Я сделала заказ и заплатила, отошла к нервному Кену. Он разглядывал бизнесменов, идущих к офисным зданиям, туристов и даже группу девушек из католической школы, хихикающих и делающих селфи.

Жутко и напряженно. Но раздражение покинуло меня, когда я нуждалась в нем. Кен не шутил, говоря, что переживает из-за Кваскви. Я не хотела думать о причине. Кваскви был со мной почти милым. Я обманывала себя, думая, что поэтому он не навредит мне?

Марлин сказала бы мне терпеливым голосом умной сестры, что я была склонна доверять лицам людей, не задумываясь об их намерениях.

— Двенадцатый! — сказала кассир, смахнув рыжую челку с глаз. Она хмуро глядела на меня. Значит, назвала мой номер не в первый раз.

Я вздрогнула и забрала свой бурито, ладоней едва хватило, чтобы обхватить набитую фольгу, обжигающую пальцы.

— Теперь, — Кен посмотрел на бурито с укором, — нужно поговорить о важном, — он повернул меня к Старбаксу, заговорил старым японским, вежливым, но с вкраплениями диалекта Хераи. — Та женщина в платье с блестящими кусочками и ее юный спутник — Те из племен, что поселились тут до европейского вторжения.

Я моргнула и ответила на английском:

— Так у тебя есть что-то типа Те-дара?

— Дара? — повторил Кен и ткнул меня локтем.

— Ладно, я буду говорить на японском, — сказала я. — Ты думаешь, Кваскви хочет схватить меня?

— Я полностью осознаю, что он уже совершил бы это, если бы тебе не повезло оказаться со мной.

Он звучал так официально и старомодно, когда так говорил, и это не вязалось с высокими скулами и спутанными, как у модели, волосами. Это как если бы одна из учениц католической школы стала читать Шекспира.

Я подавила улыбку. Кен был ужасно серьезен, но это было мило. Укол боли в виске напомнил о бурито. Я стала разворачивать его. Пожирание снов вызвало сильное желание съесть настоящей еды. А его милый вид мог быть иллюзией. Сколько ему было лет?

— Нам нужно направляться к месту встречи, — сказал Кен. — Ты сможешь поесть в автобусе?

— Конечно, — я снова заговорила на английском. — Но он знает, куда мы идем. Мы не сможем оторваться.

— Твои слова верны, но, хоть Кваскви не обещал безопасный путь, он связан уговором встретиться в указанном месте и привести твоего отца. В этом месте такого преимущества нет.

Я жевала фасоль с чесноком и томатным соусом. Вдруг чеснок на языке стал кардамоном. Я сплюнула и уронила бурито на землю.

— Улликеми! — сказала я.

Глава одиннадцатая

Кен привел меня к автобусной остановке, и мой бурито остался на земле у ног любопытных зевак.

— Я все еще голодна! — сказала я.

— Этот автобус отвезет нас к месту встречи? — сказал он на английском.

— Нет, но мы можем сесть на трамвай до фонтана Скидмор. Он под навесом, дождь нас там не заденет. Это же важно? Не попадать под дождь?

И трамвай выехал из-за угла.

— Оставайся передо мной, — сказал Кен.

Женщина с блестящей цыганской юбкой, школьница-блондинка и два лысых парня в спортивной форме быстро шли к нам.

Не просто блондинка. Элиза из класса Канэко-сенсея, и она явно указывала в мою сторону и быстро говорила, скалясь. Что? Она была в команде Кваскви? Вопросы и дождь тянули мои плечи вниз. Как давно Элиза следила за мной в классе Канэко-сенсея.

Я ощущала теперь панику, как Кен, сердце колотилось, любопытный серый шум появился по краям глаз. Боль в висках превратилась в пульс, сдавила мою голову.

Странная зеленая аура окружила приближающийся трамвай. Я моргнула и отпрянула в твердую грудь Кена.

— Кои, — прорычал он.

Я потерла глаза кулаком, оглянулась за плечо Кена и увидела, что зеленая аура обрамляла все предметы в округе. Все, кроме женщины в блестящей юбке, которая была теперь в паре футов от меня.

Она подняла руки, показывая ладони.

— Кицунэ, не глупи, — сказала она.

— Кваскви нарушает уговор?

Элиза захихикала, как капитан болельщиц.

— Вы нарушили его первыми.

Зеленая аура стала ярче, отделилась от предметов и собралась в сияющий ком между мной и открытой дверью трамвая.

Улликеми. Собирался из дождя с запахом кардамона. Но как змей стал таким сильным? Хайк снова убил?

Я попятилась сильнее, врезалась в неподвижного Кена.

— Мы просто хотим привести девочку к ее отцу, — сказала Блестящая юбка. Боже. На ее юбки были не кусочки зеркала, а зубы, отполированные до блеска.

— Не подходите ближе, — сказал Кен.

Элиза побелела от приказа в его голосе, ушла с прямой линии огня, встав отчасти за одним из кирпичных столов, где летом люди играли в шахматы.

— Но я люблю маленьких девочек, — сказала женщина, широко улыбаясь, показывая острые жемчужные зубы.

Я сжалась.

— Рыбка, маленький карп, такой яркий и блестящий, — она сжала губы, красные на фоне бледной кожи, и подула. — Ху-у-у-у, — звучало ее дыхание. Леденящий ветер среди кедров. Он окружил меня, подавляя запах Улликеми ароматом дыма, покалывая.

Пассажир с велосипедом в руках смотрел из открытой двери трамвая, озаренного зеленым из-за присутствия Улликеми.

Две точки раскаленной бирюзы вспыхнули в зеленом тумане, и в ответ боль пронзила мои виски. Кен поймал меня под руки, мои колени подкосились.

— Улликеми, — выдавила я.

— Не глупи, — прорычал Кен. — Отступай.

— Ху-у-у-у, — снова выдохнула женщина, и ее дыхание смешивалось с зеленым туманом, делая его светлее. Кардамон на миг пропал, но дыхание женщины лишило тепла каждую клеточку моего тела. Я рухнула у ног Кена в сточную канаву улицы Ямхилл.

— Глупые туристы, — услышала я пассажира, двери трамвая закрылись, он поехал, скрежеща колесами.

Иней белел на Кене. Он зарычал, скаля клыки, которые соперничали с зубами женщины по остроте, на его ладонях появились опасные бежевые когти.

Лысые парни встали стеной за блестящей женщиной, готовые порвать Кена.

Туман Улликеми отделился от дыхания женщины. Кардамон резко вспыхнул у меня в носу и горле. Щупальце зеленого тумана вылетело из основной массы, пробовало воздух… искало.

Щупальце целилось в мое лицо, словно пришелец в фильме ужасов. Я закрыла рот руками, серый шум поглощал все сильнее мое зрение.

Холод подул на мою спину, сообщая, что Кен бросился прочь. Слева донесся стук и жуткий звук рвущейся плоти.

— Улликеми, — охнула я, туман проник щупальцем в мое горло. Сверху вспыхнула молния, раскалывая мою голову.

В брешь полилась глубокая синева, сокращающиеся мышцы и изгибающаяся длина, и я изо всех сил пыталась дотянуться до золотого тепла, сверкающего на поверхности океана…

Легкие вобрали воздух, и на миг кислород наполнил мою грудь, выталкивая Улликеми из моей головы. Серый шум пропал. Я различила Кена, стоящего над телом лысого парня, он прикрывался вторым, чья футболка была изорвана и в крови, как щитом. Женщина с блестящей юбкой, казалось, стала выше и тоньше.

А потом, словно хлынула волна, вернулся Улликеми, заполнил меня, прижимаясь к моей коже, мое смертное тело не могла выдержать желание получить золотое тепло. Тепло было мучительно вне досягаемости надо мной/нами, пока мы неслись вверх изо всех сил, к сияющему занавесу, где вода встречалась с воздухом. Мой рот широко раскрылся, болел от напряжения, и я вырвалась из воды с могучим рыком, клыки щелкнули на хвосте золотого света, тепло радостно вспыхнуло у моего рта, стекло в мое горло.

Фрагмент? Нет, скорее живое видение. Я извивалась в сточной канаве, ладони бесполезно сжимались. За закрытыми веками я пыталась рисовать кандзи, но чернила становились зелеными. Голод Улликеми сдавил мое горло, пока он силой запихивал в меня видение. Я падала в синеву в длинном теле водного дракона.

Хлопающие красно-золотые крылья и пронзительный крик орла пронзили золотое тепло. Острые когти терзали мою спину. Рот болел от пустоты, я падала в воду. Орел завопил снова, смеясь.

Я застряла в видении Улликеми, и имя нашего врага бурлило на глубине, где я его спрятала. Он дразнил нас, Буревестник не давал нам получить тепло солнца!