– Такой на примете уже есть, – с таинственным видом сообщил Деревенко.

– Кто же это?

Но доктор только усмехнулся.

– Ага! – заявил Волков.– Значит, уже знаете! Значит, переворот готов, и Директории эсеровской конец. Но кто на роль цезаря?

Чемодуров тоже вопросительно уставился на Деревенко, но доктор молчал, усмехаясь.

– Знаю! – Волков хлопнул себя по лбу. – В Директории один настоящий военный – адмирал Колчак. Опять-таки, фигура широко известная, его и за рубежами знают. Угадал?

– Угадали.

– Но это ведь хорошо!

– Колчака назначает диктатором не народ, не русская армия или русская политическая сила. Его в диктаторы тащит генерал Гайда при поддержке союзников.

– Чем же вы недовольны?

– Подумайте: не только диктатору легче управлять страной, нежели парламенту. Но диктатором и манипулировать легче, чем парламентом или правительством. Теперь угадайте с одного раза: чьи команды будет выполнять Колчак, если за ним только одна сила – иностранная? Казачки наши или отряды оборванцев, каких мы только что видели, никакой военной роли не сыграют. А сильную русскую армию никто Колчаку создать не даст.

– Значит, в будущем… – начал Волков.

– Никакого будущего! – перебил Деревенко. – Не тешьте себя иллюзиями.

– Как же вам не стыдно, Владимир Николаевич! – вдруг обиделся Волков.

– Я позволил себе что-то неприличное?

– Такое настроение было счастливое, а вы в две секунды его сбили.

– Но позвольте, Алексей Андреевич, – запротестовал Деревенко. – Я только отвечал на ваши вопросы. А выводы делайте сами.

– Именно – всего лишь отвечали на вопросы… Но даже если победят большевики и выгонят Жанена с его Гайдой и всеми иностранными грабителями, все равно: с Лениным и Троцким я лично ужиться не смогу. Слишком мы разные. А вы?

– Боюсь, что и я, как вы… – начал доктор. И вдруг воскликнул: – Смотрите, что творится!

Он остановился около небольшой харчевни. Над её дверью двое рабочих приколачивали новую вывеску: «Русская чайная. Знаменитые филипповские булочки прямо как из Москвы».

– Московские, филипповские… – растроганно произнес он. – И как раз сегодня. Неужели, правда? Хорошая примета. Зайдём, что ли, господа? Угощаю.

Боевые будни чехословацкого легиона в Сибири

ОФИЦИАНТ поставил на стол графинчик монастырской водки, блюдо маринованной тонко нарезанной стерлядки, обложенной синими кольцами остро-сладкого лучка. Когда перешли к чаю, принёс деревянное блюдо со сдобными булочками. Они пахли горячей корицей и счастливой довоенной жизнью.

– Настоящие? – строго осведомился доктор Деревенко.

– Иных не бывает! – заверил официант.

– Да как же они из Москвы сюда попали? Ленин, что ли, вам прислал? Товарищ Ульянов? Или главный чекист товарищ Дзержинский?

– Тоже скажете, сударь, – обиделся официант. – Мы и печём. Потому и на вывеске написано: «как из Москвы», а не «из Москвы».

– Хитрецы, нечего сказать! А рецепт филипповский? – продолжал доктор. – Или тоже, «как у Филиппова»?

– Уж не сомневайтесь, ваша милость. Рецепт подлинный, московский.

– Значит, булки у вас с тараканами! – грозно заявил доктор.

Официант в ужасе отшатнулся:

– Отчего же вы, сударь, этакое говорите? И себя огорчаете, и нас обижаете! Изюм это, самый настоящий изюм – из Персии! Приглашаю вас на кухню и даже на склад посмотреть и убедиться. Извольте.

Доктор Деревенко расхохотался. И спросил у Волкова с Чемодуровым, которые озадаченно притихли:

– Знаете, конечно, как появились филипповские булочки?

Оба не знали.

– При окаянном самодержавии, – начал Деревенко, – за качеством продовольствия и за ценами – чтоб лезли не вверх, а только вниз – следили городовые. Однажды в булочную Ивана Филиппова, которая на Тверской, явился околоточный и потащил хозяина в участок. А там, на столе начальника квартала лежит его, Филиппова, булка, сдобная, ещё горячая.

Только вот торчит из булки чёрный запечённый таракан.

– Тараканами людей кормишь, мерзавец? – загремел квартальный. – Сейчас же тебя в холодную на месяц!

У Филиппова была только секунда на размышление.

– Где вы таракана увидели, ваше благородие? – обиделся он, да так натурально обиделся. – Изюминка это!

И не успел квартальный слова сказать, как Филиппов выковырнул таракана из булки и съел.

– Вкусная, сладкая изюминка. Напрасно отказались, ваше благородие.

– И с каких же пор ты печёшь булки с изюмом? – подозрительно осведомился квартальный.

– С сегодняшнего утра. Сейчас пришлю вам свеженьких к чаю, на пробу.

Примчался Иван Филиппов к себе и приказал весь изюм, какой только найдётся, немедленно высыпать в чан с тестом и послал купить ещё. Так что замечательными булочками мы обязаны безымянному московскому таракану.

– И смекалке булочника, – добавил Волков, усмехнувшись. – Нет чтобы тараканов вовремя вымораживать…

На всякий случай, внимательно осмотрев свою булочку, Чемодуров спросил доктора:

– А что, Владимир Николаевич, разузнал уже капитан Малиновский о семье государя что-нибудь? Вам известно? Куда их вывезли?

Деревенко неторопливо набил трубку, раскурил её и сказал неторопливо:

– Ничего толком не известно. Главное, нет следователя. Точнее, есть – Наметкин Алексей Павлович. Но приступать не желает. Упёрся, требует официальную бумагу – постановление прокурора. Так, дескать, по закону положено.

– По какому? – осведомился Волков.– По старому? Не действующему? Так ведь нового нет и когда ещё будет!

– Не в законе дело. Тут другое. Прокурор уже назначен новой властью, некто Иорданский, но предписание на розыск не даёт.

– Отчего же, интересно?

– Я знаю, отчего, – загадочно сказал Чемодуров.

– Так-так? – удивился Волков.– Что же вы знаете такого, что неизвестно нам, простым смертным?

– Оттого, что расследовать нечего! Что тут искать? Кого? Ежели кого искать, то не здесь.

– Я всегда… – обратился Деревенко к Волкову. – Я всегда завидовал людям, у которых ни в чём нет сомнения. Вот и прокурор: ещё следствия не провёл, но заявляет, что никакого расстрела в ипатьевском доме не было.

– И все-таки, есть что-нибудь достоверное, Владимир Николаевич? – спросил Волков.

– Почти ничего. Два-три факта.

И он рассказал, что несколько дней назад в комендатуру явился некий поручик Шереметьевский. Спасаясь от красных, он прятался в глухой лесной деревушке, а когда пришли слухи, что белые и чехословаки идут на Екатеринбург и скоро будут, двинулся сюда.

Около деревни Коптяки, у заброшенной старательской шахты в урочище Четырёх Братьев поручик наткнулся на группу крестьян, измученных, взволнованных и растерянных. При виде офицера с погонами, мужики сначала поколебались, но заговорили с ним.

Познакомились. Убедившись, что Шереметьевский – не переодетый красный, рассказали ему о своих находках возле шахты.

…Местные называют шахту Ганина Яма, рядом с ней расположено мелкое затхлое озерцо. В нём ещё лет пятьдесят назад старатели промывали золотоносную породу.

С 17 по 20 июля большая лесная территория вокруг урочища Четырёх Братьев была плотно оцеплена красноармейцами. Перекрыли и дорогу от деревни Коптяки на Екатеринбург. Как раз местные крестьяне везли на городской рынок молоко, творог, кур, гусей, масло, яйца, свежие овощи.

У железнодорожного переезда номер 184 скопились десятка два телег, остановились, и верховые и пешие, и даже четыре грузовых автомобиля. Несколько часов люди терпеливо ждали. Но постепенно толпа увеличивалась, народ осмелел и стал требовать проезд. Особенно те, у кого начало скисать молоко. Но охрана не сдвинулась. Сначала объясняли народу, что в лесу бродит диверсионный отряд белочехов, который проник сюда взрывать мосты, железные дороги, водопровод и электростанции. Однако самые смелые не успокоились, потребовали сюда красных командиров. А когда те явились и повторили историю о диверсантах, мужики попытались прорвать заслон.