У напитка с «воздухом» оказался привычный вкус травяного чая. Почти сразу же к барабанам дяди присоединились звуки флейт и бубнов. Лица ее коснулось дыхание теплого ветра, так хорошо знакомого по родным местам, и она открыла глаза. Вокруг — стены шатра из развешанных шкур. Перед ней — Канги, который, поджав губы, наносит ей на лицо краску. Нэмид уж было хотела спросить, к чему он её готовит, но слезы, застывшие в его глазах, стёрли с языка все нужные слова. Эта сцена была ей незнакома.

— Ты знала, — вдруг спросил он, — откуда берет корни брачный обряд Патчей? — Нэм отрицательно качнула головой, не вполне понимая, к чему он клонит, и губы отца дрогнули в мрачной полуулыбке. — Как и у многих других народов, истоки его кроются в аналогиях с погребением. Невеста как бы умирает для своей семьи. Ее облачают в красное, символизируя предание мертвого тела огню, а затем душу ее с поцелуем забирает жених, изображая ни больше ни меньше — саму Смерть. Может, потому у меня такое чувство, будто я тебя хороню, а не отдаю замуж?

«Замуж?» — глаза Нэм широко распахнулись в удивлении, но стоило ей лишь начать понимать, что происходит, как отец сразу же отошел в сторону, и перед ней предстали четверо крепких мужчин племени с носилками в виде крытого красным покрывалом кресла. Нэмид в спешке усадили, подняли и вынесли наружу, входя в живой коридор из пришедших на свадьбу гостей.

И если мотивы грусти Канги были Нэм понятны и ясны — все родители немного тоскуют, выпуская своё чадо из гнезда, — то соплеменники, то и дело с нескрываемой горечью отводившие глаза в сторону, сбивали с толку. Они смотрели так, будто отдали ее на заклание, как барашка. Где ликование? Где ободряющие крики? Где улыбки? У Нэмид затряслись руки при виде Магны в этой мрачной сочувствующей толпе. Но… кто же тогда жених?

«Коридор» свернул влево, и Нэмид задохнулась, увидев на том конце Голдву со всем необходимым для обряда наготове, а рядом с ним… Хао, раздетого по пояс, расписанного красными символами. На его голове красовался большой парадный роуч.

«Что. За. Бред?!» — ужаснулась она, намереваясь немедленно спрыгнуть с кресла и умчать в обратном направлении. Однако тело имело своё мнение на этот счет, и потому осталось непреклонно сидеть на месте.

Носилки опустили на землю, и Хао, улыбнувшись, подошел ближе и протянул руки. Нэмид вжалась в кресло. Тогда он схватил ее за запястья и рывком поднял на ноги.

Мужчины затянули обрядовую песню. Голдва что-то бубнил, очень резво для своего возраста отплясывая круги. Затем пение и музыка смолкли. Вождь же завершил танец и, остановившись рядом с молодыми, принялся читать молитву Великому Духу, слова которой Нэм не могла осмыслить. Как и то, что Хао станет ее мужем.

Нет. Такого быть не может. Духи просто решили над ней пошутить.

Их руки со свежими порезами ритуального кинжала соединились, и Голдва связал их алой лентой. Хао склонился к Нэм для поцелуя, и она зажмурилась, не смея даже помыслить о том, что нужно поддаться вперед.

А затем услышала шелест деревьев и, открыв глаза, поняла, что вернулась в реальность. Нет. Это не может быть правдой. Не может, не может, не может!

Глотнув содержимое третьего бутылька, Огня, Нэмид едва сдержала рвотный позыв. Это был пепел, тщательно размешанный в какой-то зеленой жиже. Ей стоило больших трудов, выпить всё до последней капли. И, честно говоря, шаманка уже не была уверена, что сможет управиться с последними двумя стихиями.

Конечности ее будто одеревенели. Послышались щелчки, похожие на треск дров в догорающем костре. Открыв глаза, Нэмид увидела перед собой низкий каменный свод, очень похожий на те, что она видела в гротах недалеко от Добби, и поняла, что лежит. Ей хотелось осмотреться, однако голова не желала поворачиваться ни на градус. Попытки пошевелить руками, ногами и даже просто моргнуть тоже не увенчались успехом — ни одна часть ее тела не желала подчиняться. «Меня… парализовало?»

— П-прошу, не гневайтесь, г-господин, — послышался приближающийся суетливый мужской голос и стремительные шаркающие шаги.- Я в-ведь предупреждал, что что-то м-может пойти не так. — Над ней склонился лысоватый плотный мужичок, вытирающий платком пот с округлого лба и длинного носа. — В-всё еще может п-получиться!

«Может получиться» что?» — недоумевала Нэм, разглядывая этого незнакомого ей человека.

— Довольно, — холодно отчеканил второй голос, обладателя которого Нэмид тоже не смогла определить. Голова мужичка резко исчезла — кто-то оттащил его назад, и над ней навис — Нэм не поверила своим глазам: «Силва?». — Ты очень огорчил меня Иезекииль. — «Нет, не Силва. Голос не его». — Ты обещал вернуть мне Хоши, если я сохраню тебе жизнь, а вместо этого просто создал глиняную куклу с её лицом и надеешься, что это тебя спасет.

«Хао! Второе воплощение!» — осенило Нэм, и ее дрожь пробрала оттого, насколько точно унаследовал эти черты лица его потомок. Вот только Силва своим видом располагал к себе, а Хао, скорее, пугал: он, безусловно, был так же красив, но что-то в нем неуловимо отталкивало.

«Однако о чем он говорит? Вернуть Хоши?.. Глиняная кукла?..»

— П-понимаете, — залепетал мужичок. — С-с големами не всё так просто. Д-душа не всегда п-прикрепляется к оболочке должным образом. М-может, она была далеко, в одной из темниц Великого Духа — потому получился т-такой слабый эффект, н-но это — ваша Хоши! Уверяю вас!

Лицо Хао исказила звероподобная гримаса, и он обернулся, став к Нэм спиной.

— И ты еще смеешь настаивать на своём? Это не она, это оскорбление ее памяти. — Нэмид моргнула. — Ты просто мошенник, пытающийся манипулировать людьми, потерявшими близких. — Ей удалось шевельнуть пальцами правой руки. Немного, но это уже прогресс. — И я сожгу тебя дотла вместе с твоим пустым, как и вся твоя жизнь, творением.

Шаманку охватил неподдельный ужас и она забилась внутри холодной темницы почти недвижимого тела.

«Нет! Хао! Нет! Я здесь! Не делай этого!»

Асакура отошел, и в следующее мгновение Иезекииль вскрикнул, оказавшись рядом с Нэм. Он громко кричал, моля о пощаде, а она плакала, силясь дать знак, что она вовсе не пустая оболочка. Если бы Хао только взглянул на нее еще хоть раз, он бы всё понял! «Пожалуйста, Хао, пожалуйста!».

— Ха… — тихо вырвалось изо рта, но оно потонуло в вопле горящего Иезекииля, а в уже в следующую секунду пламя поглотило и ее.

От боли, разорвавшей внутренности, она потерялась в пространстве.

Нэмид лежала на боку, уткнувшись носом в землю, и всё плакала, плакала, плакала. Кел неуклюже гладил ее по плечу, но она будто бы его и не замечала. Только повторяла сквозь бессвязные всхлипы: «Я была там. Была».

Хао как зверь в клетке метался из стороны в сторону, то и дело бросая обеспокоенный взгляд на Нэм. Это он должен был сейчас ее успокаивать, прижимая к себе и шепча на ухо нежные слова, а дядя лишь усугублял ситуацию своими вопросами «что случилось?». Понятно, что случилось — что-то напугало и расстроило ее до истерики. Огонь — стихия страшная. Ничего хорошего от него ждать не следовало. Даже его самого, хозяина верховного духа этой стихии, иногда с него дрожь пробирала. «Беречься от огня» — так ведь сказал Кел про путь всего живого?

Наконец, Нэмид взяла себя в руки и, поднявшись, снова прислонилась спиной к тотему. Только остаточные судорожные всхлипы еще поднимались к горлу.

— Ты уверена, что хочешь продолжать? — с опаской уточнил Кел, и девушка, подняв на него красные от слез и смертельной вымотанности глаза, кивнула.

От бутылька «Земля» пахло ароматными кореньями. После разведенного пепла, Нэм опустошила его легко и даже с удовольствием. Это последнее испытание. Последняя стихия. И она справится.

На этот раз Нэмид оказалась совсем одна в сумеречном поле, очень похожим на то, где она и Рё встретили Хоши в чертогах её сознания. Она посмотрела в одну сторону, в другую, но пейзаж везде оставался одним и тем же — кругом вялая трава и сырая, хлюпающая земля, и им конца-края не видно.