И голос Улликеми, жуткая гармония, сдавил мои мышцы рук и ног, зубы стучали, как у скелета.
«Буревестник!»
«О, нет».
Видение Улликеми отпустило меня, зеленые и синие пятна пропали, и я видела обычное пасмурное небо Портлэнда.
Что дракон со мной сделал? Использовал против меня видение снов баку?
— Улликеми знает имя Буревестника, — сказала я, горло болело. — Я предала его.
— Кваскви заберет твою рыбку, — сказала Кену женщина в юбке.
Я сморгнула слезы, поднесла руки к лицу, но они были в городской слизи. Я поднялась на колени.
Два лысых парня лежали на мокром тротуаре, их руки были выгнуты под неестественными углами. Кен еще стоял, напоминал снеговика, а не кицунэ. Дыхание женщины в блестящей юбке покрыло его слоем блестящего инея. Он не двигался.
В паре футов от нас собрались полукругом туристы, глядели и шептались между собой, делали фотографии, словно это было уличное выступление.
Где копы?
Женщина в юбке приближалась.
— Она подвергает нас опасности, кицунэ. Она предала Кваскви, а теперь Буревестника. Кваквакавакв, Берег, Хайду и Цимшиан не оставят Буревестника из-за нее!
Стуча блестящими зубами и выдыхая холодный ветер, женщина приближалась ко мне, крупная как для старушки, которой она казалась.
— Жизнь маленькой баку будет платой.
— Не трогай ее, — сказал Кен, но его голос был человеческим и слабым.
Почему он не двигался?
Паника охватила меня. Я не могла позволить людям Кваскви забрать меня, мне нужно было добраться до фонтана Скидмор и заставить Кваскви выполнить обещание отдать папу.
— Рыбка моя, — проворковала великанша, склонилась и сжала когтистыми ладонями мое горло.
В куртке заиграли первые аккорды пятой симфонии Бетховена. Рингтон Марлин. Я не подведу ее. Не подведу папу. Я не дам этой карге задушить меня в сточной канаве.
Нет.
У рыбки были козыри в рукаве. Женщина в юбке тянула меня по тротуару за горло в сторону Старбакса.
Я потянулась к ее запястьям, и она напряглась, лишая меня воздуха. Все потемнело перед глазами, но я не пыталась убрать ее руки со своего горла, как она думала. Я впилась ногтями в ее запястья и крепко держалась.
Пожиратель снов.
Кен звал себя запятнанным.
Какой стану я, проглотив ее фрагмент? Кровь шумела в ушах, сердце билось быстро, сбиваясь.
Выбора не было. Я потянулась к фрагменту карги, который уже покалывал в моих пальцах.
Кедры в снегу, острые горы и бесконечный вой ветра. Горько-сладкий вкус крови на языке и медведи среди озаренных луной ветвей, скрипящие кустами.
Дзунуква, голый и бледнокожий монстр Кваквакавакв, пожиратель детей, даритель богатства.
Ее фрагмент о себе, который она видела каждую ночь. Она давила на мои плечи и грудь как мешки с рисом.
— Я тебя знаю, — выдохнула я, и фрагмент погрузился глубже.
Пожиратель снов.
Уголек стал раскаленным металлом, обжигал удовольствием. Мышцы сжимались на спине. Я выгнулась, как тетива, пронзенная тысячью огненных игл.
Дзунуква вздрогнула, отпустила меня и поднесла свои ладони, красные от моей крови, к вискам. Она закричала, пятясь.
Я встала на ноги, вытянула руки, рыча, как медведь.
Уголек пылал, жар двигался по каждому позвонку к месту, где шея переходила в спину, пульсируя ритмом в голове. Как в прошлый раз, когда я забрала фрагмент Улликеми, чтобы сломать силу Хайка, давление грозило разбить мою голову.
Дзунуква выпустила порыв ледяного воздуха, и он закружился, поймав нас в снежную бурю. Я едва это замечала. Старуха не была опасна. Она сжималась а земле, жалкий мешок костей. Я была Пожирателем снов. Я…
— Кен? — я пошатнулась от невыносимого давления. Что я наделала?
— Поймал, — послышался голос Кена, я ощутила его руки на талии. Через миг он отпустил меня с воплем боли. — Ты горишь.
— Я не… — органы давили на грудную клетку, как воздушные шары.
Буря Дзунуквы растаяла, стала мокрым снегом. Она согнулась, бледная, мелкие блестящие зубки дрожали на ее юбке.
— Ты пролила первую кровь, — выдохнула старуха. Одна когтистая рука резко взмыла в воздух, и снег упал на землю, становясь маслянистыми темными лужами. — Ты забрала мою силу и сделала ее магией смерти.
Острый нож, нет, клык размером с мою ладонь, но опасно заточенный, появился в ладони Дзунуквы. Глаза сияли опасной синевой, она взглянула на меня, вдруг став не такой слабой, какой казалась.
— По закону я могу забрать твою жизнь.
— Нет, — Кен толкнул меня за него. — она не полностью Та, она не скована как мы.
Все давление должно было куда-то уйти. Фрагмент Дзунуквы был не таким и трудным. Не как у Хайка. Два. Во мне было два фрагмента Тех. Я еще не ощущала никогда такую силу.
Но магия смерти? У меня?
Дзунуква бросилась с клыком. Кен повернулся в сторону, отталкивая меня от нее.
Бизнесмены и туристы с картами подошли ближе, восклицая с опаской про снег. Кто-то в лиловом велюре и кроссовках не дал мне упасть.
Элиза.
— Слезь с меня, — сказала она, отталкивая меня. Но ее пальцы задели голую кожу моей шеи.
Роща кедров в скрытой долине, дым поднимался от костров в безопасности и тенях горы Рейнир.
Еще фрагмент в добавок к Улликеми и Дзунукве.
Моя голова взорвалась.
Краски вспыхнули перед глазами, и земля накренилась под моими ногами. Из легких вылетел весь воздух.
Я дышала с болью, из меня вылились отчасти переваренные бобы с соусом, и все — на кроссовки Элизы.
— Черт! — она пнула меня.
Стало слышно, как рвется ткань.
— Осторожнее, — Кен разорвал свою рубашку. У меня все так расплывалось перед глазами, что я видела только странную черную метку на его груди. — Будешь рассказывать Вестнику о законе Тех?
— Убийца, — сказала Дзунуква. — Кваскви не позволит букашке Совета портить наши традиции.
— Это не конец, чудачка, — процедила Элиза и с силой пнула меня в живот. Я отклонилась, голова ударилась о кирпичный стол. Все почернело. Я пыталась вдохнуть, рот был раскрыт, как у рыбы вне воды.
Ладонь на моем локте. Я вздрогнула.
— Все хорошо, Кои. Это я, — сказал Кен.
— Что происходит?
— Старушка уходит. Пока что они сдались. Нам нужно добраться до фонтана Скидмор, — сказал он.
— Я не могу. Не вижу, — я сжала его расстегнутый воротник. Моя ладонь задела кожу на его груди.
Я снова вздрогнула. Больше не было фрагментов. Я была истерзана под гудящей кожей. Даже безобидные сны Кена о беге по лесу могли порвать оставшиеся связи между моими клетками.
— Все хорошо, — сказал он. — Теплое дыхание щекотало мою щеку, его губы коснулись кожа возле моего уха. Кожу покалывало, и ощущение от шеи пробежало к рукам.
— Кен, — сказала я. — Не трогай…
Ничего. Ничего не было. Ни фрагмента. Ни сна о четырех лапах, бегущих среди вечнозеленого леса.
Я перегорела? Как-то выключила это?
Его рот пропал, но он прижался лицом к моей шее, обвил меня руками, прижимая меня к груди, хоть я и была в грязи.
Я медленно провела ладонями по его плечам, ощущая вязкость, которую пыталась не замечать. За его шеей я сцепила их на голой коже.
Просто кожа. Без фрагмента. Не нужно бояться. Он согревал меня в этой тенистой тьме. Мир мог рушиться. Впервые в жизни я расслабилась при ком-то другом, обжигающие слезы лились свободно.
— Ты в порядке, — прошептал он в мое горло, где пульсировал мой пульс. — Все будет хорошо.
— Что-то сломалось, — сказала я.
Кен поднял голову, прижимая ладони к моей спине.
— Мне пришлось… взять кое-что у той старухи. Не сон. Что-то вроде видения. Думаю, я перегружена. И я не могу видеть.
Воздух пронесся перед моим лицом.
— Ты это не видишь? — сказал Кен.
Я покачала головой.
— И теперь, когда мы соприкоснулись, я не получила от тебя фрагмент.
Мышцы шеи Кена напряглись. Он отпустил меня, накрыл мои сцепленные ладони своей, осторожно разжимая мои пальцы.
— Едет трамвай, — сказал он. — Нам нужно сесть в него.
