- Следи за тем, чтобы ее лицо всегда было закрыто капюшоном, когда вы окажетесь на большой земле. Любой, кто будет смотреть достаточно внимательно, догадается, кто она. – посоветовал Старший брат.

- Красивая женщина? – хмыкнул Клиган.

- Да, и знатная к тому же. Ее кровь ясно видна в ней.

- Так и есть, - кивнул бывший могильщик.

- Теперь я понимаю, почему ты не мог остаться с нами.

Сандор обернулся к отшельнику и пристально посмотрел на него:

- А, так она тебя тоже зацепила, старик?

- Хотя я и изменил свою жизнь к лучшему, женщины такого рода всегда заставляют сердце биться быстрее. – Мужчины обменялись понимающими улыбками, и Старший брат вытащил из широкого рукава робы свиток, а потом протянул Клигану.

- Что это? – не шевельнулся тот.

- Карта.

- Не надо. Мы двинемся на север вдоль Синего зубца и перейдем реку до Близнецов. Я знаю дорогу.

- И все же она сослужит тебе добрую службу. Я отметил на ней гостиницы и дома по дороге, где всегда привечали бурых братьев. Если они не разрушены войной, вы всегда найдете там теплую постель и сытный ужин. Конечно, местные жители попросят кое-что взамен.

- Я знаю молитвы и благословения. Скажу все как надо, - уголок рта Клигана чуть шевельнулся в намеке на улыбку. Мужчина принял карту из рук отшельника.

- Хотел бы я это увидеть.

Сандор увидел, что отшельник как будто мнется, думая, стоит ли ему говорить или же лучше промолчать.

Наконец, Старший брат посмотрел на паром, потом опять на собеседника и решился:

- Я должен сказать тебе кое о чем.

- В чем дело?

- Я послал письмо Верховному септону. В нем я описал смерть Пса на берегах Трезубца, и что я был свидетелем его последних минут. Я рассказал о том, как исчез его шлем, и что тот, кто устроил зверства в Солеварнях, не был Сандором Клиганом. Конечно, это не сильно облегчит тебе путь – отсюда и до Перешейка тебя разыскивают за измену. Но я чувствовал необходимость исправить собственную ошибку. К тому же, кого бы я не нашел в тот день, и кто бы не был в Солеварнях, он – это не ты.

К горлу Сандора подкатил комок. Он мало что понимал в теплых чувствах. Ни его жизнь, ни его характер не оставляли много места для дружбы и привязанности – все это было похоронено в нем в тот день, когда он сгорел. Но здесь он обнаружил, что, несмотря ни на что, способность любить все еще с ним. И настолько, насколько он умел, Клиган любил человека, который сейчас стоял напротив. Не находя слов, он просто протянул отшельнику руку. Тот сильно сжал ее, и мужчины коротко, но крепко обнялись.

Воцарилось неловкое молчание. Сандор изучал землю под ногами, ругаясь в душе на собственную новообретенную мягкость, которой наградил его этот остров с его обитателями. Наконец, он поднял взгляд и посмотрел Старшему брату прямо в глаза.

- У меня есть вопрос - проворчал он.

- Какой же?

- Кто ты? Как тебя звали до того, как ты стал бурым братом?

- Что, «старика» тебе уже недостаточно? - поддел отшельник Сандора. Тот ждал, не обращая внимания. Старший брат наклонил голову вбок и сказал:

- Ты не поверишь мне, если я скажу.

- Это уж мне решать, - возразил Клиган.

Отшельник поколебался, и наконец, шумно выдохнул, решаясь на что-то.

- Ну хорошо – сказал он, потирая ухо – я из дома Личестеров, и был назван в честь деда моего лорда-отца. Его звали Григор – как и меня.

Сандор застыл на мгновение. Но потом изумление прошло, и он согнулся вдвое в приступе хохота. Хлопая себя по бедрам, он выговорил сквозь смех:

- Ну конечно! Как еще тебя могут звать! Охрененно, не правда ли: я потерял брата по крови, и обрел другого, каким и должен был бы быть тот ублюдок! - выпрямившись, он добавил – Ты ведь не собирался мне говорить, а?

- Вначале мне не казалось это разумным. А потом, время шло, и это было уже неважно. Пути богов неисповедимы, и ты для меня был таким же благословением, как, надеюсь, и я для тебя. Я желаю тебе всего самого лучшего – вам обоим. Да пребудет с тобой мир, Сандор, - тихо закончил Старший брат.

- И с тобой тоже, брат.

Сандор повернулся и зашагал вниз, чувствуя, как смотрит ему вслед своими темными глазами отшельник. Подойдя к парому, Клиган встретил голубой сияющий взгляд Сансы, которая улыбалась ему. Он ступил на сходни, чтобы встать рядом с Пташкой – с той, что была его спасением и избавлением.

========== Глава 13. ==========

Они были в пути всего пять дней, а Сандору уже хотелось убить ее. Или себя. Или даже обоих – он еще не решил.

Дело было не в том, что Санса была плохим попутчиком. Ему нравились ее дорожные рассказы: как правило, она говорила о Винтерфелле, о своей семье, о счастливых и невинных временах. Он слушал: ему рассказывать о счастливом детстве было нечего.

В ответ он делился с ней историями о времени, когда он был оруженосцем и начал участвовать в турнирах – кажется, девушке это понравилось. Но они закончились, и тогда он стал рассказывать о войнах и сражениях - с его точки зрения, разница была невелика. Как-то раз он рассказывал ей о кровавом мятеже треклятого Грейджоя и так увлекся подробностями, что, не сразу заметил, что она слушает его в полном молчании. Мужчина оглянулся и посмотрел на нее – лицо девушки было бледным как снег в темном овале капюшона.

Теперь он рассказывал ей о придворных интригах, и его смешило, как она прикрывает рот ладонью, слушая наиболее непристойные из его баек. Но он видел, что она прячет улыбку, а в ее глазах пляшут искорки, и был доволен, что ее так легко развеселить.

По вечерам, когда они разбивали лагерь, Сандору было не на что пожаловаться – Санса охотно помогала ему: она собирала хворост, никогда не пропадала из виду и умела поджарить кролика или рыбу на ветках над маленьким костерком, в свете которого ее волосы начинали походить на языки пламени. Он показал ей, как ухаживать за лошадью - смирным серым в яблоках иноходцем, и с затаенным восхищением смотрел, как быстро она завоевала симпатию Неведомого. Постелью им служили плоские соломенные тюфяки, а одеялами - шкуры. Они ложились рядом, но не прикасаясь друг к другу, и каждую ночь Сандор клал между ними свой меч.

Послушание Сансы тоже пока было безупречным. Еще когда они плыли на пароме, Сандор объяснил ей правила их путешествия, и ему не пришлось повторять дважды: «Ты будешь закрывать лицо капюшоном, когда мы будем ехать верхом» - говорил он ей – «и если по дороге нам кто-то встретится, будешь держать голову как можно ниже. От тебя не должно быть не слышно ни слова, ни даже звука – ты приняла обет молчания. Держись рядом со мной. Если попадем в беду, слушай меня и делай то, что я скажу. Если я велю тебе бежать, то ты побежишь, так быстро и так далеко как сможешь. Ты теперь не знатная дама, ты даже не женщина. Ты послушник на службе у Семерых, безропотный и безмолвный как попрошайка. Ты поняла меня, девочка?».

Она серьезно кивнула и обещала слушаться.

По мнению Клигана, она была не из тех, кто жалуется, хотя долгие дни в седле и холодные ночи на твердой земле никому еще не давались легко. После целого дня верхом даже он чувствовал, как все тело затекает, и вечером приходилось разминать деревянные руки и ноги. Санса и вовсе не привыкла к долгой езде, они редко останавливались, но она почти не возражала.

Подводя итоги, Сандор, счел, что такой компаньон, как она, доставляет очень мало хлопот. Будь она кем-то другим, подобные размышления даже не пришли бы ему в голову. Вот только она не была кем-то другим. Она была его маленькой пташкой, и как он ни старался, не мог найти ни единой трещинки, которая позволила бы ему разбить преграду между ними. Это была стена попрочнее каменной.

Раньше, в Королевской гавани он знал, как и чем поддеть ее, чтобы она показала свое истинное лицо; редкие проявления волчицы в девушке – одновременно яростной и нежной - вызывали у него жгучее любопытство. Но это умение в значительной степени подогревалось вином и безрассудной жестокостью. Теперь же у него не было ни того, ни другого, и Сандор находил, что так даже лучше.