Но постепенно растерянность писателя перед событиями, его неверие в успех революции рассеивались. В апреле 1918 года он пишет Екатерине Павловне: "В то, что Русь не погибнет, все-таки не погибнет - верю!" "Интеллектуальная жизнь страны, - утверждает Горький 30 апреля 1918 года в "Новой жизни", - не иссякла, даже не замерла, а, напротив, энергично и широко развивается". Месяц спустя он пишет о большевиках: "Лучшие из них превосходные люди, которыми со временем будет гордиться русская история, а наши дети, внуки будут и восхищаться их энергией". "Грязь и хлам всегда заметнее в солнечный день, но, часто бывает, что мы, слишком напряженно останавливая свое внимание на фактах, непримиримо враждебных жажде лучшего, уже перестаем видеть лучи солнца и как бы не чувствуем его живительной силы", - писал Горький. Теперь он почувствовал эти живительные лучи и со всей своей неукротимой энергией принялся за строительство нового мира.
Однако "Новая жизнь" в целом все больше и больше шла не в ногу с быстро меняющейся жизнью. Уже в марте ее хотели закрыть за статью меньшевика Н.Суханова (Гиммера) "Капитуляция" и, видимо, только заявление о том, что она не согласна с взглядами Суханова, спасло газету, которая все же была закрыта за антисоветские выступления, распространение ложных слухов, непроверенных сообщений в июле 1918 года. Принимая решение о закрытии газеты, Ленин говорил: "А Горький - наш человек... Он безусловно к нам вернется... Случаются с ним такие политические зигзаги".
"Надоела мне бессильная, академическая оппозиция "Новой жизни", читаем мы в горьковском письме, написанном летом 1918 года, а через несколько месяцев он говорил: "Ежели бы закрыли "Новую жизнь" на полгода раньше - и для меня и для революции было бы лучше".
После Октябрьской революции Горькому казалось, что партия большевиков преувеличивает - в силу своего политического учения - сопротивление буржуазии, но вот 30 августа 1918 года Ленин был тяжело ранен. Покушение на Ильича, всенародное возмущение этим актом террора, события гражданской войны окончательно убедили Горького, что партия не преувеличивает сопротивления революции враждебных ей сил, что большевики победили, что они сумеют удержать власть.
"Октября я не понял и не понимал до дня покушения на жизнь В.Ильича... - вспоминал Горький. - Всеобщее возмущение рабочих этим гнусным актом показало мне, что идея Ленина глубоко вошла в сознание рабочей массы и организует ее силы с удивительной быстротою... Со дня гнусного покушения на жизнь В.И. я снова почувствовал себя "большевиком". В 1932 году он писал о своих взглядах как "взглядах большевика и коммуниста".
На другой же день после злодейского выстрела, 31 августа, Ильичу была отправлена телеграмма: "Ужасно огорчены, беспокоимся, сердечно желаем скорейшего выздоровления, будьте бодры духом. М.Горький, Мария Андреева".
Горький посетил раненого Ильича; бывая в Москве, не раз встречался с Лениным, подолгу беседовал с ним.
При всех ошибках и заблуждениях Горький в глазах Ленина "крепко связал себя своими великими художественными произведениями с рабочим движением России и всего мира" (1909), всегда был "крупнейшим представителем пролетарского искусства, который много для него сделал и еще больше может сделать" (1910), "великим художником" (1917), "громадным художественным талантом" (1917).
Ленин был принципиален в больших вопросах, но никогда не превращал споры в мстительную расправу с инакомыслящими, не был злопамятен. "Доставляло исключительное наслаждение видеть и прислушиваться к их непринужденной двухчасовой беседе, которая протекала в особых тонах дружеской откровенности, искренней заинтересованности и какой-то особой ильичевской задушевности, с которой он обычно относился к Горькому", вспоминает свидетель бесед писателя и вождя.
Через Максима Пешкова Ленин послал писателю "Детскую болезнь "левизны" в коммунизме" с дарственной надписью "Дорогому Алексею Максимовичу Горькому. 18.VI.1920 г. от автора" (такую же книгу с аналогичной надписью получил и Максим).
Член партии большевиков с апреля 1917 года, Максим Пешков активно участвовал в строительстве новой жизни: был заместителем коменданта Кремля, работал в ЧК, ездил за хлебом для Москвы в Сибирь, не раз бывал у Ленина.
"Максим Пешков - коммунист. В октябре 1917 два раза белые ставили его к стенке", - так характеризовал Ленин сына писателя. Когда Максим хотел идти на фронт бороться против белых, Ленин решительно возразил: "Твое место около отца, заботиться о нем, беречь его". Преданность сына Советской власти и партии, его уверенность в победе и справедливости нового строя, рассказы о поездках по стране благотворно действовали на писателя: "Максим крепко верит, что жизнь может и должна быть перестроена в том духе, теми приемами, как действует Советская власть", - пишет он Екатерине Павловне в конце 1919 года.
В глазах врагов революции Горький теперь один из ведущих деятелей Советской власти. Недаром почта приносит ему пакеты, в которые старательно вложена намыленная петля - предложение повеситься.
Вот одно из таких писем с сохранением "орфографии и пунктуации" подлинника: "Так как ты максим горький тыже Пешков есть изменник-предатель России, а все изменники родины подлежат виселице то посылаю тебе изменнику петлю которую ты используй если хватит гражданского мужества, знай, что проклят ты, не помогут тебе и немецкие деньги, суд Божий и народа тяготеет над тобой".
Особенно часто получал такие посылки Горький, когда к Красному Питеру подходили войска Юденича. На Пулковских высотах шли бои, и канонада была слышна в центре города. Далеко не всем удавалось сохранить присутствие духа, но Горький оставался в Петрограде, хотя его уговаривали уехать в Москву. Он был спокоен: так же читал рукописи, приходил на различные заседания, хотя знал, что у Юденича в списке тех, кого надлежало повесить, заняв Петроград, первым стояло его имя.
2
Огромный размах приобрела общественная и организаторская деятельность Горького после Октябрьской революции.
Он руководит издательством "Всемирная литература", задачей которого было выпускать лучшие произведения мировой литературы. Вокруг издательства объединяется огромный коллектив видных писателей, переводчиков и ученых.
Нарком просвещения А.В.Луначарский предоставил Горькому "полную свободу в организации издательства, как-то: в выборе подлежащих изданию книг, в установлении их тиража, в определении характера вступительных статей и примечаний, а также в выборе сотрудников, авторов, переводчиков и служащих издательства..."
Предполагалось издавать произведения не только получивших всемирную известность писателей, но и книги ассирийской, вавилонской, сирийской, тибетской, японской, индонезийской и других литератур - всего около двух с половиной тысяч томов. Новые переводы произведений восточной литературы, сделанные (нередко впервые) с оригиналов, имели большое значение потому, что до революции восточная литература переводилась случайно, в основном с переводов на европейские языки. К тому же прежние переводы были во многом неточны, неполны, сделаны на неправильном русском языке, нередко искажены цензурой. Здесь, во "Всемирной литературе", закладывались основы советского художественного перевода.
Планировал Горький и издание сочинений русских классиков в двух или трех томах, задумал издать сто лучших книг русских писателей XIX века - "с биографиями авторов, очерками эпохи и разного рода примечаниями".
Большое значение придает Горький предисловиям к издаваемым книгам (некоторые пишет сам), особенно нужным в ту пору, когда кругозор нового, народного читателя был еще нешироким и чтение произведений прошлых веков и других народов вызывало немало трудностей. "Примечания к книгам народного издания, - указывала редколлегия, - должны быть составлены в расчете на малоинтеллигентного читателя, знания которого минимальны, и потому в книгах этого издания все, вплоть до объяснения того, что значат слова "энтузиазм", "лирика", "Альпы", "Шекспир", "готтенгот" и т.д., все, что выходит из круга обыденных понятий и слов, должно быть объяснено подстрочными примечаниями фактическогохарактера".
