— Да, пережить волну искаженных — это легкая часть, — Кайл досадливо чертыхнулся, — и что потом?
— Потом по обстоятельствам, не выгорит, значит, сидим в Лабиринте до упора. Получится — действуем как можно быстрее, точнее, ты действуешь, я со стариком, скорее всего, еще не вернусь.
— Вот это новость! Они меня еле знают, Коротар лучше подойдет.
— Он мне нужен, нам понадобится помощь Волих, я для них никто и звать меня никак, а старик — совсем другое дело. Изначально, когда писала эти письма, думала, никаких активных действий не будет, пока оставшиеся монстры с улиц не убьются об стены крепей, но Ойк объяснил, что сейчас с потерями никто не считается, тем более Ючген. Он ждать не будет. Так что дерзай, герой-объединитель, если не мы, то кто? — Соль улыбнулась и похлопала охотника по плечу.
— Знал бы, чем это закончится…
Сольвейн наклонила голову набок, насмешливо ожидая продолжения, но охотник не нашел, что придумать для окончания фразы, и просто выдал пару крепких выражений.
— Пойду своих собирать.
— Иди, а я попробую достучаться до нашей красавицы, — Соль подошла к двери, — можно?
— Хуже не сделаешь?
— Обижаешь, я в душе тонкий психолог и кровно заинтересована, чтобы один охотник не отвлекался от нашего предприятия на разные печальные мысли.
— Иди, — Кайл демонстративно прислонился к стене и сложил руки на груди, показывая, что собирается дождаться результатов кустарной психотерапии.
Сольвейн хмыкнула и зашла в комнату. В помещении было душновато и как-то неуютно, будто горе постоялицы распространилось по комнате, застыв в воздухе тягучей пленкой. Аника лежала на кровати, закутавшись в одеяло с головой, ее глаза смотрели в пустоту через оставленную покрывалом щелку, а тело мерно раскачивалось.
“Это уже не депрессия, а натуральное отчаяние, — Соль подошла к кровати и уселась на край. — Давай, вторая личность, работай, ты меня постоянно отодвигала от разговоров с хозяйкой Цветов, ну так вперед, отдувайся, — Сколотов на разный лад пытался достучаться до альтернативного сознания: — Смотри, собака, будешь отлынивать, уйду в подсознание, я смогу”, — Олег начал самостоятельно воспроизводить те ощущения, когда его разум отходил на второй план, проваливаясь в глубь собственного “я”, как в мягкий матрас. Нахлынуло медитативное состояние, звук и цвета вокруг потускнели, сознание сопротивлялось, пытаясь вытолкнуть его наружу, но Сколотов слишком хорошо усвоил, как это работает, чтобы позволить себя передавить.
— Вот засранец, — Соль тряхнула головой, — я, по-твоему, кто такая? — ответа не последовало, только внутри сверкнула ехидная мысль: “Раз занимаешь жилплощадь, то работай”. — Ладно, мы еще об этом поговорим, — Сольвейн заглянула под одеяло, встретившись взглядом с Аникой. Некоторое время она играла в гляделки, ожидая реакции, и спустя минуту в глубине зрачков красавицы мелькнуло узнавание. — Спряталась птичка в клетке и не хочет выходить. Ну так мы поможем, — Соль скользнула под одеяло, обхватив девушку руками. — Ну, давай, раз уж не хочешь по-взрослому, будем с тобой как с маленькой, — проклятая перехватила безвольное тело и, подвернув одеяло, села на кровати, оперевшись на стену, Аника оказалась у нее на руках. Потихоньку покачиваясь из стороны в сторону, как будто пытаясь уложить спать ребенка, Соль зашептала: — Знаю, это очень больно, там внутри, все как будто обледенело, лед сжимает сердце, обжигает душу. Столько погибло, мы помним каждую, помним же? Как они улыбались, как беззаботно шутили и щебетали между собой обо всяких пустяках, как росли, как становились частью нашей жизни, каждая девушка — настоящая красавица, каждая вверила свою судьбу в наши руки, а мы не справились. Обещали их защитить и не смогли, мы старались изо всех сил, но их оказалось недостаточно, мы виноваты, правда ведь? Помнишь их? Их имена. Их лица. Мы старались создать безопасное место в этом безумном, жестоком городе, так старались… — раздался всхлип, по щекам Аники потекли ручьи слез. — Теперь мы понесем ответственность за наши ошибки, ляжем здесь и ничего не будем делать, просто застынем до тех пор, пока сердце не перестанет биться, мы должны быть наказаны. Оставим выживших девушек на произвол судьбы, — голос Сольвейн внезапно изменился, став грубее, приобретя угрожающие нотки, — пусть барахтаются как хотят, это уже не наше дело. Мы думаем, Кайл о них позаботится, только кто позаботится о Кайле, как он перенесет боль утраты, когда нас не станет? Нам все равно, кто они такие, в конце концов? У нас есть наше сладкое горе, мы упиваемся им, и пусть весь мир катится к черту, пусть думают о себе сами, пусть… — Монолог прервал звук пощечины, голова Соль мотнулась назад. Аника, глотая слезы, забарахталась в одеяле, пытаясь освободиться.
— Не смей, слышишь, не смей!
— А что, я не права? — Сольвейн потерла пострадавшую щеку.
— Все не так, я, я… они… — Аника освободила вторую руку. — Не позволю!
— Ах не позволишь, ты же вроде собралась тут помирать? Какое теперь тебе дело? Лежи да жалей себя, как и собиралась.
— Нет, я не хочу! Они не пропадут, я этого не допущу, во чтобы то ни стало, Амладея не заберет их!
— О, вот до чего мы дошли! Ну так теперь ты готова принять настоящее наказание?
— Что? — Аника от удивления даже перестала вырываться.
— Что, что. Заставила кучу народа о себе беспокоиться, девушки, глядя на тебя, все глаза проплакали, а им и так пришлось нелегко. Повела себя как капризная школьница, ну так и наказание будет соответствующим, — Сольвейн опустила ноги на пол и, не напрягаясь, перекинула Анику через колено, обнажив пухлую попку хозяйки Цветов. — Это тебе за твое: лягу и помру, — раздался звонкий шлепок, сопровождаемый возмущенным возгласом, — это за беспокойство Цветов, — следующий шлеп, в два раза сильнее предыдущего, породил у красавицы закономерное желание избежать экзекуции, но Соль крепко держала свою добычу, — это за Кайла, который сражался с сотнями тварей, зная, что его внизу ждет не любимая молящаяся Яростному за его жизнь, а безжизненное бревно на кровати, — третий хлопок окрасил последнюю не пострадавшую часть попки в красный цвет. — А это для закрепления, — легкие, но болезненные удары посыпались на пострадавшую часть организма бурным потоком.
Кайл терпеливо переносил ожидание, стараясь не замечать женские вскрики, раздающиеся с той стороны. Его терпение находилось на самой грани, когда дверь открылась и из комнаты вышла запыхавшаяся Соль.
— Готово, принимай работу, только садиться после терапии больной противопоказано, ну… — проклятая неопределенно махнула рукой. — Пару дней точно.
Дождавшись, пока взволнованный охотник протиснется в проем, Соль обратилась в пустоту:
— Доволен? А, тьфу ты, так не пойдет… Довольна? Считай, это была благотворительная акция, учти, я тут вовсе не для этого.
— А для чего, конечно же, не скажешь? — ответила она сама себе едва заметно изменившимся тоном. И как не странно, получила ответ, тем же способом, что недавно использовала сама — из глубин сознания выпрыгнула мысль: “А сама еще не догадалась?”
“Ясное дело, бережешь мою головушку от перегорания, но это ничего не объясняет. Кто ты такая?” — на эти мысли отклика уже не последовало. Выждав еще минутку, надеясь на реакцию подсознания, Сколотов от души матюкнулся и, подбросив возникший в руке кубик-рубик, зашагал по коридору. Коротар наверняка его уже заждался.
Для операции под кодовым названием “Авось пробьемся” набралось тридцать человек. Восемь мусорщиков, десяток Щитов и остальные из клановых ветеранов, которых Коротар попросил поучаствовать в этом мероприятии лично. Оборона крепи осталась в ведении Стифа, тот даже возмущаться не стал, когда ему объявили, что группа ветеранов с ними во главе уходит “не скажем, куда и не скажем, зачем”. Не то чтобы они не доверяли бывшему Железячнику, скорее, сказался недостаток времени. Старик и так недовольно посматривал в сторону Сольвейн из-за задержки, кажись, она успела в самый последний момент, прежде чем раздражение Коротара не переросло во что-то более осязаемое, а то воспитательная порка могла произойти в Лабиринте второй раз за день.
