Да уж, духа охотника Олегу не досталось от диких предков, так сказать. Надо только отдышаться, прополоскать рот и забрать лут, затем повторить процедуру еще раза два-три, желательно без пункта с блеванием в кустах. От этой мысли и красочной ее иллюстрации в нескольких шагах горе-охотника снова начало мутить. Пришлось потратить около получаса на приведение себя в стабильное психическое состояние. А вот физически все становилось только печальнее, Олег начал выбиваться из сил, вся выносливость куда-то испарилась, уступив давлению прогрессирующей болезни. Голова чувствительно болела, температура и не думала снижаться, ко всему прибавились резь в горле при глотании и зачатки насморка.

“Прорвемся, куда я денусь, не загибаться же от кашля, пережив эпическое сражение”, — надо искать дальше, для крафта одежды материалов с одного оленя не хватит.

Через силу завершил охоту, настреляв еще четыре зверушки: одного оленя, парочку зайцев и одно лохматое нечто, будем считать его обросшим барсуком. Олег плелся к своему временному лагерю, устроенному на противоположной от побоища стороне ручья, метрах в сорока, и тут он ощутил знакомую вонь. Пройдясь немного вперед, вышел ко вполне различимому следу из поломанных кустов, содранной коры и луж застывшей гнили: “Да это тот самый путь, по которому удирала мерзкая ящерица, — Олег разглядывал отпечаток трехпалой лапы, и в голове его возникла безумная идея: — Раз очевидное решение проблемы недоступно, воспользуемся неочевидным”.

Врубив некромантское зрение, Сколотов свернул в сторону, к крупному светящемуся пятну некроэнергии.

“Призыв на пределе сил позволять себе сейчас нельзя, свалюсь от магического истощения, потом не встану, значит, выбираем свечение на треть потусклее прошлого. Ощущения от поднятия нежити были препоганейшие, даже без пыток собственной магией, остальные неприятные последствия никуда не делись, и под конец в голове ярко вспыхнуло очередное недовольство мира, пройдясь по нервам раскаленным прутом. На этот раз нам досталось парнокопытное, сантиметров на десять пониже трофейных оленей, зато имевшее на черепе пару длинных витых рогов. Обзовем этот вид газелью, и вперед — к окончанию сегодняшней охоты.

Ну, гнилая ящерица, держись, я иду мстить за своего Потапыча и еще кое за чем”.

Блуждание по следу вышло долгим, очумевшая от боли тварь пронеслась пару километров, или расстояние чувствовалось по-другому для больной, едва передвигающей ноги магички. Наконец забравшись в самый бурелом, Олег обнаружил небольшую проплешину, окруженную высохшими и больными деревьями; зараженная желтоватым налетом кора зияла болезненными дырами и уродливыми наростами. Соседство с этим выкидышем природы не прошло для лесных гигантов даром. Сам монстр нашелся около глубокой норы под корнями развесистого дуба; бедное растение было окончательно изувечено, покрытые остатками коры ветки застыли ломаными линиями вдоль ствола, многие из них были обломаны, некоторые, близкие к основанию, покрывал толстый слой застывшей гнили, создавалось впечатление, что дерево боролось за свою жизнь до самого конца, но в этом противостоянии у него не было шансов.

Ящер валялся около входа в нору; сопровождаемая хриплым сипением огромная масса плоти тяжело поднималась и опускалась в такт дыханию монстра. Большинство повреждений залепила замерзшая слизь, но рваная рана на шее до сих пор сочилась бледно-коричневой жидкостью, может, ублюдок и сам бы издох от ранений, а может, через пару часов вскочил живой-здоровый и поперся осквернять своим существованием лес дальше. Выяснять, какой из вариантов верен, не будем, сейчас это недоразумение сдохнет, без всяких “если”.

Пару кастов для подготовки, и вот первый усиленный ледяной шип отправился в цель, недвижимая тварь представляла из себя отличную мишень, холодный снаряд вошел точно куда положено, в безобразную морду. Ледышка воткнулась, высвободив десяток бритвенно острых осколков, располосовавших серую чешую на морде до самой кости; правый глаз монстра с чавканьем лопнул от попадания, и шип погрузился вглубь глазницы на несколько сантиметров.

Ящер завопил, резво подскочив, начал метаться по кругу, пытаясь здоровым глазом углядеть своего врага. Пока скотина была дезориентирована, Сколотов вбивал в цель заклинание за заклинанием, с удовольствием превращая противника в истекающий гнилостной бурдой верещащий кусок мяса. Наконец обидчик был найден, пылающий ненавистью взгляд уперся в хилый силуэт среди деревьев, не тратя время, монстр решил поступить проверенным методом, разогнавшись до предела своих сил, огромная туша рванула в сторону волшебницы, собираясь втоптать ее в землю, но буквально в метре от цели на пике своей скорости огромная гора плоти влетела в прозрачный барьер. Раздался смачный шлепок и треск костей, слева послышался звучный стук копыт, два острых рога с налету вонзились в многострадальную шею гнилого.

Сколотов в два взмаха восстановил барьер.

“А теперь, сволочь, твое любимое угощение”, — по проталине прокатился узнаваемый электрический треск.

Сопротивлялся мутант недолго, успев, правда, в конвульсиях растереть моего некропомощника по земле тонким слоем костяной пыли, но своими дерганиями практически оторвал сам себе голову о витые рога нежити — уродливый подкопченный череп остался висеть на нескольких обрывках мышц и позвоночнике, когда организм ящера окончательно сдался. Вся туша повалилась на землю, орошая полумертвые растения своей ядовитой кровью.

На этот раз обошлось без душа нечистот, барьер сделал свое дело дважды, и оба раза на пять с плюсом, вот что значит удачный выбор.

По телу стоящей над поверженной тварью волшебницы прокатилась золотистая волна, приятное свечение прошлось от самых пяток до кончиков волос, по пути огибая аппетитные обнаженные формы; свет, приятно покалывая, окутал всю фигуру целиком, вызвав задорный женский смех, и так же стремительно опал вниз, растворившись в воздухе.

Вот он, второй уровень! И непередаваемые ощущения абсолютно здорового организма. Да, это та самая старенькая механика полного исцеления при лвлапе: разрабы пытались всеми силами выделить момент прогресса персонажа, визуально и практически сделать достижение уровня значимым, и огромное спасибо им за это. Сейчас Олег был готов рухнуть на колени перед тем, кто додумался ввести в игру эту механику, причем рухнуть как есть, в женском теле и нагишом, пускай, мол, порадуется, что жизнь спас.

Тривиальная проблема простуды по-настоящему, сколько ни храбрись, не имела простого решения, насколько стремительно в данных условиях прогрессировала болезнь, он прочувствовал на себе. Никакой возможности залезть в тепло, под одеялко на недельку, отпиваясь горячим чаем и вареньем, никаких врачей, никаких таблеток — только холод, бешеные физические нагрузки и бессонные ночи в окружении материализовавшихся ночных кошмаров.

Вернувшись к лагерю, Сколотов первым делом залез в фолиант. Никаких статов на втором лвле нам не положено, зато объявилась свободная единичка заклинаний, оставим ее про запас, и два очка прогресса. Прогресс — это что-то вроде дополнительных параметров персонажа, туда входят разные сопротивления, устойчивости, особенности и так далее. При первой прокачке начисляется пять процентов выбранной особенности, потом по два с половиной до десяти, по одному проценту до пятнадцати и по ноль пять до двадцати, дальше идут уже прокачки по ноль одному проценту, что дико невыгодно. Здесь долго размышлять не о чем, единичку в особенность твердая плоть, вторую в жажду жизни.

Твердая плоть делает непосредственно мышцы эластичнее и устойчивее к повреждениям, эта пассивка работает в куче разных ситуаций и полезна даже в своем пятипроцентном виде, особую рекомендацию для прокачки этой особенности вам даст человек, которому чуть не оттяпали руку и солидно погрызли ногу.

Жажда жизни — добавляет сопротивляемости против негативных эффектов в зависимости от общего состояния организма, точнее, чем ближе ты подобрался к могиле, тем активнее работает пассивка, она растягивает действие ядов, проклятий и всего такого, уменьшая непосредственный урон в единицу времени, давая больше шансов среагировать, уменьшает болезненные ощущения — в игре влияющие только на сбитие концентрации, подкидывает лишней выносливости, когда дела совсем плохи.