honourable man, who loved and respected his family. The worst of it was his good nature made him trust all sorts of disreputable people, and he drank with fellows who were not worth the sole of his shoe. | - Покойник муж, действительно, имел эту слабость, и это всем известно, - так и вцепилась вдруг в него Катерина Ивановна, - но это был человек добрый и благородный, любивший и уважавший семью свою; одно худо, что по доброте своей слишком доверялся всяким развратным людям и уж бог знает с кем он не пил, с теми, которые даже подошвы его не стоили! | | Would you believe it, Rodion Romanovitch, they found a gingerbread cock in his pocket; he was dead drunk, but he did not forget the children!" | Вообразите, Родион Романович, в кармане у него пряничного петушка нашли: мертво-пьяный идет, а про детей помнит. | | "A cock? | - Пе-туш-ка? | | Did you say a cock?" shouted the commissariat clerk. | Вы изволили сказать: пе-туш-ка? - крикнул провиантский господин. | | Katerina Ivanovna did not vouchsafe a reply. | Катерина Ивановна не удостоила его ответом. | | She sighed, lost in thought. | Она о чем-то задумалась и вздохнула. | | "No doubt you think, like everyone, that I was too severe with him," she went on, addressing Raskolnikov. | - Вот вы, наверно, думаете, как и все, что я с ним слишком строга была, - продолжала она, обращаясь к Раскольникову. | | "But that's not so! | - А ведь это не так! | | He respected me, he respected me very much! | Он меня уважал, он меня очень, очень уважал! | | He was a kind-hearted man! | Доброй души был человек! | | And how sorry I was for him sometimes! | И так его жалко становилось иной раз! | | He would sit in a corner and look at me, I used to feel so sorry for him, I used to want to be kind to him and then would think to myself: 'Be kind to him and he will drink again,' it was only by severity that you could keep him within bounds." | Сидит, бывало, смотрит на меня из угла, так жалко станет его, хотелось бы приласкать, а потом и думаешь про себя: "приласкаешь, а он опять напьется", только строгостию скольконибудь и удержать можно было. | | "Yes, he used to get his hair pulled pretty often," roared the commissariat clerk again, swallowing another glass of vodka. | - Да-с, бывало-с дранье вихров-с, бывало-с неоднократно-с, - проревел опять провиантский и влил в себя еще рюмку водки. | | "Some fools would be the better for a good drubbing, as well as having their hair pulled. | - Не только драньем вихров, но даже и помелом было бы полезно обойтись с иными дураками. | | I am not talking of my late husband now!" Katerina Ivanovna snapped at him. | Я не о покойнике теперь говорю! - отрезала Катерина Ивановна провиантскому. | | The flush on her cheeks grew more and more marked, her chest heaved. | Красные пятна на щеках ее рдели все сильнее и сильнее, грудь ее колыхалась. | | In another minute she would have been ready to make a scene. | Еще минута, и она уже готова была начать историю. | | Many of the visitors were sniggering, evidently delighted. | Многие хихикали, многим, видимо, было это приятно. | | They began poking the commissariat clerk and whispering something to him. | Провиантского стали подталкивать и что-то шептать ему. | | They were evidently trying to egg him on. | Их, очевидно, хотели стравить. | | "Allow me to ask what are you alluding to," began the clerk, "that is to say, whose... about whom... did you say just now... | - А па-а-азвольте спросить, это вы насчет чего-с, -начал провиантский, - то есть на чей... благородный счет... вы изволили сейчас... | | But I don't care! | А впрочем, не надо! | | That's nonsense! | Вздор! | | Widow! | Вдова! Вдовица! | | I forgive you.... | Прощаю... | | Pass!" And he took another drink of vodka. | Пас! - и он стукнул опять водки. | | Raskolnikov sat in silence, listening with disgust. | Раскольников сидел и слушал молча и с отвращением. | | He only ate from politeness, just tasting the food that Katerina Ivanovna was continually putting on his plate, to avoid hurting her feelings. | Ел же он, только разве из учтивости прикасаясь к кускам, которые поминутно накладывала на его тарелку Катерина Ивановна, и то только, чтоб ее не обидеть. | | He watched Sonia intently. | Он пристально приглядывался к Соне. | | But Sonia became more and more anxious and distressed; she, too, foresaw that the dinner would not end peaceably, and saw with terror Katerina Ivanovna's growing irritation. | Но Соня становилась все тревожнее и озабоченнее; она тоже предчувствовала, что поминки мирно не кончатся, и со страхом следила за возраставшим раздражением Катерины Ивановны. | | She knew that she, Sonia, was the chief reason for the 'genteel' ladies' contemptuous treatment of Katerina Ivanovna's invitation. | Ей, между прочим, было известно, что главною причиной, по которой обе приезжие дамы так презрительно обошлись с приглашением Катерины Ивановны, была она, Соня. | | She had heard from Amalia Ivanovna that the mother was positively offended at the invitation and had asked the question: | Она слышала от самой Амалии Ивановны, что мать даже обиделась приглашением и предложила вопрос: | | "How could she let her daughter sit down beside _that young person_?" | "Каким образом она могла бы посадить рядом с этой девицей свою дочь?" | | Sonia had a feeling that Katerina Ivanovna had already heard this and an insult to Sonia meant more to Katerina Ivanovna than an insult to herself, her children, or her father, Sonia knew that Katerina Ivanovna would not be satisfied now, "till she had shown those draggletails that they were both..." | Соня предчувствовала, что Катерине Ивановне как-нибудь уже это известно, а обида ей, Соне, значила для Катерины Ивановны более, чем обида ей лично, ее детям, ее папеньке, одним словом, была обидой смертельною, и Соня знала, что уж Катерина Ивановна теперь не успокоится, "пока не докажет этим шлепохвосткам, что они обе", и т. д., и т. д. | | To make matters worse someone passed Sonia, from the other end of the table, a plate with two hearts pierced with an arrow, cut out of black bread. | Как нарочно, кто-то переслал с другого конца стола Соне тарелку, с вылепленными на ей, из черного хлеба, двумя сердцами, пронзенными стрелой. | | Katerina Ivanovna flushed crimson and at once said aloud across the table that the man who sent it was "a drunken ass!" | Катерина Ивановна вспыхнула и тотчас же громко заметила, через стол, что переславший, конечно, "пьяный осел". | | Amalia Ivanovna was foreseeing something amiss, and at the same time deeply wounded by Katerina Ivanovna's haughtiness, and to restore the good-humour of the company and raise herself in their esteem she began, apropos of nothing, telling a story about an acquaintance of hers | Амалия Ивановна, тоже предчувствовавшая что-то недоброе, а вместе с тем оскорбленная до глубины души высокомерием Катерины Ивановны, чтобы отвлечь неприятное настроение общества в другую сторону и, кстати, уж чтоб поднять себя в общем мнении, начала вдруг, ни с того ни с сего, рассказывать, что какой-то знакомый ее, | | "Karl from the chemist's," who was driving one night in a cab, and that "the cabman wanted him to kill, and Karl very much begged him not to kill, and wept and clasped hands, and frightened and from fear pierced his heart." | "Карль из аптеки", ездил ночью на извозчике и что "извозчик хотель его убиваль и что Карль его ошень, ошень просиль, чтоб он его не убиваль, и плакаль, и руки сложиль, и испугаль, и от страх ему сердце пронзиль". | | Though Katerina Ivanovna smiled, she observed at once that Amalia Ivanovna ought not to tell anecdotes in Russian; the latter was still more offended, and she retorted that her "_Vater aus Berlin_ was a very important man, and always went with his hands in pockets." | Катерина Ивановна хоть и улыбнулась, но тотчас же заметила, что Амалии Ивановне не следует порусски анекдоты рассказывать. Та еще больше обиделась и возразила, что ее "фатер аус Берлин буль ошень, ошень важны шеловек и все руки по карман ходиль". | | Katerina Ivanovna could not restrain herself and laughed so much that Amalia Ivanovna lost patience and could scarcely control herself. | Смешливая Катерина Ивановна не вытерпела и ужасно расхохоталась, так что Амалия Ивановна стала уже терять последнее терпение и едва крепилась. | | "Listen to the owl!" Katerina Ivanovna whispered at once, her good-humour almost restored, "she meant to say he kept his hands in his pockets, but she said he put his hands in people's pockets. (Cough-cough.) And have you noticed, Rodion Romanovitch, that all these Petersburg foreigners, the Germans especially, are all stupider than we! | - Вот сычиха-то! - зашептала тотчас же опять Катерина Ивановна Раскольникову, почти развеселившись, - хотела сказать: носил руки в карманах, а вышло, что он по карманам лазил, кхи-кхи! И заметили ль вы, Родион Романович, раз навсегда, что все эти петербургские иностранцы, то есть, главное, немцы, которые к нам откудова-то приезжают, все глупее нас! | | Can you fancy anyone of us telling how | Ну согласитесь ну можно ли рассказывать о том, что | | 'Karl from the chemist's' 'pierced his heart from fear' and that the idiot, instead of punishing the cabman, 'clasped his hands and wept, and much begged.' | "Карль из аптеки страхом сердце пронзиль" и что он (сопляк!), вместо того чтобы связать извозчика, "руки сложиль и плакаль, и ошень просиль". | | Ah, the fool! | Ах, дурында! | | And you know she fancies it's very touching and does not suspect how stupid she is! | И ведь думает, что это очень трогательно, и не подозревает, как она глупа! | | To my thinking that drunken commissariat clerk is a great deal cleverer, anyway one can see that he has addled his brains with drink, but you know, these foreigners are always so well behaved and serious.... | Помоему, этот пьяный провиантский гораздо ее умнее; по крайней мере уж видно, что забулдыга, последний ум пропил, а ведь эти все такие чинные, серьезные... | | Look how she sits glaring! | Ишь сидит, глаза вылупила. | | She is angry, ha-ha! (Cough-cough-cough.)" | Сердится! Сердится! Ха-ха-ха! Кхи-кхи-кхи! | |
