– В самолёте сейчас вообще не очень воруют, – продолжал объяснять дядя Миша. – А знаешь почему?

– Потому что самолёт могут себе позволить только обеспеченные люди? – предположил Ярослав, почти дословно процитировав маму.

Дядя Миша рассмеялся:

– Ну нет, брат. Честность и обеспеченность – это как клубника и горчица. Совсем разные вещи.

– А тогда почему?

– Всё просто. Билеты именные. Сколько нас здесь? И все мы пересчитаны по документам:

по паспортам, по свидетельствам о рождении. И за каждым закреплено конкретное место. К тому же все мы тут друг у друга на виду, а бродить по самолёту как-то не принято. При таких условиях вору довольно тяжело работать, согласись. Вот разве ты оставишь без присмотра что-нибудь совсем маленькое: телефон там или плеер. Что можно быстро и незаметно в карман сунуть, проходя мимо. Тогда, конечно, некоторый риск есть. Но и он невелик. Не догадываешься почему?

– Почему?

– Потому что по статистике честных людей гораздо больше, чем нечестных. – Дядя Миша опять улыбался, и его всклокоченная борода от этого смешно топорщилась. – Не важно, обеспеченные они или нет, в самолёте они летят или идут по улице. Важно, что воровство для них не является нормой поведения, а считается всё-таки отклонением от нормы.

– Получается, люди не воруют, потому что знают, что это плохо? – спросил Ярослав.

– Вроде того… Не так уж просто заставить себя совершить преступление, даже самое малюсенькое… Так что давай-ка свой рюкзак, а то стюардесса возвращается и сейчас будет нас ругать.

Ярослав наконец-то расцепил руки и позволил дяде Мише убрать вещи на багажную полку. Оставил себе только планшет, чтобы поиграть после взлёта, и смартфон в кармане.

– Пойми правильно, Ярослав, – сказал дядя Миша, усаживаясь на место. – Я вовсе не утверждаю, что осторожность не важна и ничего не значит. Просто всё хорошо в меру, согласен?

Ярослав пожал плечами.

– Люди всякие бывают, тут твоя мама совершенно права. Но не доверять всем сразу и постоянно – это, пожалуй, перебор… Ты уж не обижайся. И не думай, будто я тебя воспитывать пытаюсь, ты достаточно взрослый, чтобы самому разобраться.

На этих словах самолёт тронулся и порулил на взлётную полосу.

Во время взлёта дядя Миша опять уснул – ну и силён же он был спать в самых неподходящих условиях! А Ярослав сидел и думал о нём. Странный тип. Вернее, не так. Он ведёт себя странно, не как папа с мамой, но никакой он, кажется, не «чудик». Голос не повышал, мораль не читал, не нудил «подрастёшь – поймёшь», а раз – и за три минуты убедил. И это его, Ярослава, про которого мама всегда (и справедливо) говорила, что он упрямый как осёл! Чудеса, да и только! Вот интересно, он правда считает его взрослым или так, подлизывается?

Мама дала Ярославу денег на такси от аэропорта и до самого музея-заповедника даже с запасом, потому что «устанете с дороги и чтобы не мотаться, а то дядя Миша с тётей Мариной не могут себе позволить».

Мама вообще очень любила эту тему – когда кто-то из знакомых не мог себе что-то позволить, чего они с папой могли. Стоило купить новую вещь – гитару ли для Ярослава, или ноутбук, или домашний кинотеатр, или ещё что-нибудь, как начиналось… Ярославу от таких разговоров всегда становилось неудобно. Ну то есть это было здоро́во, конечно, что они могут себе позволить, но вот в школе, например, учительница подобные разговоры сразу пресекала, объясняя, что приличному человеку материальными благами хвастать стыдно. Да и нематериальными тоже. Хвастаться – это дурной тон.

Он однажды, ещё давно, попытался выяснить, отчего мама ведёт себя так. Спросил:

«Мам, хвалиться плохо?»

«Очень плохо», – сразу согласилась мама.

«А почему же ты всё время… – Тут Ярослав замялся, ему показалось, что он сейчас говорит что-то не то, но остановиться уже не смог, выпалил: – Почему ты всё время хвалишься?»

«Я?! – Мамины аккуратные брови полезли вверх. – Это когда же я…»

Ярослав совсем смутился. Стал бормотать под нос:

«Ну… это… вот когда фотоаппарат… Ты ещё сказала, что какой-то дяденька у тебя на работе о таком мечтает, но не может… не может себе позволить, потому что у него семеро по лавкам…

И ещё когда, помнишь, тебе папа шубу подарил…» Мама расхохоталась:

«Ярослав, дорогой! Но с чего ты взял, что я хвалюсь? Я ведь правду говорю. Чистую правду!

А люди, когда хвалятся, они всегда пре-у-ве-ли-чи-ва-ют».

Тут Ярослав совсем запутался, почувствовал себя маленьким и глупым. Вроде бы мама всё так хорошо объяснила, а всё равно что-то в её объяснении было не так. Только он не мог уловить, что именно. Поэтому больше подобных разговоров не заводил: себе дороже.

…После самолёта он заикнулся было дяде Мише про такси, но тот сказал:

– Вот ещё. Тут на маршрутке меньше часа!

И они поехали на маршрутке.

Чемодан туда еле поместился и всё норовил укатиться по проходу в конец салона: у него были классные колёса, которые никогда не заедали. Так что дяде Мише пришлось всю дорогу его ловить, и он Ярославу едва все ноги не отдавил этим чемоданом. Ну почему в самом деле не поехать на такси? Зачем было так мучиться? Ужасная глупость!

Дорога тянулась с холма на холм. Временами маршрутка подпрыгивала, как гигантский кузнечик, и её выносило на встречную полосу. Она неслась под горочку, чемодан – бум! – с разбегу тыкался дяде Мише в коленки, потом немножко притормаживала и ползла вверх – чемодан под собственным весом уезжал на расстояние вытянутой дядь-Мишиной руки и стукал по ногам уже Ярослава. Кроме того, дядя Миша держал свой рюкзак, обняв его другой рукой, – прямо как настоящий эквилибрист из цирка. Он вместе с рюкзаком подпрыгивал на поворотах чуть не до потолка, и Ярослав на своём сиденье подпрыгивал. Не маршрутка, а «американские горки» какие-то. Хотя всё равно ведь не Диснейленд…

Дядя Миша сидел спиной к водителю, в первом ряду, а Ярослав напротив, на отдельном кресле у окошка. За окном ничего особенного: трава как трава, деревья как деревья, деревни как деревни. Иногда попадались какие-нибудь козы или коровы, поодиночке и толпой, – но что он, коров не видел, что ли? Подумаешь!

Довольно скоро маршрутка остановилась посреди дороги, Ярослав с дядей Мишей выгрузились на обочину и тронулись в глубь леса. Тропинка была утоптанная, но чемодан по ней всё равно нормально ехать не хотел и заплетался всеми четырьмя колёсами.

– Да, брат… Так мы с тобой два часа до места идти будем… – сказал дядя Миша и легко подхватил строптивую ношу за бочок. А чемодан-то был тяжелющий, мама туда много чего положила – на все случаи жизни!

«Ничего себе, сильный какой!» – подумал Ярослав уважительно. Хотя по виду не скажешь, скорее наоборот.

Он старался идти с дядей Мишей в ногу, только у него плохо получалось. Тот шагал широко, по сторонам не зевал, о корни не спотыкался – сразу было видно, местный человек.

– Дядь Миш, а это мы где? – спросил наконец-то Ярослав.

Они уже минут пять шли, и идти уже надоело, а лес всё не кончался, и никакого жилья вокруг видно не было.

– Это музей-заповедник, – ответил дядя Миша через плечо. – Архитектурно-этнографический.

– Где же тут архитектура? – Ярослав огляделся: кругом торчали одни берёзки да ёлки.

– Погоди, будет тебе архитектура, – заверил дядя Миша.

– А ты… то есть вы… тут работаете, да?

– Можешь говорить мне «ты», без проблем. – Дядя Миша остановился, поставил на землю чемодан и рюкзак (рюкзак немедленно упал). – Нет, Ярослав. Работаю я в городе. В университете преподаю. А здесь работает моя жена, она же твоя родная тётя Марина. Ну что, пойдём дальше?

Ярослав растерянно кивнул. Он-то всё время думал, что дядя Миша «чудик», а тот, оказывается, преподаватель!