— Ты под Империусом?
— Нет.
Прошла секунда, а затем другая, но на волшебной диагностической схеме не вспыхнул ни один разрыв.
— Не может быть, — ошарашенно прошептала Гермиона через добрую минуту бесплодных наблюдений. — Ты и правда не под заклятием.
— А я тебе что говорил, — отозвался Малфой.
— Но я не понимаю… я тогда совершенно ничего не понимаю. Почему ты делал то, что делал?
— По многим причинам.
— Почему, чёрт побери, ты весь этот год вёл себя не как раньше? — она совершенно забыла о своём обещании задать всего один вопрос.
— Я стал другим человеком, — ответил он безмятежно, и Гермиона опешила. Этого ведь не могло быть, правда? С чего вдруг ему на самом деле меняться, да ещё настолько радикально?
— Ты… хочешь сказать, ты стал хорошим? Перешёл на сторону добра или вроде того?
— Я не знаю, можно ли назвать меня хорошим, что бы ты ни подразумевала под этим словом, — Малфой говорил медленно, словно и сам не был уверен, но закончил твёрдо: — И я всегда на своей стороне.
— А отказ от чистокровной идеологии?
— Дерьмо эта твоя идеология, как и любая другая. Почти всегда лишь инструмент в лицемерных и жадных до власти руках.
Она не верила своим ушам. Просто в голове не укладывалось! Но ведь он не мог врать, так?
— А попытки быть… милым и вежливым с гриффиндорцами, с Гарри?
— Мне не нужна испорченная репутация, когда Поттер наваляет Тёмному Лорду. Я не хочу быть изгоем, не хочу, чтобы мы с матушкой всю жизнь страдали от ошибок отца.
— «Когда»? Не «если»? — робко переспросила Гермиона, сердце которой билось часто-часто. Она верила в Гарри, надеялась на его победу, но у неё не было абсолютной убеждённости, что они справятся, и слышать такое от бывшего врага… это неожиданно весьма воодушевляло.
— Конечно, он ведь Избранный, а это то, что обычно делают Избранные: надирают зад плохим парням.
— Но зачем тебе нужна была кровь? — схватилась за последнюю соломинку Гермиона.
— Да я ляпнул по привычке, не подумав, что она мне больше без надобности.
Она вспомнила, как Гарри рассказал о бывшей девушке Малфоя. Вампирше.
— Прости, — вырвалось у неё. — За зелье, подозрения, ненависть…
— Да всё нормально, — с несвойственным ему прежде великодушием успокоил её он. — Я бы тоже просто так не поверил.
— Мне правда жаль. Ты любил её, да? Дру, кажется…
Гермиона не должна была задавать этот вопрос, но он вылетел изо рта прежде, чем она успела подумать, насколько некрасиво с её стороны пользоваться его уязвимым положением ради удовлетворения собственного любопытства. Особенно после того, как выяснилось, что он ничего плохого не задумывал.
— Больше всего на свете. Она вывела меня из тьмы к свету, и пусть это был адский огонь… всё равно. Она изменила меня, открыла мне целый новый мир, о котором я прежде не подозревал, сделала новой личностью; и значимости этого ничто не отменит. Я думал, мы будем вместе вечность, я в это верил, — даже сквозь пелену Сыворотки правды в голосе Малфоя промелькнуло сожаление. — А потом всё кончилось, и я был уничтожен. Пытался её вернуть: похитил Рыжую, хотел заставить сварить для меня любовное зелье, но потом передумал — из-за Истребительницы и Пуфа. Два идиота, но в чём-то они были правы.
— Ты похитил человека, чтобы вернуть свою подружку? — вознегодовала Гермиона.
Вот это уже больше походило на того Малфоя, которого они знали с первого курса.
— Кто бы говорил, Грейнджер, — равнодушно парировал он, — но да. Я похитил двоих: Рыжую и её дружка. Потом отпустил.
— И тебе не стыдно? — возмутилась она. Ладно, он был прав на её счёт — Гермиона иногда поступала не лучше, — но ведь ей-то приходилось это делать, между прочим, не ради себя. И потом она очень сожалела.
— Невероятно. Я был настолько жалок, что плакался своим врагам, а они меня утешали. Пуф и Истребительница меня утешали! Уму непостижимо. Отвратительно.
Всё-таки в некоторых вещах Малфой был неисправим.
— Истребительница?
— Истребительница вампиров.
И такое, выходит, бывает. Это вообще законно? Они ведь разумная раса.
— А кто такой Пуф? Охотник на карликовых пушистиков?
— Мудацкая вампирская рожа, с которой она крутила шашни, кстати, бывший Дру. Хотя он не стеснялся и при мне её потрахивать.
Уточнять, кого именно и в каком смысле «при мне», Гермиона не решилась. И без того боялась, что у неё глаза и волосы выпадут от подобных откровений. Надо же, какие насыщенные были у него летние каникулы, а она раньше даже не задумывалась, что помимо школы, Хогсмида и Косого переулка в магической Англии есть что-то ещё, притом настолько… аж слов не подобрать. Интересное? Бурлившее жизнью?
— Жалко, что он сумел вернуться из ада, — добавил Малфой.
— Из ада?!
— Ага. Самое место для сволочи вроде Пуфа. Его туда Истребительница отправила, когда он потерял душу и хотел мир уничтожить. Почти успешно, кстати.
Гермиона уже жалела, что напоила его Сывороткой правды. Если бы она могла всё переиграть… ох, ладно, она поступила бы точно так же.
— Хорошо, что у него не получилось.
— Истребительница же, — сказал Малфой так, будто это всё объясняло. — И я немного помог.
— Ты?
Представить его в роли спасителя мира оказалось сложно, если вообще возможно. В самом деле, кабы не зелье, Гермиона могла подумать, что он нагло хвастался, но сейчас Малфой был способен только констатировать факты.
— Так, самую малость. Чисто на подхвате, — он пожал плечами. — Не то чтоб я прямо рвался в герои, просто мне нравится жить. И я ненавижу Пуфа, хотя сейчас уже меньше.
— Охренеть.
— Не то слово. После этого она меня и бросила. Сказала, что я скучный.
— Ты? — искренне поразилась Гермиона. — Это вообще возможно? Довести кого-нибудь до нервного тика или припадка — а то и вообще могилы — верю. Но чтоб скучный…
Маска безразличия, сковывавшая лицо Малфоя из-за зелья, на миг треснула, приоткрыв что-то категорически не предназначенное для чужих глаз и трогательно-беззащитное.
— Мне очень-очень жаль, — поспешно добавила она.
— Всё в прошлом на самом деле, — он качнул головой. — Мне нет туда возврата.
— Ты разлюбил её? — спросила Гермиона робко, хоть это было и не её дело.
— Вопрос… сложный. Какая-то часть меня всегда будет тосковать по ней, но я смирился, нашёл другие цели в жизни. Поспособствовать Поттеру, чтоб он убил Тёмного Лорда. О, как же я ненавижу всю эту тему с Избранными и жалею, что самому не получится, но останки я точно попинаю, — Малфой сделал крохотную паузу. — Опять же, ты.
— Поспособствовать? — она натурально опешила. — Прям поспособствовать?
— Знаешь, в моём стиле: на подхвате.
— Но ты же ненавидел Гарри…
— Мы стали врагами ещё на первом курсе. Это пять лет стабильных и взаимных отношений, и они чего-нибудь да стоят. Кроме того, я жить хочу и наслаждаться процессом. А этот лысый шизоидный дегенерат мне с первого взгляда не понравился.
Гермиона невольно засмеялась, но тут вспомнила кое-что и посерьёзнела.
— Опять же я? Так… я тебе и правда нравлюсь? — вот это уже было совсем нечестно, даже подло, но остановиться она не могла. Да и не хотела, если начистоту: правда как наркотик. Только теперь ей стало понятно, почему запрет на зелье сделали настолько строгим.
И всё равно он потом ничего не вспомнит…
— Не то слово.
— Так сильно?
— Да. Нет, — Малфой поморщился. — Просто это неправильное слово.
— А какое правильное? — не унималась Гермиона.
— Любовь?
— Что?
Она ослышалась, точно ослышалась.
— Слово «любовь» вполне подойдёт, — похоронил её надежды на недоразумение Малфой.
— Да ты издеваешься?
— Нет.
— С чего вообще… — Гермиона вцепилась себе в волосы. — Как ты до такого додумался? Как?!
— Я понял это минут пятнадцать назад. Плюс-минус.
— Это когда очнулся привязанным и узнал, что я собираюсь провести опасный для твоей жизни эксперимент? — она недоверчиво на него уставилась.
