Крик передался за дворовой стеной. Секунда, и из ворот хлынула толпа. Люди бежали без шинелей, в распоясанных гимнастерках, кой у кого поблескивали в руках топоры и лопаты...
- Наших бить, стерва!
"Кошачий" раскрыл рот, но горло перехватило, вскрик вырвался воем. Вконец растерявшись, он вытащил из кармана новенький вороненый револьвер.
- Стрелять?!
Тяжелый приклад обрушился на переносье. Охранный рухнул без звука.
Глава 9
Конец венчает дело
Дежурный офицер, прапорщик, растерянно стоял на дороге над трупом. Кругом, сомкнувшись тесно, молчала огромная солдатская толпа. Унтер застыл навытяжку за офицером.
Прапорщик обернулся наконец.
- Арестовать... кто это... Кто были... зачинщики?
Унтер замер под сотнями поднявшихся на него пристальных, беспощадных глаз.
- Не могу знать, - пробормотал он. - Я при этом не был... Как весь батальон набежал...
- Что ж мне... весь батальон прикажешь арестовать? - Щека прапорщика дернулась судорогой. - Закон требует, чтоб... в каждом случае были зачинщики. Нет... сам под суд пойдешь. Сдай винтовку.
Но толпа кругом загудела глухо. Погоны на прапорщичьих впалых плечах дрогнули. Он оправил худощавой рукой портупею, хотел что-то сказать, но справа - по шоссе - тяжелым ревом взревела сирена. Автомобиль - открытый, дорожный, военный - вполз, тормозя на тихий ход, в расхлестнувшуюся перед ним толпу.
Прапорщик испуганно взметнул пальцы к папахе, отдавая честь: в автомобиле поднялся с кожаного, истертого сиденья плечистый и молодой, очень толстый, с большими оттопыренными ушами генерал.
- Что такое у вас тут творится, прапорщик?
Дежурный, скороговоркою, стараясь не глядеть в генеральские строгие глаза, доложил: агенты охранного отделения вели арестованного рабочего. Один из них на вопрос солдата, куда ведут, ударил...
Генеральские брови сдвинулись. Голос прошел по поляне раскатом.
- Ударил солдата? Мать его!
Глаза прапорщика стали востерженными. Он докончил бодро, выпячивая впалую грудь, влюбленно глядя на генерала:
- Так точно. И вынул револьвер. Хотел стрелять. Но солдаты не дали. Набежали, и кто-то...
- Поделом! - отрезал генерал, еще гуще хмурясь. - Поднять руку на солдата... на защитника отечества... на священное воинское звание посягнуть!.. Собаке собачья и смерть! Правильно говорю, орлы?
Он повел взглядом вкруг по тысячной солдатской толпе, и толпа взревела, радостно и дружно:
- Так точно, ваше превосходительство.
Генерал оглянул, брезгливо кривя губы, труп.
- Дайте знать в полицию, пусть забирают... И никаких чтобы там... протоколов. А где остальные?
Прапорщик заморгал, и лицо стало испуганным.
- Уб... убежали, ваше превосходительство. Еще до происшествия.
- И преступник? - генерал поморщился. - А вы чего же зевали... Внутренний враг - еще хуже немца... Язва отечества...
- Он же... в гражданском был... как и те... - запинаясь и отводя глаза, ответил прапорщик. - В общем волнении... не разобрать было... Как все побежали...
Генеральский глаз скользнул неодобрительно по морщинистому бледному прапорщичьему лицу, по университетскому значку на мундире.
- Вы так полагаете? - голос прозвучал растяжисто и сухо. - А впрочем, пес с ним... Он от своего не уйдет... Словят.
Генерал тронул за плечо шофера. Тот дал гудок. Солдаты посторонились. Прапорщик лихо отдал честь.
- Виноват, ваше превосходительство. Как прикажете доложить...
Генерал не дал докончить: он понял.
- Генерал Крымов, начальник Уссурийской конной. Я, впрочем, для верности сам позвоню командиру полка... которого? Сто восемьдесят первого?.. До свиданья, братцы... Скоро свидимся? На святках погуляете, баб пощупаете - и с божьим благословением на фронт. Вместе немцев бить будем, орлы!
Он откозырял огромной, толстой рукой. Машина двинулась, набирая ход. Унтер-офицер вздохнул облегченно и обратился к прапорщику, смотревшему вслед удаляющейся машине затуманенными, озабоченными глазами: сам позвонит... А черт его знает, о чем он позвонит.
Унтер сказал весело:
- Вот... во благовремение начальство бог привел. От цыган из Старой Деревни ехал, не иначе... А представительный какой генерал: ровно слон.
Глава 10
"Слон в экстазе"
Автомобиль - военный, дорожный, открытый - вынесся на Сергиевскую.
- Семнадцатый номер, Карпенко.
Солдат-шофер особо осторожно затормозил машину у широкого, в огромных зеркальных стеклах, подъезда. Живут же люди! Это тебе не то, что по десять человек на грязных нарах вповалку валяться, как ему приходилось в рабочей казарме, до призыва. Да и сейчас не легче.
Швейцар выскочил, придержал дверь, галунная фуражка на отлет. Крымов вылез, досадливо и брезгливо морщась, стал подниматься по застланной красным мягким ковром лестнице.
Входить было неприятно. Если бы не приказ генерала Алексеева, Михаила Васильевича, начальника штаба верховного главнокомандующего, - секретный, особого доверия приказ, - он ни за что бы не пошел на это - извините за выражение - совещание. Уже потому, что секретные дела надо делать, а не разговаривать о них. Тем паче - в большом сборище. Алексеев, конечно, прав в том смысле, что без "гражданских политиков" в этом деле не обойтись, но, по его, Крымова, мнению, правильнее было бы попросту сделать сначала, а потом приказать штатским, что им, собственно, полагается в дальнейшем исполнить. А то, изволите видеть, "уславливаться".
Прихожая завешена вся цветными, тончайшего плетения рогожками... Картины крестьянского быта: мужики на пашне, стадо у речки, пляски... Здорово сделано, вроде как на лукутинских табакерках.
Генерал, залюбовавшись, задержался у рогож. Так застал его вышедший навстречу по торопливому лакейскому докладу хозяин - отставной гвардии полковник Свечин.
- Одобряете? Действительно, шик. С кустарной выставки. Первая премия. Мужицкий гобелен, так сказать. Черт их знает! Ведь, честное слово, такой работы не постыдился бы Леблок и Миньяр. А эти - на кислой капусте, луком рыгают, шапошники... Милости просим... Наши в сборе.
"Наши". Крымов фыркнул досадливо. Свечин этот... Когда в гусарах служил, о нем говорили, что голова у него уже на рыси отстает от лошади на полкорпуса, а сейчас с либералами спутался и в политиках ходит. Еще, пожалуй, в министры ладится вылезти. Он спросил хмуро:
