- И тебе неважно, чего это может стоить?
- А разве мне есть, что терять?
- Твои слова только доказывают, что ты вообще ни о чем не думала – или просто обманываешь сама себя. Посмотри на меня. – Сандор подождал, пока она обратит на него все свое внимание и повторил все те слова, которые ранее твердил сам себе, бродя под дождем.
– Выслушай меня внимательно. Ты – из семьи Старк. Возможно, ты последняя в своем роду – роду, поколения которого тянутся в прошлое на тысячи и тысячи лет. Винтерфелл – это твой дом, место твоего рождения, твое треклятое наследство, наконец. Это все, что осталось от твоей семьи. Готова ли ты так просто повернуться к нему спиной и отбросить прочь, зная, какие невзгоды и тяготы ждут тебя впереди? Жизнь, которую, как ты говоришь, ты выбрала – нелегка, девочка. Один раз сделав выбор, ты будешь жить с этим до конца своих дней.
Пока Сандор произносил свою речь, лицо Сансы постепенно менялось. Он старался смотреть на нее и не думать о том, что чувствует сам. Согласиться с ее решением, не думая о последствиях, было бы безрассудством. А он уже давно не был тем, кто просто бездумно исполняет чужие приказы. И он выучил суровый урок, что каждое деяние имеет свою собственную цену. Пташке лучше узнать это пораньше, пока расплата не стала слишком велика и жестока.
Когда она наконец снова взглянула на него, глаза девушки были полны слез.
- Ты хотел бы, чтобы я вернулась в Винтерфелл, и мое будущее зависело от человека, для которого я - только дочь Эддарда Старка – со всем, что означает это имя? Ты хотел бы, чтобы я вышла замуж за мужчину, которого я никогда не буду любить так, как я люблю тебя? Ты сможешь быть рядом и смотреть, как я делю с ним ложе и воспитываю его детей?
- Откуда ты знаешь, что будет именно так? – возразил Сандор, зная в глубине души, что она говорит правду; так или иначе, ее выдадут за какого-нибудь лорда. Он вдруг понял, что даже честный человек избегает иной раз правды, если она слишком тяжела, чтобы принять ее.
- Теперь из нас двоих ты обманываешь себя – гневно ответила она, смотря прямо внутрь Клигана, как будто он был прозрачным словно стекло – Ответь мне, Сандор. Ты сможешь вынести это?
- Я дал тебе слово. Я твой, пока ты будешь нуждаться во мне.
- Нет! – крикнула она, качая головой, вся красная от гнева. - Не эти обеты ты мне давал! Ты поклялся, что останешься со мной до последнего вздоха. Так ответь мне! Ты хочешь видеть меня женой другого мужчины?
Пташка медленно, но неумолимо загоняла его в угол.
- Никто не может выдать тебя замуж против твоей воли - нашелся он наконец, но понял, насколько глупо прозвучали его слова и запоздало пожалел о том, что сказал. Но было слишком поздно - Сандор увидел это в глазах Сансы.
- В отличие от тебя, мне не так легко забыть свой брак с Тирионом Ланнистером.
Перед лицом ее разгорающейся словно огонь ярости и собственной злости, которая заворочалась внутри, словно дикий зверь в клетке, Сандор попытался закончить разговор мирно:
- Санса, довольно. Я не намерен ссориться с тобой из-за этого.
- Тогда ответь мне.
- Санса, - попытался урезонить ее Клиган, ласково, но настойчиво.
- Отвечай! Почему ты не хочешь ответить? Неужели мысль об этом так сильно пугает тебя, что ты не можешь говорить?
Терпение Сандора лопнуло, он сгреб девушку за плечи и подтащил к себе практически вплотную, встряхнул хорошенько и прорычал прямо ей в лицо:
- Эта мысль не пугает меня, девочка. Она приводит меня в бешенство! Ты что, мать твою, думаешь, я могу хотеть этого? Да я скорее вырежу себе глаза, чем увижу тебя с другим. Я уйду прежде, чем это произойдет. Но я не собираюсь быть и тем, кто отнимет у тебя Винтерфелл! Я не вынесу этой тяжести, когда в один прекрасный день ты поймешь, что ты бросила, и ради кого. Ради меня!
Сандор отпустил ее и отвернулся.
- Мне нечего предложить тебе, Санса. Только мой меч и мое сердце. То же, что и в первый раз, разве что я стал старше и, возможно, немного умнее. Но у меня по-прежнему нет ни титулов, ни денег, ни земель. Я могу служить тебе, но не более.
Санса сидела очень тихо и слушала его. Клиган ждал неизбежного – что она, наконец, поймет, что он прав и согласится с этим – как ей и следовало. Кажется, прошла вечность, прежде чем он услышал звук рвущейся бумаги, и она отбросила обрывки писем в сторону с еле слышным вздохом. Наконец она заговорила, - низким и торжественным голосом, каким произносят слова молитв.
- Если бы я думала, что есть хоть какой-то способ получить и то, и другое, то ничего другого я бы и не желала. Но это невозможно. Я мечтала показать тебе Винтерфелл, разделить его с тобой, мечтала, чтобы ты был всегда рядом. Я думала, что мы можем быть счастливы там. Но теперь - нет. В моем доме - чужаки, там не осталось никого из моих родных и тех, кого я любила. Это не то, чего я хочу. Знай, Сандор, те дни, что мы провели вместе, были самыми счастливыми в моей жизни. Ты можешь исполнить свои обеты и доставить меня в Винтерфелл, и я буду жить в его стенах. Но он никогда не будет моим домом без тебя. Дом – это там, где тебя любят. Мой дом там, где ты.
Неожиданно для него, Санса положила руку на плечо Клигана.
- Теперь ты - моя семья. И ты просишь, чтобы я променяла тебя на холодные каменные стены, и ради чего? Ради глупого чувства собственности? Или чтобы я опять превратилась в чей-то лакомый кусок? Я так мало значу для тебя, что ты готов просить меня отказаться от того единственного, что имеет ценность в моей жизни?
Сандор обнаружил, что не знает, как ей ответить, да даже если бы он и нашел слова – в горле стоял тугой комок, мешавший говорить. Все вдруг потеряло четкость, а в глазах закипали горячие слезы. Он знал, что не стоил того, от чего она с такой готовностью отказывалась ради него. Но он отчаянно верил, что когда-нибудь он окажется достойным этой жертвы. И больше всего на свете он желал стать тем человеком, которого он видел в ее сияющих глазах. Его охватил благоговейный страх при мысли о том, как много каждый из них был готов отдать ради счастья другого, и волна любви к Сансе затопила все его существо. Сандор не мог выразить это в словах, поэтому он просто повернулся к ней и положил голову ей на колени, обнимая ее. Одну руку она подложила под его щеку, а другой нежно гладила его по спине, и тогда тихое блаженство переполнило его до краев.
- Все хорошо, - шептала Санса, склоняясь к нему и прижимаясь щекой к его волосам. - Все хорошо.
Клиган не плакал с тех пор, как маленькая волчица бросила его на берегу Трезубца. Тот день оказался для него днем смерти и одновременно – началом новой жизни, и случилось это потому, что один человек нашел его и поверил в то, что он выживет. Сандор не знал, но предполагал, что и сейчас с ним происходило то же самое. Жгучие слезы благодарности и сожаления текли из его глаз, а внутри прокатывались волны боли, какую чувствует младенец, рождаясь на свет.
«Я найду способ вернуть ей все, что она дала мне» - поклялся он, когда слезы утихли, и он потянул Сансу, чтобы она легла рядом – «В пекло все. Я не отпущу ее. Она моя».
***
Начало рассвета застало их спящими в кольце рук друг друга. Не открывая глаз, они одними движениями удостоверились в том, что другой рядом и никуда не исчез. Постепенно легкая возня перерастала в ласки, и их движения сначала были медленными и тягучими, как вода. Все еще в полусне, они освободились от одежды и переменили позу.
Движения их тел были так естественны и безотчетны, что когда Санса полностью проснулась, Сандор почти вошел в нее, двигаясь плавно и глубоко. Он опирался на локти, прижимая ее бедра своими и заглядывая ей в лицо.
Девушка выгнулась, обнимая возлюбленного, и тихо застонала, когда он передвинулся, чтобы дотянуться до ее волос и начал их перебирать. Некоторые из свечей еще догорали, и в их свете он увидел ее сонные и чуть затуманенные глаза, полные нежности.
Сандор наклонил голову и начал целовать ее: лоб, щеки, кончик носа, подбородок, глаза. Под его руками и губами кожа Сансы была словно нежнейший бархат. Поначалу он двигался нежно, медленно и проникновенно. Санса подхватила его ритм, и теперь каждое соприкосновение их бедер обжигало, словно огонь; напряжение нарастало, оба начали двигаться быстрее, и он любил ее со всей силой и жаром, на которые только был способен. И наконец, пташка начала петь в его объятиях, и это была самая прекрасная мелодия, которую он когда-либо слышал.